Четвертый Рим - В. Галечьян

Отец Климент склонился над Ваном, тепло проповедуя ему: — Делай ты что-нибудь или занимайся недеянием, Небу наплевать, и в этом оно может служить примером. Нужно сделать свое сердце предельно беспристрастным, твердо сохранять покой, и тогда все вещи будут изменяться сами собой, и останется лишь созерцать их возвращение к своему началу. Возвращение к началу принесет покой, а покой возвратит к сущности. Возвращение к сущности принесет постоянство. Знание постоянства дает достижение ясности, а незнание постоянства приводит к беспорядку и в результате к злу. Знающий постоянство становится совершенным; тот, кто достиг совершенства, становится справедливым; тот, кто обрел справедливость, становится мудрым. Тот, кто становится мудрым, следует небу. Тот, кто следует небу, следует дао. Тот, кто следует дао, вечен и до конца жизни не будет подвергаться опасности. Так ты спасешь себя.

— Я верю тебе, возьми! — протянул Ван «жемчужину» отцу Клименту.

К беседующим подошел бурят в потерявшем цвет стеганом халате на ватной подкладке, в сапогах, сильно смахивающих на валенки с галошами, и меховой шапке с коническим верхом. Он крутил ручную молитвенную мельницу в виде бочонка размером с колесо детской коляски. Буддист непрестанно гнусавил, безуспешно побуждая христиан к молитве Просветленному, и столь же неприятно, в такт его шагам позвякивали колокольчики, подвязанные на бочонке. Проходя мимо отца Климента и китайца, буддист перешел на родной русский:

Будду спросили:«Мир вечен или невечен,конечен или бесконечен?»Будда ответил:«Вопрошающийвечен и бесконечен,а должен статьневечен и конечен».Уста Макхалликоварно шептали:«Нет действия,нет деяния,нет воли».

Наклонившись над китайцем, буддист ущипнул его за волосы на груди.

— Как из всех тканых одежд волосяная самая худшая, так из всех учений учение Макхалли есть наихудшее, — объявил он Вану и проследовал дальше.

— У меня тоже припасена для тебя загадка, — улыбнулся отец Климент Вану.

— Спрашивай, учитель, — запахиваясь в тулуп почтительно ответил китаец.

— Объясни мне смысл изречения: «Пустота в ущелье не умирает, и это считается источником рождения всего сущего».

— Ущелье, будучи пустым, имеет форму, в то время как пустота в ущелье не имеет формы, — радостно выпалил Ван.

— Вернись в Лао Цзы, — раздраженно оборвал китайца Климент.

Вначале Ван весь как-то съежился, словно попытался исчезнуть, но тут же стал расти прямо на глазах. Его очи загорелись, на устах появилась хитрая улыбка, и он одобрительно хлопнул отца Климента по плечу.

— Сегодня я первый и единственный раз в земной истории продемонстрировал коридор между Вселенной и вневселенским бытием, а ты не узрел его.

Тут Ван оглушительно захохотал, а отец Климент очень серьезно продолжал пытать его о вневселенском коридоре и его обитателе. Почерневший от напряжения Ван лишь тяжело глотал воздух, тщетно пытаясь прорезать воображением космическую пустоту, пока изо рта его не пошла пена, а сам он не забился в конвульсиях на полу. Отец Климент бросился к китайцу, но тут грянул хор. Христиане обратились к Всевышнему с псалмом.

Боже! будь милостив к нам и благословинас; освети нас лицем Твоим.Дабы познали на земле путь Твой,во всех народах спасение Твое…

На восточной стене, под самым потолком церкви вдруг появилось светлое пятно, размером с ладонь. Первым его заметил бурят и, восторженно превознося Будду, принялся отбивать поклоны. Пораженные его поведением, поющие невольно подняли головы и, заметив чудесное явление, запели громче. Внезапно вся церквушка озарилась светом и православные бросились на колени, восхваляя Иисуса. Не обращая внимания на христиан, бурят продолжал отбивать поклоны, клянясь, что не остановится, пока не узрит Будду. И словно отвечая его мольбам, на восточной стене на месте светлого пятна появилась тень, напоминающая человеческую. Бурят сразу признал в ней Просветленного, его черные волосы, желтовато-красные тело и платье.

Китайцу Вану привидился на стене он сам. Оседлав черного быка, он следил за безостановочным движением реки. Восхищенный небывалой картиной, Ван поднялся с пола и потянулся к изображению. Отец Климент слегка осадил не в меру самовлюбленного китайца. Священник испытывал даже большее возбуждение, чем другие, но его мистерия только начиналась.

Лица прихожан сияли от возбуждения и счастья. Отовсюду неслись ликующие голоса, слезы очищения омывали, казалось, не только лица, но и души. Запеваемые один за другим псалмы накатывались, как ласковые волны теплых морей.

Двери церквушки раскрылись, и другие ее постоянные обитатели — бомжи, выставляемые на время эзотерических служений, привлеченные звуками музыки, неумело крестясь и испуганно озираясь, робко стали втягиваться внутрь. Их не останавливали. Наоборот, люди рвались друг к другу, ища с кем бы поделиться благой вестью. Непонятно было, продолжал ли кто-либо еще петь или нет, но музыка росла и ширилась, захватывая мир.

— Когда ясновидец видит золотоцветного создателя, он достигает высочайшего соединения, — ликовал бурят.

Даже в ушах отца Климента отчего-то зазвучала музыка. Неожиданно для самого себя, невозмутимый священник, не сходя с места, упал на колени и горячо зашептал:

Вещьв неведомых мирахвозникшаявечнаявсегдавезде пребывающаявсюду действующаявне всякихпределовпреградвновь возвращаясьяви себя.

Внезапно все стихло. Свет ушел. Зато вспыхнул угасший было костер. Отец Климент поднял взгляд на восточную стену, но она вновь была чужой и безмолвной. Священник опустил голову, как бы вслушиваясь.

Окружающий мир воздействует на человека бесконечно, а его любовь и ненависть не имеют предела, и люди истощают себя в желаниях. Когда же любовь и ненависть сдерживаются сердцем, в душе рождаются звуки. Так было с отцом Климентом сегодня, и вот сейчас он думал о музыке.

В справедливом обществе музыкальные звуки мирные и тем самым доставляют людям радость, в неупорядоченном обществе музыкальные звуки злобны и тем вызывают гнев людей, в гибнущем государстве музыкальные звуки печальны и тем вызывают тоску. Сколько он помнил народные песни России, мало было в них радости, но и злобой они не дышали. Оттого ли, что государственность Российская веками не могла установиться, по другим ли причинам, — задумываться об этом, с одной стороны, было недосуг, да и далеки были от него сейчас эти проблемы, а с другой стороны, уйти от них было невозможно потому, что иначе не завершить было ему свой многолетний подвиг познания мира.

Предвечный недвусмысленно показал, что рассматривает встречу с ним как музыкальную партию, и, значит, ответить можно было только на заданном языке. Ибо, — как он понял сейчас, — музыка истинного пути не слухом или зрением воспринимается, то есть это не светомузыка, и вообще не музыка в традиционном понимании, а особая форма энергии без использования каких-либо вспомогательных средств, включая органы чувств. Композитор здесь — не профессионал, постигающий тайны нот и струн, а искусный чтец человеческой души.

Когда не проявляют удовольствия, гнева, печали и радости, это называется состоянием середины. Когда их проявляют в надлежащей степени, это состояние гармонии. Середину считают наиважнейшей основой действия людей на Земле; гармония — это путь, которым должна следовать Вселенная. В ритмах музыки закодирована жизненная энергия великого начала. Когда удастся достигнуть состояния середины и гармонии, в природе установится порядок, все сущее расцветет и зазвучит Высшая музыка. Эта Высшая музыка конечно же служит основой и обычной музыки, но не многим дано услышать ее.

Вот только композитору желательно творить, когда в государстве царит спокойствие, все вещи пребывают в безмятежном состоянии, народ следует за тем, кто стоит над ним. А он должен принимать за образец смех утопающего, пение приговоренного к смерти, танцы умалишенных, чтобы рассказать о том, как государь и подданные путают свои места, отцы и сыновья покидают родной край, мужья и жены разлучаются, народ приходит в отчаяние. Но такое ему выпало время.

— …Это предание себя на потворство страстям… самоистязанию… неблагородно, бесцельно. Совершенный нашел средний путь, который открывает глаза и разум, ведет к успокоению, познанию, просветлению, нирване. Это кругом все правое, — тут бурят поднял вверх правую руку, зачем-то ее внимательно осмотрел и продолжил: — Вера, решимость, слово, дело, жизнь, мысль, самопогружение.