День свершений - Виктор Жилин

Перед цехом, понятное дело, никого. Ну я и сиганул напрямик, не разбирая дороги: через завалы, по грудам кирпича, через стены… Как шею не свернул, сам не знаю. Ободрался весь, как чушка грязный стал зато успел. Теперь с водокачки меня уже не засекут.

Только я с кирпичной кучи съехал — последние штаны к чертям собачьим! — эта тройка как раз внизу появилась, шагах в трехстах, Идут, как на прогулке, рты разинув. Увидел я это дело, и что-то на меня накатило. Эх, думаю, будь что будет, подпорчу этому подонку праздничек в последний раз! Встал во весь рост, замахал руками, а когда те трое ко мне повернулись, сложил руки крестом над головой знак опасности, известный каждому дураку. И ведь понимал, что глупость делаю, себе во вред — а поделать с собой ничего не мог.

Однако, похоже, зря я старался. Увидеть-то увидели, но даже не затормозили, прутся дальше, словно бараны. То ли не поняли, то ли начхать им… Меня аж затрясло: остолопы блаженные, ну и подыхайте на здоровье! Не здесь, так в другом месте, все равно прикончат.

Плюнул я и рванул дальше: своих забот хватает. Мне ведь попадаться никак нельзя — не простят! Первый раз чуть не угробили, неделю пластом лежал, еле оклемался, теперь — прибьют, как пить дать прибьют!

Только я успел к ограде выскочить, сзади выстрел. Броде у водокачки. Крики, вопли… Значит, не вышло у Ялмара втихую, шлепнули кого-то. Наверное, долбака этого, с петушиным гребнем. Да лучше бы уж — всех сразу, для них же лучше!

Сунулся я с ходу в коллектор, чтобы не лезть через стену, а там Аско Кривой!..

ИНТЕРФЕРЕНЦИЯ

В общем, невезучий я! Нарвался, будь оно все трижды проклято! Кто ж знал, что они перекроют не только проем, но и запасную нору, о которой только свои знали. Аско, конечно, слышал шум — я топал, как слон — ну и приготовился. Дуло двустволки смотрело мне точно в лоб, а стрелял он без промаха, даром что одноглазый. В ватаге было два-три человека, которых я мог о чем-то попросить, но только не Кривого. В общем — хана!

Ну, выбрались мы на свет, Аско стволом показывает: пошел! По правде говоря, он мог запросто шлепнуть меня тут же, на месте: второй побег и все такое. Но он погнал меня назад, к старому цеху выслуживался, жлоб! Ноги у меня как студень сделались, еле переставляю. И такая обида жуткая — хоть волком вой! Ведь все, допрыгался, крышка теперь!

Аско — длинный, как жердь, сутулый — шагах в десяти, пушка наизготовку — не достать! Ухмыляется: «А ну, сучи ногами, щенок!..» Потом на тропу свернули, тут до меня дошло, почему Кривой не спустил курок сразу. Повод ему был нужен, чтоб с поста смыться — к водокачке торопился, хмырь!

Дорога еще та, а последние метры пришлось бежать, так я молил всех богов, чтоб он себе шею свернул или хотя бы оступился. Но Аско стреляный воробей, его не подловишь!

Тут и водокачка показалась, от нее и осталось-то: кусок стены да несколько пролетов лестницы. Я все на Аско косился — и не сразу заметил, что там кто-то лежит, свесив руки. Вгляделся: что такое?! Пузырь! Тут у меня еще мелькнуло, что больно уж тихо вокруг — ушли, что ли?!

Выскакиваю на пятачок, что перед водокачкой, — аж дыхание сперло. Великие боги, вот это да! На бетоне, на кучах битого кирпичам — вся ялмаровская гвардия вповалку! Все, кто в засаде был. И можете мне поверить — мертвое мертвых, уж я-то знаю. В общем, чистая бойня, отродясь такого не видел!

Аско приотстал и увидал не сразу, а как узрел, тут у него челюсть и отвалилась, даже ружьишко опустил. Не ожидал, конечно. Ну, а мне, сами понимаете, терять нечего: пан или пропал! Я ведь специально чуть тормознул, чтоб поближе к нему оказаться. Прыгнул я, чуть хребет не сломал, но достал-таки его ногой. Пуля в небо, ружье в сторону, но Аско, стервец, устоял. Мне бы, дураку, сразу отрываться и деру, а я сцепился зачем-то.

Кривой хоть и тощий, как червь, но жилистый, и хватка у него бульдожья. Короче, подмял он меня — и за ножом, а я рукой-ногой шевельнуть не могу. Как вывернулся, не помню, успел нож перехватить. Но чувствую — не удержать, сильней он, сверху навис и гнет, гнет…

И тут рывок. Кривой вдруг вверх взмывает: морда перекошена, ногами дрыгает. Тень какая-то мелькнула — никак подмог кто?!

Откатился я, вскакиваю. Грохот какой-то. Смотрю, Аско уже на кирпичах лежит плашмя, глаз свой последний закатил. Ну, дела! А переломной стоит этот здоровенный дядя, тот, что с петушиным гребнем, ухмыляется и кулачище свой потирает: знай, мол, наших!

Ну и долбак, скажу я вам, не иначе, как из храмовников, туда только таких и подбирают. Выше меня головы на две, и что вдоль, что поперек — чистый шкаф. Я перед ним — шавка карманная, щелчком перешибет. А рожа-а… Наш Ялмар рядом с ним — ну чистый херувим, право слово! Весь в шрамах, нос перебит, об лоб разве что кирпичи ломать. В общем, видал виды, это уж точно. Глядит на меня, набычившись, и молчит.

Не знаю, что и делать: драпать вроде неудобно, как-никак выручил он меня. Но и оставаться нельзя: вот-вот остальные ватажники припрутся, кто выходы перекрывал, — выстрел-то они тоже слышали. Покосился я осторожно. Да-а, Аско было от чего обалдеть! Вот тебе и психи безоружные, полватаги запросто уложили вместе с главарем! Как же это они, голыми руками, что ли?

Только подумал, куча щебня сбоку зашевелилась, остальные появляются — парень и девица — и к нам съезжают в туче пыли. С виду целехонькие, ни одной царапины на них, и опять же — оружия не видно. Стою, не дышу. Парнишка первым подкатился, и сразу рот до ушей.

— Спасибо, — говорит громко, — ведь это ты нас предупредил?!

Странно так говорит: вроде и чисто, а будто не по-нашему. Лицо круглое, в веснушках, как бы сонное слегка.

Я плечами пожал, сам как струна натянутая. Все в толк не возьму, кто такие? Может, из жрецов? Молодые больно!.. Тут и девица с парнишкой рядом встала и тоже улыбается. Мне улыбается.

Да-а, что там ни говори — щенок я еще, жизни совсем не видел. Кроме гор своих да Призенитья и не был-то нигде. Может, и есть где-нибудь такие девушки — не знаю! Не встречал. Дед, правда, рассказывал, что мать моя редкой красоты была женщина, только я ее не помню — с пяти лет сирота. А портретов с моих родителей, сами понимаете, никто не писал. Да и не в красоте тут дело: может, и поярче бывают; то, что у этой в лице было, никакими словами не выразить — это видеть надо. И сравнить-то не с кем, разве что со всеми Семью богинями, если взять от каждой самое прекрасное и в один лик запечатлеть. И уж яснее ясного: непростая это штучка, из благородных, и как она здесь очутилась, да еще в такой компании — вот вам вопрос?!

Правда, я быстренько сообразил, что не моего ума это дело и чем скорее мы разойдемся, тем лучше. Пока я раздумывал, как бы слинять повежливее, пуля над головой — вз-з-ык! — и в стену, крошка в лицо. Очухались, значит, те, у пролома. Ну, тут уж не до разговоров. Прыгнул я к Ялмару — он в сторонке лежал, за кучей кирпича, рядом винтовка его знаменитая. Ее-то я и прихватил — не пропадать же добру! — и ходу, по насыпи, где раньше узкоколейка была, к бывшим складам. Там есть где схорониться.