Возвращение в сказку - Василий Андреевич Пулькин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сел Минька на лося, уцепился руками за рога и скоро был уже на Лисьей горе. Рассказал родителям, как добирался сюда.
«Чего ж удивляться?! — сказал отец. — Звери наши братья. Они, как люди, на добро добром отвечают».
Мария, конечно, сразу же и ответила:
— Ладно, мама, не беспокойся. Принесу я завтра вам на Лисью гору еду…
В другой раз, когда брат Леша принес домой с деревни чужую вещь, мама усадила нас всех возле себя и рассказала быль о том, как однажды Ерема отучил соседа воровать.
— Жили-были, — рассказывала она, — в соседней деревне трудолюбивый мастеровой мужик и ленивый. Мастеровой мужик ломил с утра до ночи круглый год, а богатства накопить не мог. Ленивый же целыми днями лежал на печи, а ел калачи, как сыр в масле катался. В деревне все догадывались, что ленивый живет воровством, потому что то у одного, то у другого что-то да терялось. Жаловались и в соседних деревнях, что вещи теряются, но не пойманный — не вор. И вот мастеровой мужик раз надумал изготовить ловушку, чтобы поймать вора. Построил он ее в своем доме тайно от людей и направился с женой в гости, к теще в соседнюю деревню. «Куда, сосед, направился?» — спрашивает. «Пошел на суточки-другие в Харагиничи погостить у тещи». Ленивый обрадовался. Он знал, что незадолго перед этим мастеровой мужик вернулся с заработков, откуда привез воз пшеничной муки, и отвечает: «Ну, ну, валяй. Счастливого пути».
Ночью ленивый забрался в дом мастерового мужика, взвалил на себя мешок муки, а когда стал выходить из дома, тут и попал в ловушку.
Возвращается хозяин домой и видит ленивого в ловушке.
«Выпусти, — взмолился вор, — век тебе служить буду». — «Выпущу, ежели перед односельчанами признаешься, что все эти годы их обворовывал».
Делать нечего — пришлось тому признаваться.
— Сраму-то сколько было?.. — протянула Мария.
— Не без этого… Вот и Лешке захотелось, чтобы его стыдили.
— Мама, я больше воровать не буду никогда в жизни, — сказал Алексей. — А краденое отнесу обратно и попрошу прощенья.
— Дай бы ты, бог! — протянула мама.
Больше никто из нас в жизни ничего чужого не брал без спроса.
Однажды, когда речь у нас зашла об отце, который в то время находился в больнице, мама рассказала нам такую историю:
— Корбинский купец Ананьев раз встретил возле нашей деревни двух мальчиков. Ему захотелось над ними попотешиться.
«Спляшите, дам по двугривенному».
Один из мальчиков умел плясать и не стал долго думать — сплясал и тут же получил обещанную монетку.
«А чего же ты стоишь истуканом? Или деньги тебе не нужны?» — спрашивает купец у второго мальца.
Тот плясать не умел, но был сообразительным: «Я могу показать только одно коленце». — «Ну кажи».
Мальчик быстренько прибавил дырку на своей штанине и ткнул пальцем в голое колено. «Вот, смотрите…»
Находчивость мальчика понравилась купцу. «Ну, молодчина! Ну, молодчина! — хлопая по плечу, улыбаясь, хвалил он мальчика. — На вот тебе целый рубль».
— Кто же был тот сообразительный мальчик? — спросили мы у мамы.
Она улыбнулась:
— Так, поди, и сами догадались?
— Не отец ли наш?
— Кто же, как не он…
Мама всегда говорила об отце с уважением. От отца, между прочим, мы тоже о матери не слышали никогда плохого слова. Верно, они очень уважали друг друга и потому даже намеком боялись испортить это чувство.
«Как-то она теперь? Постарела, верно? Ведь под старость каждый год значит очень много».
Вспомнил я и про своих братишек и сестренок. Вспомнились все обиды, которые пришлось им нанести. Особенно терзался я своим поступком в отношении к брату Ивану. Ловили мы с ним рыбу на Эное. Мне тогда было, может быть, лет восемь, брату — шесть. И вот на удочку Ивана клюнул лещ. Широченный, желтый. Вытащив рыбину на берег, он отцепил его с крючка, но удержать в руках не сумел, и рыбина с высокого крутого берега плюхнулась обратно в воду. В тот жаркий солнечный день рыба клевала очень плохо. Время уже клонилось к вечеру, а в наших торбах пока лежало только по нескольку маленьких окушков да плотиц. А без рыбы домой возвращаться просто не имели права. Потому что в тот год хлеба у нас было мало и мы питались одной рыбой. И вот я со злости, что брат упустил такую добычу, двинул его удилищем, да так сильно, что оно даже сломалось.
— Не буду я больше с тобой рыбалить! — закричал брат и, бросив удочку, побежал к дому.
Я все же уговорил его остаться со мной. Но после этого случая между нами уже той близости, что раньше, никогда не было.
Может быть, этот неприятный и неприглядный поступок мой повлиял на дальнейшее мое поведение, все время заставляя сдерживать себя.
Рыбы-то под вечер нам наловить удалось, поймали даже форели, но есть не пришлось.
А случилось это вот как.
Следующее утро было солнечным. Через раскрытое настежь окно в дом струился ласковый прохладный ветерок. Вся наша многочисленная семья сидела за завтраком. За столом у каждого свое место, закрепленное в первый наш самостоятельный присест за него. В красном углу сидит отец. По правую и левую руку от него, плотно прижавшись друг к другу, мы, три брата и две сестры. Место матери с краю стола перед самоваром, непременным атрибутом застолья, но пока ее место свободно — она хлопочет возле печи. Присмиревшие, мы ждем, когда мать вытащит рыбник.
За столом тихо. Ждать всегда тяжело, и мама это понимает.
— Кабы от меня это зависело, — разводит она руками, уже в который раз сняв заслонку и поглядев в печь. — Чего сегодня пирог не румянится?.. — Она тяжело вздыхает, садится на лавку и, сложив на коленях руки, направляет взгляд куда-то вдаль.
Но вот в очередной раз мама открывает заслонку в печи и улыбается.
— Наконец-то! — с радостью произносит она, деревянной лопаткой вытаскивая румяный рыбник.
От него идет сытный
