Александр I Его личность, правленіе и интимная жизнь - Г. Алексеев

вого цветка, крестьянской избы и т. п.; онъ рано привыкъ скользить по житейскимъ явленіямъ легкимъ взглядомъ того человека, для котораго жизнь — пріятное препровожденіе, a міръ обширный кабинетъ для эстетическихъ и политическихъ наслажденій. Съ летами все это изменилоеь. Случилось такъ, что этотъ обширный и полезный процессъ въ Александре былъ прерванъ. Зная по опыту, какъ добродетель таетъ

легко подъ палящими лучами страсти, императрица

Екатерина поспешила застраховать своего внука, женивъ его въ 1798 г., когда ему не исполнилось еще 21 года; для этого была призвана Баденская принцесса Елизавета Алексеевна. Каковъ бы ни былъ взлядъ на бракъ, но правъ Фонвизинскій недоросль, сказавъ, что женитьба или замужество — конецъ ученію. Теперь для Александра пошли другіе интересы, началось другое развитіе, непохожее на прежнее юношеское. Грецін и Римъ, республика, свобода, равенство, какое же место, спрашивается, въ этомъ калейдоскопе героическихъ образовъ и политическихъ идеаловъ занимаетъ Россія со своимъ невзрачнымъ прошедшимъ, съ неограниченной монархіей, съ крепостнымъ правомъ и т. п. особенностями политическими и соціальными; какъ въ голове великаго князя родная действительность могла укладываться съ темъ, что проповедовалъ гувернеръ-республиканецъ? Очень просто: ее, эту действительность, признавали какъ

фактъ низшаго разбора, какъ стихійное неразумное явленіе, признавали ее и игнорировали, т. е. ничего объ ней больше знать не хотели. Лагарпъ въ зтомъ отношеніи поступалъ съ великимъ княземъ какъ въ былое время поступала гувернантка съ девушкой. Воспитательница, девица не первой молодости, нарисуетъ, бывало, воспитаннице очаровательный міръ благовоспитанныхъ людскихъ отношеній, основанныхъ на правилахъ строгой морали, строжайшей вежливости, въ которомъ даже показать кончикъ носка изъ подъ платья грехъ — и вдругъ обе девы тутъ же въ доме налетаютъ на натуральную сцену: юная устремитъ на старую изумленный и сконфуженный взглядъ, а та успокоитъ ее и скажетъ: „ничего, иди къ себе“.

Лагарпъ осторожно обходилъ больныя места русскаго государственнаго и общественнаго порядка, а впоследствіи онъ советовалъ питомцу и не лечить ихъ. Съ грузомъ античная образованія и самоновейшихъ политическихъ идей, Александръ вступилъ въ действительную жизнь. Она встретила его не то, чтобы сурово, а какъ то безсмысленно. Бабушкинъ внукъ онъ былъ вместе съ темъ и сыномъ своего отца и сталъ въ очень неловкое положеніе между отцомъ и бабушкой; то были два двора, два особые міра; нравственное разстояніе между ними было несравненно шире географическая. Каждую пятницу старшіе велите князья, Александръ и Константинъ, должны были

отправляться въ Гатчину; по субботамъ бывалъ парадъ, Гатчинскій вахтъ - парадъ, следовательно не шутка. Старшій великій князь былъ командиромъ втораго батальона, младшій третьяго, вечеромъ они возвращались въ Петербургъ. Въ Гатчине Алексаидръ слушалъ жестокую команду, суровыя слова, непріятные казарменные жесты и размахиванья; а вечеромъ, возвратясь въ Петербургъ, попадалъ въ салонъ Екатерины, въ те залы Зимняго Дворца, которыя назывались Эрмитажемъ, уединеніемъ, и где императрица проводила вечера въ избранномъ обществе; здесь шли толки о самыхъ важныхъ политическихъ предметахъ, велись самыя остроумныя беседы, шутились самыя изящныя шутки, смотрелись самыя отборны я французскія пьесы, a грешныя дела и чувства облекались въ самыя опрятныя прикрытія.

Вращаясь между двумя столь непохожими дворами, Александръ долженъ былъ жить на два ума, держать две парадныя физіономіи, кроме ежедневнойдомашней. Какая школа для выработки на тянутости, осторожности, скрытности, неискренности и какъ мало она была похожа на школу Лагарпа и Муравьева...

Со смертью Екатерины кончилась двухсмысленная жизнь; она заменилась однообразными, но очень суровыми тревогами; эти тревоги происходили изъ старинныхъ отношеній отца къ сыну; отецъ рано сталъ питать недоверіе къ сыну, рано отъ него оторванному; сынъ сталъ рано питать некоторое недоверіе къ отцу. Оба они были неправы и оба не были виноваты. Съ воцареніемъ Павла, Александръ назначенъ былъ на постъ военнаго губернатора въ Петербурге и команднромъ расположенныхъ въ округе войскъ; онъ долженъ былъ испытывать ежедневныя тревоги, трепетать вместе съ обществомъ нередъ новыми замыслами государя. Эти тревоги среди которыхъ завязалась популярность великаго князя, надолго набросила тень на его настроеніе. Надо признаться, что Александръ шелъ къ престолу не особенно гладкой и ровной дорогой; съ пеленокъ надъ нимъ перепробовали немало мудренныхъ и причудливыхъ воспитательныхъ экспериментовъ ; его не во время оторвали отъ матери для опытовъ разной естественной педагогіи; ни въ бабушкиномъ салоне, ни на отцовскомъ вахтпараде, ни въ Лагарповской аудиторіи его не выучили какъ следуетъ родному языку; современники свидетельствуютъ, что Александръ до конца жизни не могъ вести по русски разговора о какомъ нибудь сложномъ предмете. Такъ воспитывался великій князь и съ такимъ запасомъ понятій, чувствъ и наблюденій онъ вступилъ на престолъ. Давно уже у него сложился политическій идеалъ, который онъ высказывалъ въ беседе съ редкими людьми, къ которымъ относился откровенно; къ числу ихъ принадлежалъ молодой образованный полякъ

Адамъ Чарторійскій, котораго приставила къ нему мать. Князь Адамъ Чарторійскій позже уже вспоминалъ эти беседы съ великимъ княземъ, отъ которыхъ онъ быль въ большомъ восторге. Александръ, ветретивъ въ окружающемъ обществе единственнаго человека, передъ которымъ онъ могь открыться, кажется старался вынести изъ души все, что тамъ лежало; онъ открыто признавался, что ненавидитъ деспотизмъ, въ какихъ бы формахъ онъ не проявлялся и следилъ съ живымъ участіемъ за ходомъ французской революціи, за рожденіемъ французской республики и желалъ ей всякаго успеха; онъ высказывалъ также, что считалъ наследственную власть нелепымъ учрежденіемъ, что выборъ лица, носителя верховной власти, долженъ принадлежать не рожденію, а голосу націи, которая всегда выберетъ лучшаго управителя.

Съ этимъ идеаломъ онъ вступилъ на престолъ тутъ впервые онъ вероятно долженъ былъ встретиться съ русской действительностыо; прежде онъ зналъ либо салонъ, либо казарму. Такимъ образомъ онъ долженъ былъ почувствовать страшную пропасть между его привычными любимыми идеями и между столь же привычными, хотя и нелюбимыми фактами русской жизни. Отсюда изъ такого воспитанія онъ вынесъ свой главный недостатокъ: отсутствіе чутья действительности, практическая глазомера; это чутье и глазомеръ не даются даромъ. Александръ зналъ факты,

но искусственные, пробовалъ грязь, но деланную ; онъ зналъ грязь салона, грязь казармы, но не знакомъ былъ съ той житейской грязью, на которую обрекъ человека самъ Создатель, сказавъ: ,,въ поте лица добывай хлебъ свой“. Онъ не вынесъ ни привычки, ни любви къ процессу труда; отсюда идиллическій взглядъ на ходъ людскихъ делъ; онъ вступилъ на престолъ съ истиннымъ желанія добра всемъ людямъ и онъ былъ уверенъ, что достаточно пожелать добра, чтобы осчастливить людей, что благоденствіе водворится среди людей какъ то вдругъ и притомъ не будетъ сопровождаться ни напряженіемъ, ни стесненіемъ для личной власти Александра; свобода какъ то водворится безъ всякой потери для власти, власть какъ бы устоить безъ всякой потери для свободы; однимъ словомъ то была политическая идиллія. Практическій человекъ никогда не задаетъ жизни широкихъ задачъ, зная, что не въ силахъ разрешить ихъ, но онъ никогда не пугается передъ препятствіями, какія ставитъ жизнь. У Александра не было знанія ни того, ни другого; онъ вступилъ въ правительственную деятельность съ слишкомъ широкими мечтами, но при встрече съ первыми препятствіями пугался, думалъ, что ошибался, онъ не зналъ ни степени опасности враговъ, ни степени силы препятствій; его первыя попытки обыкновенно охлаждались; неудачи вызывали въ Александре досаду, но досаду не на себя, а на

жизнь и на людей. Нерешительность, происходившая отъ испуга передъ препятствіями, сопровождалась уныніемъ, наклонностью опускать руки, легкой утомляемостью, еще прежде труда, онъ уже пугался затрудненій, смотрелъ уже на конецъ, а если конецъ не былъ близокъ, готовь былъ. чувствовать себя утомленнымъ. Это обычное свойство незнакомыхъ съ жизнью людей.

Изобиліе чувства и воображеніе при недостаточ номъ развитіи воли — все это соединилось въ настроеніе, въ какое попалъ Александръ съ 1815 года, и которое около того же времени получило названіе разочарованія; проще говоря, это нравственное уныніе. Благодаря тому Александръ охладелъ къ задачамъ внутренней политики; русская жизнь, которой онъ не зналъ стала казаться ему неподготовленной ; съ 1815 г.: стала даже обнаруживаться чрезвычайно раздражительное, даже скептическое отиошеніе ко всему русскому. Какъ скоро онъ сталъ въ такое отношеніе ко всему родному, его идеи должны былы переселиться въ Польшу и даже дальше заграницу. Во вторую половину царствованія Александръ жилъ умомъ и сердцемъ по ту сторону Вислы. По какъ скоро эти идеалы переселились на другую почву, можетъ быть ему более родственную по происхождение, они должны были измениться. Первая молодость прошла, силы были утомлены, юношескій порывъ охлажденъ, фран-