Ваша честь (СИ) - Брэйн Даниэль

И, кажется, последний выкрик множества голосов потонул в моем истерическом смехе.

Нет, если это инсульт... или что-то похожее... что же, видения, по крайней мере, забавные. Говорят, перед смертью у человека перед глазами проносится вся его жизнь, в таком случае не соврали, хотя перепутали: я никогда не вела гражданский процесс, но воспоминания из университетского курса привели меня почти что в восторг. Высечь камень — да, так и было, и камни секли, и телеги, так что это — реконструкция? Снимают кино? В кои-то веки расщедрились на профессиональных историков в качестве консультантов? Похвально.

И я была абсолютно не рада, когда меня выдернули куда -то и поволокли, — возможно, бригада скорой помощи? Я все еще ничего не видела, кроме света, теперь уже мягкого, в котором проступали неясные очертания, сложившиеся в фигуры людей. Я слышала крики как сквозь вату в ушах, но отчего -то мне не хотелось, чтобы кто-то прерывал это. этот сон? Эти галлюцинации? Что это вообще такое?

— Не надо, пустите, пожалуйста, я не хочу, — слабо отбивалась я, а внутри меня, так глубоко, что я даже не различала — чувствовала, скорее — рассудок вопил: доктора разберутся, они знают, что пациент может быть не в себе, тебе окажут помощь, обязательно, только терпи. И теперь во всем теле была боль — и нога, она странно простреливала при каждом моем движении.

А потом свет стал феерически ярок оттого, что мне залепили пощечину. И пропал, словно его и не было.

Я зажмурилась инстинктивно, а затем открыла глаза.

— Что ты творишь, Йоланда?

Я тяжело хохотнула, широко провела рукой по внезапно вспотевшему лицу и получила пощечину снова.

— Тебе не поможет! — И я рассмотрела, как женщина лет сорока. — нет? Старше? Моложе? — протянула ко мне руку и больно схватила за волосы, а у меня не было сил ей сопротивляться. Доктор, которая не хочет, чтобы я умерла? Но зачем хватать за волосы?

— Ты не избежишь, потому что нам это необходимо! Поняла? Ты меня поняла?

— Я федеральный судья, — зачем-то сказала я. Ну да, неприкосновенность. Отчего -то происходящее меня до крайности возмутило: реанимируйте, ладно, но зачем же пощечины раздавать? И не пропадала странная эйфория. и запахи я начала различать, и несмотря на то, что лет мне было немало и стесняться многого я должна бы уже перестать, я понимала, что при таком приступе случиться может все что угодно.

Неловко.

И боль в ноге. Единственное, что от всего кошмара осталось. Видимо, я ногу сломала, и придется прыгать на костылях. Если повезет, я выбыла из строя на месяц, и это если действительно повезло и я не окажусь на вытяжке. Зато, сказала я самой себе, я точно знаю, что нога у меня еще есть. И мне ее не оторвало, как несчастному нашему царю -освободителю.

Это абсолютно неуместное сравнение почему -то меня рассмешило, и я почти засмеялась, когда...

— Йоланда, — прошипела женщина, наклонившись ко мне близко -близко, и мне в нос ударил омерзительный до тошноты запах гнилых зубов. О, я очень хорошо знала его — и меня всегда, всегда от него мутило! — Бестолковая, никчемная уродка! Твоя сестра стала бы королевой, но раз ее больше нет, корону наденешь ты!

Глава вторая

— Хоть какая-то от тебя будет польза! Так что возьми себя в руки и хоть раз в жизни веди себя как положено!

И женщина отшвырнула меня от себя, выпрямилась, и я в полусне-полуяви разглядела на ней длинное платье из тяжелой и темной ткани, и единственными светлыми пятнами были старомодный отложной воротник и такие же манжеты, широкие, едва ли не на треть предплечья, с остро вырезанными краями. Как и воротник. Мода. Не то чтобы я за ней не следила, но, пожалуй, все же не успевала. Когда в моду вошло подобное ретро?

Дверь хлопнула, женщина ушла, и я услышала, как провернулся ключ в замочной скважине.

С улицы все еще доносились голоса. Я закрыла глаза, пошевелила ногой. Боль ослабла, это немного утешило. Значит, нога точно на месте. Я пошевелила другой — и совсем успокоилась, ощутив ее. привычно.

А эта женщина определенно была не врач.

Я пошевелила руками — они тоже были на месте. Зрение вернулось, я поняла, что могу нормально воспринимать реальность — реальность ли? — и думать, и.

Что все это вообще значит? Что все это такое?

Больно, значит, все это не сон? Я часто слышала, что во сне боль не чувствуется, но свои сны я никогда не запоминала, так что сама проверить истинность этого утверждения не могла. Какие у меня имеются факты? Сердце бьется, дыхание есть, я вижу, слышу, могу говорить, и даже меня понимают. Работают все мои привычные пять чувств. Разгибаются пальцы.

Но все остальное было более чем непонятно.

Для начала меня называли — Йоландой. И это было далеко не самым загадочным в происходящем.

Я открыла глаза — глупо бегать от очевидного. Факты и только факты. На их основе и будем делать выводы. Что же произошло? Меня не спасли, и я умерла? В тот момент, когда я тронула машину с места. Свет, грохот, полет — да полно, разве это инсульт или инфаркт? Выходит, те угрозы были совсем не пустыми? Сколько лет миновало с тех пор, когда личные машины взрывали? Будто лихие девяностые вдруг вернулись. Или это случайность? Или намерение? И главное — где теперь я, что со мной? Мой рассудок, мой разум, но странное... не мое тело? Как это возможно?

Я сумела поднять руки и теперь их рассматривала. Не мои. Они определенно, абсолютно точно были чужими. Еще молодые. пухлые. Не слишком, нет, но я настолько привыкла видеть на тыльной стороне кисти выпирающие возрастные, острые суставы, что нынешняя гладкая, мягкая даже на вид кожа и аккуратные пальчики вызывали у меня недоумение. Молодые руки, не крюки шестидесятипятилетней женщины. Короткие ногти без лака, впрочем, очень аккуратные. Вот в этом ничего для меня необычного нет. Рукава. Широкие, сужающиеся к запястью. С манжетами, узкими и неудобными, сплошь расшитыми металлической нитью серебряного цвета. Кольца — странные. тяжелые, отвратительного насыщенно-желтого золота, которое я так не люблю. Старинные? Камни большие и почему-то все кабошонами. На мне длинная юбка, тяжелая и неудобная до ужаса, и мои ноги в ней, похоже, запутались, а на грудь давит повязка — или, может, корсет? — или что-то на него очень похожее.

Во всем этом мне было. не по себе, хотелось выпутаться и сбежать. Я никогда не чувствовала себя так, словно меня втиснули не только в чужую одежду, но и чужое тело. Вопреки ситуации, жуткой донельзя, я улыбнулась: втиснули, хотя это и кажется вымыслом или бредом. Так некомфортно носить отвратительное белье или давящие джинсы, или туфли не по размеру .

Я оторвалась наконец от созерцания того, что сейчас было моим телом, и огляделась. Комната была небольшой, и через окно — тоже маленькое и настежь распахнутое — было видно, что на улице солнечно. Тепло и шумно. И оттуда адски, нестерпимо воняло.

То, что ожидало меня снаружи, понравилось мне еще меньше, чем то, что окружало меня внутри.

Я увидела французское окно. нет, скорее балкон, и дверь приоткрыта. У противоположной стены — кровать, похожая на огромный ящик, но это несомненно кровать, я вижу там подушки и одеяла, и похоже, они не лучшей -то свежести. Свечи — немного, сейчас они не горят, в тяжелых подсвечниках, в углу емкость. ванна? Что -то смахивающее на ночной горшок. Мангал, боже, откуда, зачем он тут, попал по ошибке? И камень, камень, везде серый камень, казарма какая-то, не иначе, и неудобное кресло, куда меня швырнули.

Кто я? Где я? Бестолковая уродина Йоланда, которая обязана стать королевой, потому что ей не стала ее сестра?..

Окажись на моем месте кто-то иной, возможно, он начал бы с комнаты. Или, может, с нарядов, с украшений, с радужных перспектив. Первое же, что сказала себе я: это другая жизнь. Там, где остались семья, друзья, коллеги, квартира, машина, судебный процесс над мировой знаменитостью, авиабилеты на следующий год — там меня больше нет. И черт его знает, как так получилось.