Песнь сирены - Кэт Адамс

Я снова повертела скарабея в руках. Безупречно. Может, Исаак вспомнил секрет фирмы из своей удалой юности?

Дотти нервно покусала губы, а потом проговорила:

— Селия, ты не поможешь мне кое в чем?

Неужели сама Дотти потеряла над собой контроль? Она побледнела и задрожала.

— Принести воды?

— Нет, спасибо. Но… позволь мне погадать тебе? Моей чаши здесь нет, но у тебя полный набор «Ваджети».

— Вы не боитесь? — обеспокоенно спросила я.

— Селия, дорогая. Я должна попробовать.

И ее уже трясло по-настоящему.

— Понимаю. Но как?

— Я давным-давно прочла инструкцию, — прошептала ясновидящая. — И… я чувствую зов. Со мной такое бывает нечасто, но это… крайне важно. Пожалуйста…

Я повернулась к сейфу и осуществила сложную процедуру открывания.

— Вы уверены? — на всякий случай спросила я.

Она кивнула.

— Да.

«Ладно, не развалюсь», — решила я. Однажды Вики призналась мне в чем-то подобном. Благодаря зову Вики велела Бруно изготовить для меня ножи, которые частенько спасали мою жизнь.

Я вытащила из сейфа шкатулку, но Дотти замотала головой.

— Возьми все фигурки и положи их в чашу по очереди. К скарабеям мне прикасаться нельзя. Я могу трогать только чашу.

Странно… но магия редко поддается объяснениям. В колдовстве порой словно нет логики и здравого смысла, но правила есть правила… а иначе чары не сработают.

Я достала из шкатулки золоченую пиалу с инкрустированными полосками лазурита и лунного камня. Поставив ее на стол, начала класть в нее жуков. Первым был скарабей Исаака. Каждая фигурка издавала при падении тихий стук. При этом нарастала магическая энергия: даже воздух нагрелся и загустел, а сама пиала ослепительно засияла.

— Дай мне чашу.

Я послушалась и осторожно передала тяжелую емкость Дотти. Старушка приняла ее у меня обеими руками.

— Нужно трижды бросить скарабеев, чтобы просмотреть три уровня твоего нынешнего состояния: физический, интеллектуальный и духовно-эмоциональный.

— О’кей.

Дотти печально улыбнулась.

Затем она потрясла чашу и высыпала глиняных жуков на стол. Они заблестели, а я застыла от удивления. Каждый излучал свой собственный свет! Вдобавок скарабеи разбились на две четкие группы.

Дотти ахнула. Зрелище действительно завораживало и пугало.

— Это твое прошлое. Я вижу опасность, страдания и смерть, которые сделали тебя сильнее.

Верно. Но я не хотела мешать сосредоточенности Дотти и промолчала. В ее голосе появилась напевность, означающая, что она впала в транс. Если ее сейчас прервать, то и гаданию конец.

— Комбинация фигурок справа — твое настоящее. Скарабей смерти — в центре, между правой и левой группами. Он имеет двойной смысл. Во-первых, он символизирует смерть твоей прежней сущности и твое возрождение с новыми дарами, Селия.

Совсем неплохо. Главное — избежать снайперской пули.

— Но тебе угрожает реальная опасность. Ты должна быть очень осторожной. Впереди — предательства, западни и люди, желающие твоей смерти.

Опять киллер и винтовка с оптическим прицелом?

— Все зависит от того, как ты примешь перемены в своем существовании.

Дотти посмотрела на меня. Ее лицо было безмятежным, глаза сверкали, но она явно находилась далеко отсюда. Наверное, после транса она вообще ничего не вспомнит.

— Наполни чашу.

Я собрала фигурки жуков и опять повторила ритуал. На сей раз яркие лучи пробились через полоски лазурита, как лазерные мечи героев «Звездных войн».

Дотти вновь рассыпала жуков. Они легли единой группой, но скарабей смерти занял центральное положение.

— Ты умна. Но и твой враг неглуп. Жизнь и смерть балансируют на грани клинка. Победит хитрость. Будь отважной и мудрой. Спаси себя и тех, кто находится под твоей защитой. Не позволяй эмоциям затуманивать голову, — произнесла Дотти и указала на чашу. — А теперь — будущее.

Я повиновалась и принялась опасливо укладывать фигурки в пиалу. Что-то я запаниковала. Мы словно выпустили наружу стихию — энергию землетрясений, приливов и солнца. У меня пересохло во рту. Я взяла жука Исаака. Глиняная спинка прикоснулась к клейму проклятия — и меня охватила жгучая боль. Зашипев, я швырнула скарабея в пиалу. Он упал, озарившись вспышкой. Одновременно раздался чудовищный грохот, и я на целую минуту ослепла и оглохла. У меня из глаз брызнули слезы. Я нащупала упаковку с бумажными салфетками, промокнула лицо и вручила Дотти пиалу.

Она занялась скарабеями. Несколько жучков, как нарочно, перекатились через мою руку. Меня укололи их крошечные острые коготки, и я вздрогнула.

Дотти начала вещать:

— Вижу обман, предательство и горе. Повсюду — ложь и страдания. Но есть и надежда. Не теряй веру в себя. Не расставайся с теми, кто достоин тебя. Берегись улыбок, за которыми кроются клыки гадюки.

Дотти резко умолкла. Я вскочила и кинулась к ней. Пульс у нее оказался нормальным, дыхание — ровным, но кожа посерела. Я ощутила чье-то присутствие и обернулась. На пороге стояли Рон и Бабба. Вид у обоих был ошарашенный. Думаю, они заметили вспышки и решили проверить, что у меня творится. Проследив за взглядом моих соседей по офису, я оцепенела: скарабеи ловко ползли к деревянной шкатулке.

Именно Бабба повез Дотти в больницу. Я с ними поехать не могла. Приемный покой — не самое хорошее место для «недоделков», жаждущих крови. Голода я пока не испытывала, но мало ли что… Дотти очнулась сама: она клялась, что немного устала, но в итоге мы уговорили ее пройти стандартный медосмотр. А Бабба обещал передать мне вердикт врачей.

Гадание Дотти меня потрясло. Хотелось спрятать «Ваджети» в сейф навсегда и выкинуть все из головы.

Но El Jefe пригласил к себе эксперта из Калифорнийского университета для консультации. Поэтому я обильно намазалась кремом от загара, надела новый пиджак и шляпу из черной соломки, вооружилась до зубов и покинула свой кабинет. Может, услышу хорошие новости…

Глава 8

— Похоже, отметина у вас с раннего детства. По идее, вы не должны были дожить до половой зрелости.

Доктор Слоун был невысоким мужчиной со смуглой кожей, усеянной веснушками. Уцелевшие седые волосы серебряным венчиком обрамляли лысину, покрытую старческими пятнышками. Кустистые брови нависали над оправой очков с толстенными круглыми стеклами. По этой причине водянистые глаза ученого казались слишком большими. Слоун держал мою руку ладонью вверх и пристально разглядывал клеймо с помощью ювелирной лупы.

Мы втроем разместились в комнатушке Уоррена. Несмотря на его статус и положение в университете, кабинет El Jefe был очень тесным. Мы притулились в углу, возле круглого стола, на котором возвышалась компьютерная консоль. Четыре стула Уоррену принесли из библиотеки. Я заметила, что El Jefe обзавелся двумя стеллажами, набитыми книгами и всякими находками вроде мумифицированной головы и куклы вуду. Слава богу, фигурка не напоминала никого из моих знакомых! На противоположной стене висели постеры к фильмам «Птицы», «В поисках утраченного ковчега» и «Проклятие оборотня».[8] Поверх уродливого ковролина баклажанного цвета лежал пушистый персидский ковер. На него падал свет, проникавший через витраж, подвешенный на цепях перед обычным окном. В общем, весьма эклектичное украшение интерьера, как раз в духе Уоррена.

Я обожаю El Jefe. В нем соединилось редкое сочетание здравомыслия и потрясающего чувства юмора. Добавьте к комплекту достоинств незаурядную внешность. И все это перешло по наследству Кевину и Эмме.

— Что за бессмыслица, — пробормотал Слоун, вернув меня к реальности.

— Но метку поставило полубожественное существо, — добавил он. — Хотя божества вообще не занимаются подобными проклятиями, а уж тем более — когда дело касается ребенка. Здесь явно чувствуется черная магия, но все же полагаю, что это — остаточное явление обманной иллюзии. Демон мог наложить его, если бы решил, что отсрочка гибели принесет вам сильный вред или если бы захотел позабавиться.

Слоун притронулся к пятну на моей ладони, и я ощутила прилив энергии.

— Происхождение определенно божественное, — произнес Слоун и прищурился. — Вряд ли вы позволите мне…

— Исследовать его самым тщательным образом? — догадалась я.

Я не ошибалась. Передо мной сидел ученый, перед которым открывалась невиданная перспектива. Возможно, он испытывал сострадание ко мне, но только абстрактно. Сейчас он предвкушал свое будущее открытие и всемирную славу. «Публикуйся или ретируйся», как гласит поговорка. Так или иначе, но вопросы морали для многих профессоров практически не существуют. Понятно, что в подобном отношении нет ничего личного, но мне от этого было не легче.

— Давайте попозже, — выпалила я.

Доктор Слоун устремил на меня пристальный взгляд, наполненный алчностью и долей сочувствия.