ПЕНРОД-СЫЩИК - Бус Таркинтон

Пенрод на мгновение отвлекся от щенка.

– Из чего «этого»? – переспросил он.

– Из этого помета, – небрежно повторил Сэм.

– А, – сказал Пенрод и снова посмотрел на щенка, – ну, скажу я тебе, он не такой породистый, как Герцог.

Сэм издал гудяще-протестующий звук.

– Герцог! – воскликнул он. – Да в твоем Герцоге и на четверть не сыщется такой породистости! Спорим, Герцог вообще не чистокровная собака! Стоит поставить их рядом, и сразу станет ясно, кто из них породистый, а кто – нет. Спорим, когда этот щенок вырастет, он победит Герцога. Во всяком случае, четыре раза из пяти он будет уЖ точно побеждать! Могу поспорить на что угодно, он бы и сейчас победил Герцога, только вот щенки не умеют драться. Я тебя только об одном прошу: приведи Герцога, и давай сравним их.

– Ладно, – согласился Пенрод, – пойду приведу его. Надеюсь, тогда-то ты, наконец, сообразишь, кто из них породистый, а кто – нет. Да у моего Герцога в одной задней лапе больше чистокровной породы, чем во всей этой собаке.

И он в запале удалился, на ходу призывая свистом и криком свою «чистокровную собаку». Герцог, сидевший на заднем крыльце, был так любезен, что сразу откликнулся на зов. Мгновение спустя он, вслед за хозяином, вошел на переднюю часть двора, где их ждал Сэм со своим щенком. Однако заметив такое общество, Герцог постоял на углу дома, а затем тихонечко повернул назад. Пенрод был вынужден схватить его за ошейник. Он подтащил Герцога к щенку так близко, что теперь их отделяло не более пяти футов.

– Ну, теперь, надеюсь, ты убедился? – спросил Сэм. – Теперь ты и сам видишь, кто из них самый чистокровный. А?

– Конечно, вижу! – невозмутимо ответил Пенрод. – Взгляни на этого щенка, а потом – на старину Герцога. Неужели ты и после этого будешь сомневаться? Да тут каждый дурак поймет, что этот щенок совсем не породистый.

– Не породистый?! – возмутился Сэм.

Стремясь доказать обратное, он ухватил обеими руками щенка за шкирку, поднял и торжествующе продемонстрировал запас лишней кожи. Все это Сэм проделал точь-в-точь как продавец, который, стоя за прилавком, демонстрирует покупателю отличные качества того или иного товара.

– А это, по-твоему, что? – закричал он. – Погляди, какой у него загривок! Ты видел когда-нибудь собаку с таким мощным загривком? Не видел! У твоего Герцога сроду не было такого большого загривка. Ну, попробуй, возьми его за загривок! Попробуй, а я посмотрю, что у тебя получится!

– Загривок ничего не значит. У всех щенков много кожи на загривке. Когда Герцог был маленький…

– А я тебе говорю: попробуй, возьми хоть раз своего Герцога за загривок! Это все, о чем я тебя прошу.

– Ты, может быть, дашь мне договорить? – обиженно спросил Пенрод. – По-моему, мы стоим во дворе моего отца, и я имею право…

– Попробуй, возьми хоть раз своего Герцога за шкирку, – продолжал твердить свое Сэм. – Попробуй, хоть раз. Это все, о чем я тебя прошу.

– Заткнись! – завопил Пенрод. – Никогда в жизни еще не слышал, чтобы кто-нибудь поднимал такой вой! У тебя что, башка совсем не варит?

– Попробуй, хоть раз. Это все, о чем я…

– Заткнись! – яростно взревел Пенрод.

Сэм обиженно замолчал. Пенрод тоже теперь ничего не говорил. Каждый был абсолютно уверен, что только он знает толк в породистых собаках.

– Слушай, – произнес наконец Сэм, – а зачем ты держишь старину. Герцога за ошейник? Мой его точно не съест.

– Конечно, не съест. Ты ведь сам сказал, что он не любит драться.

– Я такого не говорил! Я сказал, щенки не умеют…

– Да ладно, – перебил Пенрод, – я держал его, чтобы он не загрыз твоего щенка. Отвяжи его. Тогда он хоть сможет убежать, когда старина Герцог за него примется.

– Слушай, – забыв об обиде, предложил Сэм, – давай их обоих отпустим. И посмотрим, что они будут делать.

– Давай, – неожиданно поддержал его Пенрод, – у меня такое впечатление, что они друг другу понравились.

Обретя свободу, оба пса первым делом отряхнулись. Потом Герцог подошел к щенку и высокомерно обнюхал ему шею. Полученные таким образом сведения не вызвали у Герцога ровно никаких эмоций. Он зевнул и снова попробовал удалиться на задний двор. Однако щенок, дотоле пребывавший в полусонном состоянии, вдруг оживился. Он игриво забежал вперед Герцога и преградил ему дорогу. Потом он положил морду между двумя передними лапами и посмотрел на Герцога, явно приглашая его немного размяться. Герцог тоже остановился и, окинув весельчака презрительным взглядом, издал глухое ворчание.

Потом, руководствуясь чувством собственного достоинства, он решил обойти дом с другой стороны. Но не успел он повернуть, как развеселившийся щенок прыгнул на него и повалил наземь. Герцог изрек проклятье, адресованное всем щенкам на свете. Недвусмысленно заявив, что он – пес солидный и шутить не собирается, он предупредил, что трогать его больше не стоит. Какое-то мгновение щенок почтительно слушал разглагольствования старого пса, однако потом, видимо решив, что тот шутит, снова разыгрался. Он еще и еще раз наваливался всей тяжестью на Герцога и опрокидывал его. В словах и делах Герцога начала явно проявляться ярость. Но он не мог ничего сделать. Развеселившийся щенок явно подавлял его физической силой. Не успевал Герцог встать, как щенок валил его вновь. Когда же он лежал на спине, яростно щелкая зубами и размахивая лапами, нетактичный щенок изо всех сил упирался ему своими толстыми лапами к живот. Иногда, разыгравшись, он наступал ему даже на физиономию. Обуздать разбушевавшегося юнца Герцог был не в силах. В равной мере можно было ждать от преклонных лет джентльмена, что он сумеет объездить молодого горячего жеребца. Как известно, Герцог был поклонником тихой, размеренной жизни. И вот, какой-то нахальный юнец посягнул на его священное право.

Что касается обоих мальчиков, то жизнерадостность щенка их совершенно очаровала. Даже Пенрод, который поначалу только и думал, как бы умалить достоинства щенка, теперь напрочь забыл о своем предубеждении. Щенок вел себя с таким обаянием, что к нему попросту невозможно было испытывать ничего, кроме симпатии. К тому же каждый нормальный мальчик обожает щенят. И Пенроду вдруг ужасно захотелось, чтобы этот замечательный щенок стал его щенком. И он посетовал на несправедливость судьбы, по прихоти которой не его дяде принадлежала ферма, где работал Джон Кармайкл.

– Да, это хорошая собака, Сэм, – сказал он, продолжая следить за выходками щенка. – Я думаю, ты прав. В нем есть порода. Ну, может, у него не так много, как у Герцога, но все равно, у него много породы. А как ты его назвал?

– Джон Кармайкл.

– Это ты напрасно. Ему надо бы придумать настоящее, хорошее имя. Ну, там Фрэнк или Уолтер.

– Нет, сэр, – твердо заявил Сэм. – Я назвал его Джоном Кармайклом. Я обещал это самому Джону Кармайклу.

– Ну, это твое дело, – обиженно сказал Пенрод, – вечно тебе все надо сделать по-своему.

– А ты считаешь, я даже со своей собственной собакой не могу поступить по-своему? – возмутился Сэм. – Я что, у тебя разрешения должен спрашивать?

– Да делай, что хочешь, – сказал Пенрод. – Когда ты будешь с ним разговаривать, можешь называть его Джоном Кармайклом. А когда с ним буду разговаривать я, я буду называть его Уолтером.

– Если хочешь, можешь называть, – согласился Сэм, – но это все равно будет не его имя.

– Нет, когда я с ним буду разговаривать, его имя будет Уолтер!

– Не будет!

– Почему не будет? Объясни!

– Потому что он будет Джоном Кармайклом! И кто бы с ним ни заговорил, он все равно останется Джоном Кармайклом, – объяснил Сэм.

– Это ты так считаешь, – сказал Пенрод. И уверенно добавил: – Каждый раз, как я обращусь к нему хоть с одним словом, он у меня будет Уолтером!

Сэм был растерян. Это был какой-то запутанный спор, и он не мог сообразить, как бы похлеще ответить Пенроду.

– Нет, не будет, – снова возразил он. – Значит, ты считаешь, что имя Герцога тоже может быть Уолтер, когда ты с ним будешь говорить, а потом он опять станет Герцогом, а кем же он будет все остальное время, когда ни ты, ни кто-нибудь другой с ним не будет говорить? А?

– Что-что?

– Я говорю, представь себе, что Герцога зовут Уолтер…

Тут Сэм остановился. Он сам запутался в своих аргументах, и почувствовал, что больше не сможет их воспроизвести.

– Чего ты там нес? – не отставал Пенрод.

– Я тебе сказал, что его зовут Джон Кармайкл, и все! – отрезал Сэм. – Джон, ко мне!

– Уолтер, ко мне! – тут же закричал Пенрод.

– Джон, Джон Кармайкл, ко мне!

– Уолтер! Иди сюда, мой хороший Уолтер!

– Уолтер!

– Джон! Мой хороший Джон!

Но щенок не обращал внимания ни на того, ни на другого «крестного отца». Он как ни в чем не бывало продолжал заигрывать с Герцогом, и настроение последнего стало меняться. Раздражение его унялось, и мало-помалу забавы щенка пробудили в нем воспоминания о собственном детстве. Ах, это было беззаботное время и, вспомнив беготню, веселые игры и другие прелести щенячества, Герцог с грустью подумал, что всего этого уже никогда не вернуть. И вот он стал все больше смягчаться, а потом, словно сам того не замечая, начал отвечать на заигрывания щенка. Теперь уже Герцог урчал не свирепо, а как-то даже насмешливо. Он сам лег на спину и, урча, начал лязгать зубами, но и это отныне было всего лишь веселым притворством, и он изо всех сил показывал щенку, как ему весело. Словом, кончилось тем, что Герцог и Уолтер-Джон Кармайкл подружились.