Вернуть любовь - Нора Робертс

— Мне очень жаль, Брэнд, — сказала она подчеркнуто холодным тоном, — но я занята.

Ее глаза скользнули в сторону в поисках Марка, который со своей гитарой находился среди других музыкантов. Рейвен могла поклясться, что он расстроился. Брэндон проследил за ее взглядом и сверкнул глазами.

— Тогда я заскочу к тебе домой, — настойчиво повторил он. — Мне нужно поговорить с тобой. Ты до сих пор живешь с Джули? С удовольствием увижу ее снова. Приеду к вам примерно в четыре. Дорогу я знаю. — Он улыбнулся, дружески поцеловал ее и быстро ушел.

— Да, — пробормотала она, — дорогу он знает!

Час спустя Рейвен через автоматические ворота въезжала во двор дома. Единственное, в чем она не соглашаясь с Джули и своим агентом, так это в том, чтобы нанять шофера. Рейвен обожала управлять своим низким, блестящим, иностранным автомобилем и время от времени не отказывала себе в удовольствии превысить скорость. Обычно это позволяло ей расслабиться, но сегодня явно не сработало, думала Рейвен. Машина, пронзительно взвизгнув тормозами, остановилась у коротко подстриженного кустарника. В расстройстве забыв на сидении сумочку, она выскочила из машины и взлетела к входной двери по каменной лестнице втри ступени… Дверь оказалась закрытой. Необходимость вернуться за ключами только ухудшила настроение.

Вбежав в дом, она сразу же устремилась в музыкальный салон, бросилась на обитую шелком викторианскую софу и невидящим взглядом уставилась в одну точку. Певица выглядела сильно взволнованной, каждый нерв в ней словно вибрировал.

Главным предметом в салоне был концертный рояль. На нем она играла часто и подолгу. В остальном комнату заполняли разностильные, но дорогие ее сердцу предметы обстановки: лампы под шелковыми абажурами, персидские коврики, цветочные горшки с африканскими фиалками. Старинный музыкальный салон казался тесным, забитым вещами. Бесценная шкатулка Фаберже соседствовала с медным единорогом, которого она разыскала в магазине подержанных вещей и в которого сразу влюбилась. Одну стену сплошь увешивали присужденные ей награды, золотые и платиновые диски с записями ее песен, декоративные тарелки, символические ключи от городов, где она давала концерты. На другой стене помещалась в рамке отдельно изданная первая песня, которую она сочинила, и потрясающая картина Пикассо. У софы, на которой она лежала, выпирали пружины. В салоне смешались различные культуры, художественные вкусы и направления, но он отражал индивидуальность певицы. Рейвен позволяла подруге и компаньонке Джули обставлять любую комнату в доме, как той захочется, только не музыкальную. Это для нее было такой же потребностью, как самой водить машину. Она не разрешала никому наводить там порядок, потому что атмосфера салона помогала ей помнить, кто такая на самом деле Рейвен Уильямс. Но ни любимая комната, ни вождение машины сейчас не могли успокоить ее нервы. Рейвен направилась к роялю.

Она заиграла Моцарта. Полная трагизма музыка звучала в унисон с ее настроением. Даже когда она закончила играть, в воздухе, казалось, остались витать ее гнев и смятение.

— Я вижу, ты дома, — мягко прозвучали слова Джули, появившейся в дверях.

Эта стройная, элегантно одетая брюнетка вошла в жизнь Рейвен спокойно и естественно шесть лет назад. Девушка из богатой семьи регулярно посещала вечера у старых богачей и изнывала от скуки. Совместное проживание привнесло в жизнь обеих девушек нечто очень важное: дружбу и взаимное доверие. Джули заботилась о бесчисленных мелочах, связанных с карьерой Рейвен, а Рейвен подарила Джули смысл жизни, которого та была лишена в мире больших денег.

— Как прошла запись? — спросила Джули.

Она была высокой блондинкой, элегантной, стройной, с особым калифорнийским шиком.

Рейвен подняла голову, и улыбка сбежала с лица Джули. Прошло много времени с тех пор, как она последний раз видела у подруги этот беспомощный, опустошенный взгляд.

— Что случилось?

Рейвен глубоко вздохнула.

— Он вернулся.

— Где ты его встретила? — Джули не спрашивала, кто «он». За проведенные вместе годы только две причины могли вызвать у Рейвен такой взгляд. Одной из причин был мужчина.

— В студии. Он стоял у кабины. Не знаю, сколько времени он провел там, прежде чем я его увидела.

— Удивительно. Что это Брэндон Карстерс делает в Калифорнии? — Джулии поджала чутьподкрашенные губы.

— Не знаю. Сказал, что дела. — Рейвен покачала головой. — Может быть, он снова приехал на гастроли. — Она пыталась избавиться от напряжения, потирая руками шею… — Брэнд придет сюда завтра.

— Понятно.

— Джули, не надо играть роль секретаря, — взмолилась Рейвен, прикрывая глаза. — Лучше помоги мне.

— Ты хочешь видеть его, Рейвен? — Вопрос был задан в лоб. Рейвен знала, что Джули практичная, организованная, логически мыслящая женщина, придающая значение деталям, обладала такими качествами, которых начисто лишена была сама Рейвен. Они прекрасно дополняли друг друга.

— Нет… то есть да… — Она поднесла руки к вискам. — Не знаю. Я люблю его. О Господи, я думала, что уже сыта им по горло, думала, что с этим покончено! — Издав стон, она вскочила и стала прохаживаться по комнате. Сейчас в ней ничто не напоминало блестящую звезду эстрады: одетая в джинсы и полотняную блузку, несчастная, охваченная отчаянием простая девушка. — Я скрывала свою боль, была так уверена, что все прошло. Но как только увидела его, чувство вспыхнуло с новой силой. Я знала, рано или поздно я прибегу к нему, где бы он ни был. И представляла себе, что мы снова встретимся в Лондоне в какой-нибудь компании… может быть, так было бы легче. Но сегодня в студии… Я только подняла глаза, а он стоит… совсем рядом. Все возвратилось. И произошло так быстро, что я не успела опомниться. Я пела эту проклятую песню, которую написала после того, как он оставил меня.

И слезы, и любовь, и страсть

Ушли в страну воспоминаний.

Теперь твоя бессильна власть

Минули дни моих страданий!

Как хорошо свободной быть,

Познало сердце сладость воли…

— Разве это не глупо? — Рейвен потрясла головой, словно отгоняя видение, грустно улыбнулась и повторила: — Разве это не глупо?

Целая минута прошла в тишине, прежде чем Джулии задала вопрос.

— Что ты собираешься делать?

— Делать? — переспросила Рейвен. Она ходила по комнате, и волосы у нее развевались от стремительных движений. — Я ничего не собираюсь делать. Я не ребенок, который чувствует себя счастливым каждый раз, когда ему дарят игрушку. Мне едва исполнилось двадцать лет, когда я встретила Брэндона Карстерса и была ослеплена его талантом. Он был добр ко мне, а я так остро в этом нуждалась! Я совершенно ошалела от него и от моего собственного успеха тоже. Потеряла голову. Однако я не могла дать ему то, что он хотел от меня, я не была готова психологически и эмоционально. Тогда он внезапно скрылся. Он не понял меня совершенно. И даже не попытался узнать, почему я сказала «нет». — Она повернулась к Джули. — Почему ты ничего не говоришь?