Солнышко Алеша (СИ) - Рогаль Анатолий Григорьевич "Frencis"

А первого сентября, он, вместе с Алешей (сам своими ногами и без костылей!), вошел в десятый класс.

Так закончилось последнее школьное лето, но осталась дружба да десять августовских ночей в Кобыляках, которые им никогда не забыть.

Прошло три года.

И год почти, как погибла Настя.

Осенью пошла вместе с родителями в турпоход, развели вечером костер на привале, а под ним, как потом оказалось, еще с войны притаилась неразорвавшаяся мина... и не стало семьи Дашковых, и лишь на городском кладбище семейная фотография, вкрапленная в холодный гранит, напоминала, что жили когда-то такие люди на земле.

Алеше эту страшную весть, не доверив письму, привез прямо в Армию Санька Шатров, которого служить не взяли, а выдали «белый билет».

- ... Такие вот дела, брат... , - выдохнул он и, возможно, впервые в жизни заплакал.

Алеша тогда не плакал, слезинки не проронил, только поседел за одну ночь. Даже на могилку Настеньки не смог он тогда попасть, так как через неделю закончил он с товарищами учебку и, постукивая на стычках колесами, повез их поезд к афганской границе.

Скрывая свое горе от друзей-товарищей, служил Алеша верой и правдой: первым подымался в атаку, а если надо было, то и телом прикрывал своих боевых побратимов.

Вернувшись после госпиталя домой - его комиссовали раньше на полгода - геройством своим никогда не хвастался, но орден Красной Звезды да длинный рубцеватый шрам, косым пробором рассекавший седую прядь волос, говорили о многом.

После госпиталя Алеше предоставили отпуск для поправки здоровья. Все это время он дома не сидел, а ездил и ездил в область на Настину могилу. Давно зарубцевались на теле раны, а сердце все кровоточило и кровоточило, и начал Алеша таять на глазах, как свеча.

Чем могли помочь родители сыну? Уговоры не действовали, и плакала мать по ночам и вздыхал, ворочаясь в бессоннице, отец.

Спасли Алешу боевые друзья- товарищи. Вернувшись домой, не смогли они сидеть сложа руки, мал им был восьмичасовый рабочий день и взяли они хлебное поле под свою опеку, а заработанный хлеб отправляли ту да, в свою весну, не забывая голодных детских глаз, их немой укор, если у тебя в нужный момент не оказывалось с собой горбушки хлеба.

А мы в то время все еще продолжали порой швырять хлеб в урны и тогда этим ребятам опаленным афганским огнем хотелось швырнуть в нас камнями.

Прошло еще три месяца. Радуя родителей, Алеша потихоньку возвращался к жизни. Но его быстрая и неожиданная женитьба все же всех поразила и озадачила, несмотря на всю романтичность знакомства с будущей невестой Валя Колчанова, акушерка родильного дома, попала в аварию и Алеша, случайно оказавшийся на месте происшествия, рискуя жизнью, вытащил ее с горящего автобуса, тогда как девушка уже, отчаявшись, собиралась себе отрезать ступню ноги, зажатую при ударе.

Чтобы мы не сделали, родители нас простят и поймут, но Санька друга не понял и не простил. Даже когда Алеша после выздоровления пришел работать в их цех, Санька, используя свое влияние на слабый пол, сделал так, чтобы попали они в разные смены, а на пересменках, зная Алешину пунктуальность, в раздевалку заходил попозже, чтобы не встретиться.

За прошедшие три года Санька здорово изменился, особенно за последние полгода, а точнее, с тех пор, как в цехе появилась новый мастер ОТКа аспирантка-практикантка Ленинградского института Елена Н. Настоящей ее фамилии в нашем повествовании мы называть не будем, чтобы не вводить в смущение тех товарищей, у которых фамилии такого рода в недалеком прошлом вызывали трепетное благоговение.

На нашем же заводе фамилия Елены Н. просто панику вызвала. Сначала она замелькала в «секретных» депешах и конфиденциальных телефонных разговорах между Ленинградским институтом и нашим заводом, а затем на узко представительных рабочих собраниях в 15 цехе, куда именитую практикантку после долгих кулуарных совещаний решили определить.

Пятнадцатый цех на заводе считался флагманом производства: оборудование импортное, план всегда выполнялся и перевыполнялся, рекламаций почти не имел - до тех пор, пока в стране не стал вопрос о качестве.

Конечно, согласно приобретенной в институте специальности, Елену Н. надо было б оставить технологом, но в то время на заводе, который в своей отрасли тоже считался флагманом, а технологии, как таковой, никто и понятия не имел. Нет, техпроцессы и техкарты писались и составлялись, но это занятие было чисто символическое и к настоящему производству никакого отношения не имело. Вот поэтому-то и пришлось руководящим товарищам поломать головы: «А куда нам эту Елену Н. определить?»

- Мастером ОТКа ее в 15 цех и не каких гвоздей! Пускай там знают, что вопросу качества мы уделяем самое пристальное внимание, - энергично рубя воздух холенными белыми ручками, сказал лысоватый толстячок и споры сразу же прекратились - с ним не спорили.

Итак, прибыла Елена Н. в пятнадцатый цех. Но встретился Санька Шатров с Леной не в родном цехе, а в заводской библиотеке.

Благодаря Алеше и покойной Настеньке подружился Санька с книгами и теперь его любимым занятием стало читать . .. да заводить романы. К представительницам слабого пола у него отношение было особое: не постельную принадлежность видел он в них, а чудо, неповторимое чудо, помня каждой из них завиток, запах губ, блеск очей и блаженство ночей. Поэтому-то назвать его бабником как-то язык не поворачивается. Правда и охладевал он быстро, но это эксцессов не вызывало, так как дружеских связей он не рвал, а они постепенно как-то сами по себе ослабевали может на время, а может и навсегда.

В общем, встретились Санька с Еленой в библиотеке и загорелись у парня глаза, когда он взглянул какие книги выложила библиотекарь перед незнакомой ему девушкой, а взглянул Санька девушке в глаза и воспламенилось и сердце его.

Из библиотеки вышли вместе.

Неожиданное знакомство быстро переросло в что-то большее, но так до конца и не определилось.

Елена Н. была москвичкой. В семье была она младшей и с раннего детства своими незаурядными способностями подавала большие надежды. Даже подчиненные отца восторгались ею, не как раньше ее братьями, ставшими затем только лишь ответственными работниками министерств, а искренне, правда, с удивлением: « ... и у кого она такая уродилась?»

Но, подрастая, девочка все меньше радовала родителей: не держалась своего круга, заводила знакомства с людьми случайными, а главное, бесполезными, да еще обзавелась, вдобавок, собственным мнением. В общем, начала позорить такую замечательную фамилию, которая долгое время была украшением наших газетных полос. Вдобавок еще, Лена была не только смыленной, но и любознательной и постепенно узнала многое из того, что нам знать не надобно ... может быть внукам нашим.

Блажен человек в вере своей, а Елену начал грызть червь сомнения. Начались споры с братьями, даже с отцом. Но Лену сначала всерьез не принимали, считая все эти разговоры дурью за блажью. Но когда пошли слухи о ленинградской свадьбе (возможно эта информация была преувеличенной и неточной) Алена взорвалась, наговорила кучу грубостей отцу: (Так как главного «героя» этой истории вскоре перевели на повышение в Москву и он, как подчиненный ее отца, стал бывать в их доме)

- Раз он будет здесь, то я буду там, - решительно заявила она родителям и уехала в Ленинград поступать в какой-нибудь институт - Елена как раз в том году окончила спецшколу с золотой медалью.

Знакомые их круга, узнав, что Лена поступила в Ленинграде в технический вуз, смотрели на нее, когда она приезжала домой на каникулы, как на Диогена. Правда, поговаривают, что Диоген полез в бочку из-за жилья, но у родителей Лены, кроме огромной квартиры в Москве, был еще и особнячок этак ... надцать на ... надцать метров и не один и не только в Москве.

Родителей же жениха Еленин «каприз» даже радовал: «Не ученая жена Коленьке и нужна! Больше внимания будет уделять мужу. Ведь Коленьке дипломатическую карьеру делать».

Дипломатом Коле предначертано было быть еще в утробе матери, а в женихи к Лене он попал уже в зрелом тринадцатилетнем возрасте. Правда, Лена не возражала против уговора между родителями - Николай ей нравился.