Сезонная любовь - Владимир Гоник

Пряхин знал, что спасения нет, и в предчувствии скорой расплаты начинал строптивиться, как бы показывая всем, что он сам, сам по себе и волен поступать, как ему вздумается.

- Ты чо?! Чо пришла?! - спрашивал он, супя брови и хмурясь. - Да, сидим! Зарулил... А чо? Я, што ль, за подол твой держаться должон?! - он постепенно распалялся и впадал в крикливый кураж. - Чо тебе надо?! Хто ты мне?! Отец - мать?! Чо ты за мной ходишь?! Стреножить хочешь?! Не дамся! На, выкуси! Глянь на нее... нашлася... За ворота не дает выйти! А ну, вали отсюда! Вали, вали... Сам приду, когда захочу. А не захочу, так и не приду! Поняла?!

Вернувшись после домой, он покаянно молчал, пожевывая щербатым ртом, и не знал, куда деться.

Впрочем, это не вся правда. Числился за Пряхиным и другой порок: стоило ему выпить, он начинал без удержу врать, такую нес околесицу - уши вяли.

Язык у него развязывался после первой рюмки. Сначала Пряхин начинал подвирать, потом врал и хвастал напропалую, не в силах остановиться. Незнакомым людям он назывался следователем или журналистом, а то и актером или даже вовсе футбольным судьей. Если кто-то не верил, Пряхин, доказывая, спорил до хрипоты.

Первая жена прогнала его после дня своего рождения. Она и так уже была сыта по горло, а то, что стряслось, было последней каплей.

Целый день Антонина сновала по кухне и парилась у плиты. Пряхин слонялся по дому и топтался в дверях, томился в ожидании праздника. Уже был накрыт стол, вот-вот могли появиться гости, когда Тоня попросила сходить за хлебом; Пряхин отправился в булочную. Он возвращался, когда вдруг увидел стоящую на дороге с поднятым капотом "Ниву", водитель копался в моторе.

Пряхин остановился, заглянул под капот, а через минуту уже и сам запустил руки в мотор; они провозились без малого час, потом хозяин пригласил его отпраздновать ремонт, и дальше они поехали вместе - до первого магазина. Высадились на берегу водохранилища.

- Я тебе честно скажу: меня в Рыбинске во как уважают! - запальчиво признался Пряхин. - Что хошь могу. Меня в Москву звали, квартиру давали. Пятикомнатную! Художник я, картины рисую. Что хошь могу нарисовать. Музеи на куски рвут. Захочешь, тебя нарисую, это мне пара пустяков.

Пряхин был плотником, брусил топором бревна, приколачивал штакетник, стелил полы, ставил стропила, но ему казалось, что говорить об этом скучно - тоска сгложет.

Поздним вечером он вспомнил, что его ждут с хлебом к столу, вспомнил и похолодел. Он явился домой, когда гости уже разошлись. Тоня домывала посуду.

- Ты где был? - спросила она ровным и каким-то неподвижным голосом, точно несла в чашке воду и боялась пролить.

- За хлебом ходил, - ответил Пряхин так, будто ничего не случилось.

- Принес? - поинтересовалась она бесстрастно.

- Принес, - он положил сумку с хлебом на стол.

- Спасибо. Тут я тебе собрала кой-чего на первое время, - не отрываясь от мойки, Тоня кивнула на стоящий у двери чемодан. - Остальное потом заберешь.

- Да? - с обидой и даже придирчиво как-то спросил Пряхин. - Надумала?

- Бери, - мокрой рукой она указала на чемодан.

- Сама ж послала! - возмутился Пряхин, взмахнув рукой, но пошатнулся и ухватился за косяк двери.

- Бери...

- Ты меня послала? - спросил он ломким капризным голосом. - Послала! Я тебе хлеб принес? Принес! Чего тебе еще надо?!

- Ничего, - ответила Тоня. - Ничего мне больше не надо. Я теперь плакать и упрашивать не буду.

- Подумаешь!.. Я, можно сказать, на дороге человека спас.

- Иди, - тихо, покорно даже произнесла Тоня. - Ты уже многих спас, не вытирая рук, она подняла чемодан и сунула его мужу, он почувствовал на ладони влагу. - Иди. Опостылел ты мне.

- Да ладно тебе! - скривился Пряхин в досаде; Тоня открыла дверь и ждала у порога.

Пряхин сел на табуретку, замотал головой, заплакал:

- Сволочь я, гад последний... Знаю, Тоня, а поделать с собой ничего не могу, - сморкаясь, он глотал слезы и утирал лицо рукой. - Я, Тоня, сам себя не уважаю.

Но разжалобить ее он уже не мог: ей надоел его нелепый мятый вид, бестолковая жизнь, вечные неурядицы... Она позволила ему заночевать, но не простила: веры ему уже не было никакой.

Он скитался недолго по чужим углам, потом переехал в Касимов и, недолго думая, женился на полной крикливой женщине по имени Зинаида. Она работала поваром, была крупна телом, шумлива, и, если что-нибудь было ей не по нраву, голос ее гремел, как звук боевой трубы.

Зина гоняла Пряхина в хвост и в гриву, настырно преследовала повсюду и, находя в укромных местах, учила нередко уму-разуму: рука у жена была тяжелая.

Но и эта наука не пошла ему впрок, надо думать, он не переменился бы даже под страхом смерти - страсть была сильнее, он уже сам от себя не зависел.

Устроив мужу таску, Зина прогоняла его частенько, но, к счастью, была отходчива и, успокоившись, принимала назад. Впрочем, терпение ее истощалось, пока наконец не лопнуло окончательно. Она решила, что с нее хватит.

- Испеклась, - сказала она ему. - Сыта по горло. Только и числюсь, что замужем.

Пряхин вновь - в который раз - покаялся и дал клятву.

- До первого раза, - сказала она.

Ждать пришлось недолго, больше двух-трех дней Руль терпеть не умел. В субботу Зина взяла билеты в кино, но Пряхин забрел в столовую и засиделся среди разнобоя голосов и табачного дыма. Рядом с ним ел незнакомый человек.

- Чтой-то мне лицо ваше неизвестно, - сказал ему Пряхин. - Я здесь всех знаю.

- Я приезжий, - сдержанно ответил незнакомец.

- Я смотрю, мужчина вы крепкий, а едите мало, вроде ребенка. Экономите, что ли?

- Нет, я вообще стараюсь поменьше есть. У меня такое правило.

- Может, вам еще чего-нибудь взять? Компот или котлет порцию? Ежели денег нет, вы скажите.

- Нет, спасибо, - усмехнулся приезжий. - А вы что же, богаты?

Пряхин вдруг почувствовал, что его распирает.

- А у меня денег куры не клюют! - сказал он неожиданно для себя. Сколь хошь могу ссудить. Тебе сколько надо - тыщу, две?

- Да пока не надо, но при случае, спасибо, буду помнить, - ответил приезжий и спросил:

- А что ж вы здесь прозябаете?

- Это как? - не понял Пряхин. - Зябну, что ли?

- Нет, - улыбнулся заезжий. - Я не это имел в виду. При таких деньгах вы б вполне могли на курорте жить. Что вам здесь? А там море, пальмы... он посмотрел на Пряхина и добавил. - Женщины...

- Не отпускают, - огорченно пожаловался Пряхин. - Говорят, заменить некем. Без отпуска работаю.

- Почему же без отпуска? А трудовое законодательство?

- Оно верно, закон... А на деле как заведу речь об отпуске, мне сразу - не можем. Мол, пока я там отдыхаю, у них здесь люди мрут.

- Вы что же - врач?

- Ага, хирург, - кивнул Пряхин.

- Вот оно что, - приезжий скользнул взглядом по его жестким корявым пальцам, на которых держались темные смоляные пятна.

- Каждый день режу. Без меня им никак.

- Теперь понятно, откуда у вас деньги. А я, грешным делом, подумал... - усмехнулся собеседник.

- Что ты! Ко мне очередь - два года! Записываются - ночами стоят!

- Ах, так... Да-а, видно, вы специалист...

- А ты думал! Для меня вырезать что-нибудь - раз плюнуть. Зря, что ли, все ко мне рвутся? Им других предлагают - не хотят. Мол, только к нему. Это ко мне, значит.

- Понятно, репутация, - покивал приезжий и спросил неожиданно:

- А что вы зубы не вставите?

- Дорого. У меня отродясь таких денег... - Пряхин вспомнил, что богат, и осекся. - Зубы... это... Понимаешь, какое дело... Некогда мне. С утра до вечера режу. А насчет курорта верно говоришь. Давно собираюсь. Ты-то сам бывал?

- Приходилось... Ялта, Сочи, Гагра... - он вдруг пропел. - О, море в Гаграх...

- Да... - мечтательно вздохнул Пряхин. - Спасибо, что сказал. Может тебе вырезать чего надо? Устрою.

- За бутылку? - неожиданно спросил приезжий.

- Что ты... Так. Для хорошего человека... Хочешь, сам вырежу?

- Без очереди?

- Да ты только скажи, так, мол, и так: нуждаюсь! Что хочешь вырежу.

- Спасибо, - поблагодарил приезжий. - Я уж как-нибудь сам.

- Сам? - непонимающе уставился на него Пряхин.

- Сам. Я ведь врач.

Пряхин оглушенно помолчал и наконец выдавил из себя:

- Тоже?

- Тоже, коллега, тоже! - засмеялся приезжий. - Я, правда, не такой специалист, как вы, и денег у меня таких нет, скорее наоборот. Может, возьмете к себе в ассистенты?

- Куда? - хмуро спросил Пряхин.

- Ассистировать буду вам на операциях. Заодно и подучусь. Возьмете?

Пряхин встал и молча пошел прочь. "Нарвался", - думал он по дороге, "зарулил", называется. Кто ж мог знать? Молчал, гад, поддакивал. Прикидывался".

Пряхин был зол на приезжего, точно тот надул его, и злился на себя за доверчивость.

Был уже поздний час, Пряхин пришел домой. Он поскребся едва слышно ключом в замке и крался в темноте, когда неожиданно ярко вспыхнула лампа: Зина поджидала его с белыми от ярости глазами.

- Явился?! - спросила она так, словно говорила по радио.

- Не запылился, - щурясь от света, податливо усмехнулся Пряхин в надежде обернуть дело шуткой.