Золотой торквес - Джулиан Мэй

– В более сложных случаях применяется индивидуальное лечение, – пояснила Зелотриса. – А этих наш брат может исцелять скопом. Пленка сделана из психоактивного вещества – мы ее называем Кожей. Сочетая психокинез и коррекцию, практикующий врач задействует целительную энергию, содержащуюся в теле и мозге самого пациента. Ранения, болезни, опухоли, старческие недомогания – все поддается лечению, если ум пациента достаточно силен, чтобы вступить в общение с целителем.

– Исключения?

– Мы не восстанавливаем мозговую деятельность после травм. И не лечим тех, кто лишился головы в сражениях или во время культовых отправлений – это противоречит врачебной этике. Если пациента доставляют к нам после отмирания клеток мозга, то мы уже ничем не можем помочь. Полностью изношенные старческие мозги также не поддаются исцелению. Надо признать, мы не настолько далеко продвинулись, как медицина Галактического Содружества, способная полностью регенерировать кору головного мозга, если остался хотя бы один грамм ткани, или омолаживать самых дряхлых стариков при наличии у них сильной воли.

– Но все равно это невероятно! – выдохнула Сьюки. – Неужели и я научусь когда-нибудь творить такие чудеса?

Ясновидящая за руку вывела ее из комнаты.

– Все возможно, дитя мое. Но у нас есть и другие задачи. Пойдем – увидишь.

Сквозь однонаправленные окна они смотрели, как люди с психическими расстройствами подвергались глубинной коррекции. Большинство пациентов были молоды, и Ясновидящая объяснила, что это в основном гибриды людей и тану, плохо адаптирующиеся к торквесам.

– Мы лечим и людей в золотых и серебряных торквесах. Хотя отдельные человеческие умы совершенно несовместимы с долговременными эффектами уморасширителей. Полностью излечить таких пациентов практически невозможно. Лорд Гомнол снабдил нас приборами, показывающими возможность исцеления. Сама понимаешь, мы не можем тратить время наших талантливых целителей на безнадежные случаи.

– Полагаю, вы и на серых торквесов не тратите времени, – проронила Сьюки, поставив, по совету Элизабет, надежный заслон.

– Нет, дорогая. Как правило, нет. Как ни ценим мы наших серых, жизнь их слишком эфемерна, она – лишь мимолетная вспышка на фоне вечности. А наша терапия – сложный и длительный процесс. Она не для них… Ну пойдем, посмотришь, как растут наши дети.

Они поднялись на верхние этажи огромного здания и вошли в залитые солнцем, наполненные игровым оборудованием комнаты. Прекрасно одетые самки рамапитеков играли в веселые игры под бдительным оком людей и тану. В соседних комнатах они ели, спали или проходили врачебные процедуры. Все обезьянки были беременны.

– Ты, наверное, слышала, – небрежно бросила Ясновидящая, – что нам, тану, очень трудно производить потомство в этом мире. С начала нашего изгнания мы используем рамапитеков для вынашивания зиготы. Оплодотворенная в пробирке яйцеклетка имплантируется этим животным, и они ее выращивают в своем чреве. Но, разумеется, рамы чересчур малы, чтобы доносить плод. Поэтому в критический момент им делают кесарево сечение. Правда, восемьдесят процентов детей не выживают, но мы считаем, что драгоценные двадцать стоят таких жертв. Прежде подобные эрзац-матери были единственной надеждой на выживание нашей расы. К счастью, теперь ситуация несколько изменилась.

Зелотриса и Сьюки покинули отделение для беременных и на цыпочках перешли в полутемный отсек, где в стеклянных инкубаторах находились недоношенные младенцы. Сьюки с изумлением отметила, что дети фирвулагов получают необходимый уход наравне с детьми тану.

– Фирвулаги – наши братья по расе, – заявила Зелотриса. – Древний обычай предписывает нам вынянчить детей до срока и в целости передать их собственному народу.

«Чтобы потом охотиться на них и убивать?»

«Когда-нибудь ты поймешь, сестричка по разуму. Таковы наши законы. Если хочешь выжить, они должны стать и твоими.»

– А теперь, – проговорила Ясновидящая вслух, – мы нанесем визит леди Таше Байбар.

Сьюки вскрикнула за своим умственным заслоном.

– Видишь ли, по всем показателям, пройдет еще несколько недель, прежде чем твой менструальный цикл окончательно нормализуется. А мы устраним эти помехи гораздо быстрее, чтобы не задерживать твою инициацию.

Сьюки с трудом обуздала внутреннюю дрожь.

– Я не желаю… подвергаться таким унизительным процедурам…

«Тихо, успокойся, малышка. Это твоя судьба. Смирись, и ты не пожалеешь. Операция быстро закончится, а леди Байбар – опытный целитель. Ты даже не почувствуешь боли.»

Ясновидящая на миг застыла, приложив пальцы к золотому торквесу. Затем кивнула, улыбнулась и повела Сьюки по винтовой лестнице в одну из высоких башен. Круглая комната, в которую они вошли, была огромной, метров тридцать в диаметре, из окон открывался фантастический вид на долины и солончаки, подернутые сверкающей дымкой.

Посреди черного отполированного пола стоял длинный стол, окруженный небольшими тележками; на них были разложены какие-то драгоценности. С потолка свешивалась незажженная лампа под большим стеклянным плафоном.

– Сперва леди Байбар станцует для тебя, Гвен Минивель. Это великая честь. Жди ее здесь и веди себя достойно, как подобает носительнице серебряного торквеса.

С этими словами Ясновидящая оставила ее одну.

Сьюки на негнущихся ногах приблизилась к столу. Так и есть: предметы с алмазными наконечниками – не что иное, как гинекологические инструменты.

Слезы туманили глаза. Она отшатнулась и про себя воскликнула: «Стейн, только для тебя!»

Но, может, она еще успеет сбежать?..

Ее настиг импульс Ясновидящей, вынудил остановиться, обернуться, и Сьюки в полном смятении увидела, как в комнату вошла Таша Байбар и принялась танцевать.

Ее бледное, нежное тело гурии источало несколько подчеркнутую, искусственную сладострастность. Волосы метались на голове, как иссиня-черное пламя, когда Таша кружилась, прыгала и изгибалась перед своей потрясенной пациенткой.

Всю одежду целительницы составляли золотой торквес и лента с маленькими колокольчиками, изящно обвитая вокруг нее. Колокольчики звенели в разной тональности, и в такт с тем, как сокращались мышцы танцовщицы, полупустую комнату наполняла волшебная мелодия, рожденная движением. Мелодия странным образом согласовывалась с пульсом Сьюки, которая стояла, окаменевшая, беспомощная, и глядела, как танцовщица приближается к ней плавными прыжками; руки ее извивались, словно ткали какую-то жуткую песенную нить, пятки шлепали по полу с неотвратимой настойчивостью, заставляя сердце Сьюки биться все быстрее.