Три часа между самолетами - Френсис Фицджеральд

- Это не я, - сказал он.

- Нет, ты. Мы ездили в Фронтенак, вспомни, в то самое лето, когда мы... ну, когда мы лазили в пещеру.

- Какую пещеру? Я был в Фронтенаке всего три дня. - Он склонился к слегка пожелтевшей фотографии. - Нет, это не я. Это Дональд Бауэрс. Мы были немного похожи.

Теперь она глядела на него во все глаза, откинувшись назад, как-то сразу отдалившись.

- Но ты и есть Дональд Бауэрс! - воскликнула она. Ее голос звучал громче. - Хотя нет. Ты Дональд Плант.

- Я так и сказал, когда звонил.

Она вскочила, ее лицо исказилось.

- Плант! Бауэрс! Что я, с ума сошла? Или это виски? Я немного выпила перед тем, как ты приехал. Стойка! Что я тебе наговорила?

Он переворачивал страницу альбома, стараясь сохранить невозмутимость индейца.

- Ничего особенного, - сказал он. Перед его глазами снова и снова мелькали картины, в которых не было его: Фронтенак - пещера - Дональд Бауэрс. - Все-таки это ты меня бросила!

Нэнси говорила с другого конца комнаты.

- Никому об этом не рассказывай, - сказала она. - Пойдут слухи.

- А рассказывать-то и не о чем, - неуверенно ответил он. И подумал: "А ведь она и правда была испорченная девчонка".

Его вдруг охватила жгучая бешеная ревность к маленькому Дональду Бауэрсу - его, который навсегда покончил с ревностью. В пять шагов он оказался рядом с ней, и словно не было ни этих двадцати лет, ни Уолтера Гиффорда.

- Поцелуй меня еще, Нэнси, - сказал он и встал на одно колено возле ее кресла, положив ей руку на плечо. Но Нэнси отпрянула.

- Вы опоздаете на самолет.

- Ерунда. Я могу полететь на другом. Какая разница!

- Пожалуйста, уходите, - холодно сказала она. - И постарайтесь понять, каково мне сейчас.

- Неужели вы совсем меня не помните, - вскричал он, - неужели забыли Дональда Планта!

- Помню. Вас я тоже помню... Но все это было так давно. - У нее снова стал чужой голос. - Такси вызовите по номеру Крествуд, восемьдесят четыре восемьдесят четыре.

На пути в аэропорт Дональд все время покачивал головой. Он уже пришел в себя, но не мог до конца понять, что произошло. Только когда самолет, взревев, устремился в черное небо и они, оторвавшись от земли, сами стали маленькой планетой, отрезанной от остального мира, он подумал, что этот случай чем-то напоминает их полет Пять ослепительных минут он жил, как безумный, сразу в двух мирах. Неразделимо и безнадежно смешались в нем двенадцатилетний мальчик и тридцатидвухлетний мужчина.

А еще он многое потерял за эти часы между рейсами, но вторую половину жизни человек постоянно что-то теряет, а потому, вероятно, это было не так уж важно.

1941