Узники смерти - Юрий Мокшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кого вы имеете в виду: Горбачева или Ельцина? — перебил я.
— Они оба стоят друг друга и оба тщательно готовились на свои роли. Миша подбирался на роль "хитрого", а Борис на роль "прямолинейного".
Пока мне были неясны эти определения, но я не. стал задавать вопросов, надеясь найти им объяснения по ходу рассказа.
— Корни этой истории уходят глубоко в прошлое, но ветки ее дотягиваются до сегодняшних дней и будут тянуться далее, пока до конца не выполнят заветов Андропова. Он был великим человеком и страшным человеком!
Майор замолчал, наблюдая как содержимое рюмки переливается в свете цветных лампочек бара. Затем, как бы продолжая ход своих витиеватых мыслей, спросил:
— Ты думаешь, "новые" будут лучше "старых"?
Я уж и не знал, что ответить. Зотов скорчил кислую мину:
— А ты уверен, что через энное время гэкачепистов не возведут в лоно святых мучеников? Ты уверен, что они не окажутся августовскими декабристами 20 века? А-а, то-то!..
Майора снова понесло на философию, а время шло. Я еще раз попытался вернуть его к исходной точке.
— И все-таки, мне пока не ясно, что заставляет вас так думать. Вы боитесь разглашать?
— Мне уже нечего терять, кроме своей, никому не нужной головы, — возразил майор. — А ты можешь здорово пожалеть. Хотя…
— Любопытство сильнее страха. У нас же гласность, — хмыкнул я.
— Не будь наивным, — майор не уловил моей интонации. — Гласность только тогда, когда это выгодно. Запомни это.
— Я слушаю…
Дмитрий Николаевич несколько минут сидел молча, собираясь с мыслями и пролистывая страницы своей жизни. Затем вдруг усмехнулся:
— Скажи, сержант, ты до сих пор считаешь, что охранял секретную радиоточку?
— А разве это не так?
— Нет, не так. Я расскажу тебе, но только то, что видел собственными глазами и с того момента, когда начал принимать активное участие в развивающихся событиях. Выводы делай сам.
И я их сделал…
1
Доктор Елена Николаевна Бортник находилась в расцвете женской красоты. Институтские мужчины, независимо от семейного положения, сходили от нее с ума.
Стройная и длинноногая, с пышными каштановыми волосами, с высокой грудью и обезоруживающими доверчивыми глазами, она с явным удовольствием и кокетством частенько говорила про себя, что если бы не ушла в медицину, то обязательно стала бы супермоделью.
Энергичная Бортник одинаково хорошо умела как подчиняться сама, так и подчинять других. Она умела быть сильной и слабой, мудрой и по-детски наивной.
В любви Елена Николаевна придерживалась свободных взглядов, однако никто из местных представителей сильного пола так и не завоевал сердце женщины. В институте решили, что у Бортник любовник на стороне. Замужем она не была, за исключением одной неудачной попытки еще в студенческие годы.
Потом все как-то не получалось: хорошие мужики были заняты, а плохие и даром не нужны. Но она была женщиной и хотела обыкновенного бабьего счастья, уютного теплого дома, любимого и любящего мужа, послушных веселых и симпатичных детей.
Господь Бог дал ей все: красоту, положение в обществе, здравый ум и материальные блага, но лишил самого главного — семьи. Все хорошо не бывает, но Елена Николаевна, будучи натурой сильной и волевой, твердо верила, что рано или поздно и на ее улице будет-праздник.
В лаборатории стояла полная тишина, и лишь изредка брякали колбы и пробирки в руках лаборанток.
Затрещал телефон. Ассистентка сняла трубку.
— Елена Николаевна, вас…
Выслушав говорившего, доктор направилась к двери.
— Девочки, закончите без меня. Вызывают наверх — и она ткнула пальцем вниз.
Секретарь директора, нацепив вежливую улыбку, открыла дверь:
— Проходите пожалуйста, вас ждут.
Елена Николаевна вошла в кабинет. Директор был не один: за столом напротив восседал человек среднего телосложения, темноволосый, с приятными чертами самодовольного лица. Невооруженным глазом было видно, что он любит покрасоваться перед всеми и прежде всего перед самим собой, что он любимец женщин и начальства.
Неизвестный был в штатском, но по тому, как он держался, по незначительным штрихам присущим только офицерам, Елена Николаевна поняла, с кем в действительности имеет дело. Что-то в облике этого человека показалось ей очень знакомым, но — Бортник не смогла вспомнить, где видела его раньше.
Между тем директор, поспешно подошел к ней и поцеловал руку:
— Разрешите представить: краса и гордость нашего института — Елена Николаевна Бортник. А это товарищ из Комитета государственной безопасности.
Товарищ встал и вежливо поклонился:
— Петр Александрович Саблин.
— Очень приятно, — она кивнула в ответ. — Чем обязана такому вниманию к моей скромной персоне?
Петр Александрович улыбнулся:
— Скромные нас не интересуют…
Он красноречиво посмотрел на директора и тот, якобы вспомнив о неотложном деле, вышел из кабинета. Елена и Саблин сели за стол.
— Вы знаете, — начал Петр Александрович, — я, честно говоря, представлял вас несколько иначе и приятно удивлен, увидев такую обаятельную и красивую женщину. К сожалению, ум и красота очень редко уживаются в одном лице, но вы — очаровательное исключение.
— Разве в моем личном деле нет фотографии?
— Ну-у, — Петр Александрович развел руками, — разве маленькая фотокарточка может дать истинное представление о женщине?
Бортник улыбнулась:
— У вас там, в КГБ, все такие галантные кавалеры?
— В присутствии такой женщины любой им станет, — комитетчик еще раз вежливо поклонился.
— Простите, Петр Александрович, — неожиданно спросила Бортник. — Не сочтите это за бестактность, но мы раньше нигде не встречались? Ваше лицо мне знакомо.
— Увы! — Саблин развел руками. — Эту минуту я бы запомнил на всю жизнь.
Он, конечно, соврал. Ознакомившись с личным делом доктора, Саблин очень долго вспоминал, где раньше он мог видеть эту женщину. Но память не спешила открывать свои кладовые. Информационный центр также не дал ответа и вопрос остался непроясненным.
— Ну что, начнем? — спросил офицер.
— Смотря что… — ответила женщина, лукаво блеснув глазами. Но, несмотря на приятное начало разговора, Бортник чувствовала настороженность.
"Ах ты кокетка! Жалко упускать тебя из Москвы", — подумал Петр Александрович, а вслух произнес:
— Пока начнем лишь беседу, уважаемая Елена Николаевна. И прежде всего хочу вас предупредить, что независимо от принятого решения, эта беседа должна остаться между нами.
— Не волнуйтесь, мне об этом говорят с тех пор, как я связалась с вами.
Комитетчик принял деловой вид.
— Мы вас хорошо знаем, — продолжал он. — Знаем все разработки и высоко ценим ваш вклад в советскую науку. Вы единственная у нас в стране и за рубежом так далеко ушли в исследованиях данной области… Мы хотим предложить вам работу особого рода: сроки не ограничены, разработки на ваше усмотрение, материалы любые и в любом количестве, по любому вашему запросу тут же будет даваться информация, как союзная, так и зарубежная. Лаборатория оснащена по последнему слову техники. Кроме того: двойная зарплата, а точнее, два оклада старшего лейтенанта Советской армии. Плюс полное гособеспечение. Проживать будете в академгородке в однокомнатной квартире со всеми удобствами. Правда, объект закрытый и находится под Горьким, но московская прописка, квартира и машина у вас остаются.
Бортник усмехнулась:
— Позвольте, во-первых, почему у меня будет офицерская зарплата, а во-вторых, после института я и так уже семь лет работаю на вас.
— На нашу Родину, — поправил Саблин. — В этом НИИ вы работаете не так продуктивно, как нам хотелось бы, но это не ваша вина. К тому же вы сами доложили руководству, что вам необходимы новые масштабы. Что же касается офицерского оклада, то вам, дорогая Елена Николаевна, придется на некоторое время надеть лейтенантскую форму. Это связано с местными особенностями.
— Ого, вы меня кажется заинтриговали.
Оба рассмеялись.
— Такая у меня работа. Я, конечно, не требую немедленного ответа. Подумайте хорошенько, взвесьте все за и против, свои возможности, а завтра мы снова встретимся. Договорились?
— Договорились.
Выйдя от директора, Бортник прошла в оранжерею, углубилась в самый дальний и укромный уголок и, сев на скамеечку, задумалась.
Она жила одна. Отец умер от рака, когда ей было всего два года. Мать пережила отца на пять лет. Из Ленинграда маленькую Лену забрала к себе в Вологду ее бабка, у которой она и прожила вплоть до окончания школы.
Затем московский мединститут, работа на кафедре. Вскоре товарищи из Комитета госбезопасности предложили Елене Николаевне новую тему, и с тех пор судьба женщины нераздельно была связана с этой всемогущей организацией…