Зомби ТВН - Юрий Хор

Тут обычное человеческое любопытство так сильно проступило на моем лице, что я сам это почувствовал. Эре, я успел заметить, понравилась моя речь. Про себя я сильно озадачился услышанным, а именно тем, что у зомби полно денег и тем, что эти ребята тянутся к светской жизни, но спросить не решился. Я сразу уловил, что сцена «голову на отсечение даю» была разыграна для меня, а такое внимание к себе я посчитал проявлением уважения и склонялся больше к тому, что уважение ко мне в первую очередь вызвано моей профессией. Я надеялся, что Дмитрий расскажет, как снимался репортаж. Мне была интересна любая подробность.

– Какая у тебя газета, Николай? – спросил шеф, и я сразу пожалел, что не запомнил его имени.

Это мой основной недостаток, я всегда запоминаю свои собственные ассоциации, особенно хорошо запоминаю свои впечатления и эмоции, а вот имена… это проблема! Эта особенность с трудом запоминать имена у меня от волнения, а волнуюсь я всегда, когда знакомлюсь с новыми людьми. Я теряюсь, когда произносят имя, именно в этот момент мое внимание рассеивается. Мои впечатления от знакомства бывают так сильны, что полностью заслоняют мой слуховой анализатор. Потому мне часто приходится ждать пока имя не будет произнесено третьими лицами, а это накладывает отпечаток. Шеф обратился ко мне по имени. Он был удивительно свеж и молод лицом, имел столь безукоризненную прическу, что если бы не его тяжелый малоподвижный взгляд, то он казался бы подростком.

– «Добрый вечер!» – ответил я и поскольку все на меня посмотрели, я пояснил: – «Добрый вечер!» это название моей газеты.

– Мы оказались рядом, дежурили на тридцать шестом километре с нарядом полиции, – продолжил рассказ Дмитрий. – Тут у них вызов. Они врубают сирену, мы разворачиваемся и летим за ними в сторону города. Успели снять загустевшую каплю крови на струне. Капля тяжелеет, отрывается, падает… вообще там не струна была, а сильно натянутая между деревьями тонкая стальная проволока. Рядом небольшая стоянка, кафе, камеры наблюдения. Все ужасные подробности сняла камера наблюдения, недурно получилось, как в кино. Мотоциклист продолжил движение, а голова скакала по дороге, как футбольный мяч пока не закатилась в кусты. Мы сняли все оперативно. Парня мы наши в лесу далеко от дороги, мотоцикл влетел в дерево, а парень, его обезглавленное тело, повисло на пригнутой сосне. Воняло бензином. Потом я услышал шум, мы быстро сообразили, в чем дело и побежали назад – полицейские нашли голову. Голову сняли тоже. Представьте, если бы парень не нашел голову?

– Паспорт был бы ему ни к чему! – пошутил Вадим.

– Сейчас покажу, что получилось на самом деле и что не попало в эфир.

Он достал тонкий планшет, выбрал нужный файл и, запустив его, положил планшет на стол так, чтобы все видели.

В кадре лицо Дмитрия, в руке микрофон с эмблемой ТВН. «Очевидцем страшной трагедии в очередной раз стала камера наблюдения. За моей спиной то самое место – стоянка, кафе, полицейские мигалки». Потом в кадре появляется блеск натянутой струны и капля крови на ней. «Вот, то самое место» Далее идут кадры, полученные с камеры наблюдения – летящий мотоциклист проносится по шоссе и на замедленной съемке видно, как отделяется и крутится в воздухе подобно мячу голова в черном шлеме.

– Бррр! Хорошо, что меня там не было! – Эра поежилась, словно на нее подуло холодным ветром.

«…Это случилось на тридцать пятом километре. На кадрах видно, как ничего не подозревающий мотоциклист становится жертвой злоумышленников. Как мы видим, скорость была большой, струна на такой скорости режет, как лезвие» Затем в кадре появляется тело, оно висит на молодой сосне. Вдруг обезглавленное тело начинает барахтаться, напоминая движениями пловца. У парня нет привычной опоры и его тело «думает» что оно в воде. Словно пловец, висящий на ветках, оно лихорадочно гребет руками, потом срывается вниз и падает на землю, как мешок с картошкой. Затем садится и начинает ощупывать то место, где была голова. Потом встает и идет на камеру. Идет прямо, слегка раскачиваясь, ломая ветки. Затем останавливается, будто прислушивается, поворачивается и, не разбирая дороги, бежит в лес, натыкаясь на деревья, падая, поднимаясь…

– Он бежал на шум. Полицейские нашли голову. Мы бежали за ним и едва успевали держать его в кадре, – пояснил Дмитрий.

– А кто снимал? – спросил я. Картинка прыгала, широкая спина обезглавленного мотоциклиста металась в кадре.

– Вадим. Репортажи всегда снимает Вадим! Когда нужна вторая камера, снимает Эра!

Следующий ракурс – в кадре полицейские натягивают оградительную ленту. Под кустом блестит мотоциклетный шлем, в нем лицо. Неожиданно появляется хозяин головы, расталкивает полицейских, хорошо видно как изумление на их лицах переходит в ужас. Парень решительным движением регбиста хватает голову и нахлобучивает ее себе на плечи, плотно, как натягивают на макушку усохшую за лето меховую шапку.

– Сейчас у него зазвонит телефон. В кадре не слышно, но мы слышали, – заметил Вадим.

В кадре парень уже с головой, достает из кармана телефон, быстро отвечает, выбегает на обочину дороги, где ярко светит фонарь. Тут к нему подлетает дорогой красный седан со сверкающими дисками, парень садится, и машина со свистом рвет с места. Репортаж заканчивается, экран гаснет.

– Как же это получается? – не выдержал я после продолжительной паузы.

Все дружно рассмеялись, они ждали моей реакции.

– Ты когда-нибудь видел зомби? – спросил Вадим.

Вопрос прозвучал примерно так: – «Ты что, никогда не видел зомби?»

– Откуда мне их видеть, если я не бываю в новостях. Моя работа, это лист бумаги и сколько не пиши слово «зомби» на бумаге, он рядом с тобой не появится.

– Зомби можно увидеть только в момент трансляции. Все происходит на самом деле, это не анимация, как многие думают. Это не программы обработки видео, не монтаж, не актерская игра и не чья-то злая шутка, – ответил за всех Скворцов, он лучше остальных разбирался в программных тонкостях и хитростях телевизионного вещания.

– Как-то не совсем понятно? – заявил я, эксплуатируя ситуацию в своих интересах.

Тут мною завладело упрямство, смешанное с раздражением, ведь я сказал, что для меня это важно, что я собираю материал для статьи про зомби. И эта капризная нота снова явно прописалась на моем лице. На экране планшета в нижнем ряду я заметил эскиз со знакомой картинкой, вчерашний алкоголик, жертвой которого стала собственная мать: – Покажите мне это! – я ткнул пальцем в лежащий на столе планшет. – Да, да! Сейчас, от начала и до конца.

– Ты хочешь знать, поднялась ли бабка? – Дима вопросительно сощурился в сторону Вадима, собираясь высечь из этого искру новой темы.

– Да, кстати? – поддержал его намек Вадим. – Что там было на самом деле?

– Я не видел. Ты снимал, значит, ты видел.

– Он не видел! Видел я! – признался Вадим. – Он стоял спиной.

– Перестаньте! – вмешалась Эра. – Не будьте такими циничными. Если бабка поднимется, она сможет утешить сына, быть может, она простит его.

Я посмотрел на стрелки часов. У меня на руке часы с крупным белым циферблатом и тонкими золотыми стрелками. Наблюдать за тем, как бегут стрелки часов для меня одно удовольствие, это возвращает меня в реальность. Случается, как сейчас, реальность вдруг ускользает от меня, становится дурно и нехорошо. Я подождал, пока секундная стрелка сделает круг. Дмитрий тем временем запустил репортаж…

Тело, накрытое одеялом, оставалось неподвижным, сын-убийца всхлипывал сидя на табуретке. «…Он сделал все сам и полицию вызвал сам рано утром. Он осознал все в одну секунду и теперь убит горем» – комментировал Дмитрий. Потом Дмитрий в кадре просит его успокоиться, тихо беседует с ним некоторое время (этого не показывали в новостях). «…Ты же хочешь, чтобы другие не повторили твою ошибку, тогда нужно все показать и все рассказать прямо сейчас по свежим следам». Потом он взял короткое интервью, сын долго сморкался и вытирал слезы, но потом собрался и сказал прямо в камеру, что мать бы его простила (это было в новостях). Дмитрий повернулся лицом к зрителям, Вадим взял его крупным планом. В верхнем левом углу кадра оставался диван. Сначала приподнялся край одеяла, потом бабкина рука согнулась, привычным движением она откинула одеяло и села. Над ключицей торчал глубоко засаженный кухонный нож. Одежда под рукояткой вся пропиталась красным и липла. Бабка некоторое время сидела в неподвижности, и смотрела перед собой, как проснувшийся от глубокого сна человек, когда пытается прийти в себя. Но «проснуться» у нее не получилось, вместо этого ее глаза закатились белками наружу, она открыла черный пустой рот, провалившись на самое дно безумия, встала и пошла, растопырив руки и совершенно не обращая внимания на сына. Сын, обезумевший от ужаса, наблюдал за нею. Бабка толкнула входную дверь и вышла на лестничную площадку, покинув кадр. В кадре оказался сын. Он перестал рыдать, на его лице застыла странная ухмылка. Он живо оглянулся, кивнул, будто все понял, прижал к носу кулачок и начал глупо и мелко хохотать. Выражение беспомощной глупости навсегда прилепилось к его лицу.