Александр I Его личность, правленіе и интимная жизнь - Г. Алексеев

Matériaux inédits pour la biographie. Tome IX.

Новые матеріалы по біографии россіискихъ коронованныхъ особь, составленные на основаніи заграничныхъ документовъ.

ТОМЪ IX.

Александр I Его личность, правленіе и интимная жизнь.

Составилъ Г. Н. Алексеевъ.

БИБЛИОТЕКА

Среди монарховъ, удостоившихся носить „шапку Мономаха“ Александръ I, или какъ онъ впоеледствіи царевыми льстецами былъ названъ, „Благословенный“, занимаетъ особое место. Подъ его царствованіемъ Россія впервые, можно сказать вступила на широкій путь международная политическая общенія, и съ известной точки зренія можетъ быть оправдываемъ взглядъ, неоднократно высказанный въ Западной Европе, что ,,европейскій“ періодъ русской исторіи, начинается, въ сущности съ восшествіемъ на престолъ Александра.

Вина въ томъ, что подъ царствованіемъ Александра Россія была вовлечена въ водоворотъ европейской политики, конечно не можетъ быть приписываема старшему сыну Павла. Весь европейскій Западъ при восшествіи его на престолъ переживалъ историческій періодъ переоценки всехъ считавшихся доселе незыблимыхъ политическихъ началъ. Скромный корсиканскій офицеръ, Бонапарте, гигантскими шагами приближался къ зениту своей славы и власти. Вся

каррьера Наполеона протекла при жизни и царствованіи Александра, при немъ же совершилось паденіе этого глашатая и распространителя, а потомъ и покорителя политическихъ принциновъ французской великой революціи. Представлялась, конечно возможность, чтобы въ періодъ борьбы за и противъ идей французской революціи, наши тогда руководящія сферы держались въ стороне и только издали наблюдали за великой международной борьбой на Западе. Трудно предположить, чтобы въ Россіи начала 19-го столетія, идеи эти могли бы настолько революціонировать народъ, что явленіе это могло бы, съ точки зренія правителей, разрастись до фактора, серіозно угрожающаго целости и спокойствию Имперіи. Съ этой точки зренія всякое вмешательство Россіи въ междуусобную борьбу иностранныхъ государствъ съ Франціей и ея союзниками была совершенно излишня. Необходимо: оно было, опять таки, конечно, съ точки зренія этихъ сферъ и въ интересахъ престижа монархическаго, и притомъ легитимистическаго, начала, и въ связи съ этимъ и въ интересахъ той касты, которая существуетъ и только можетъ существовать въ абсолютно управляемой стране, и въ особенности въ стране, въ которой абсолютизмъ отличался такой крайностью и последовательностыо, въ которой онъ принялъ наиболее. омерзительныя формы, какъ въ Россіи, доставшейся Александру отъ такого предшественника, какъ Павла.

Время, въ которое Александръ былъ призванъ править Россіей, было такимъ образомъ чрезвычайно важное и серіозное. Волей судебъ, и именно судебъ, какимъ мы увидимъ ниже, - а не самого венценосца, Россія въ теченіи довольно долгаго и важнаго времеми была призвана играть выдающую и даже руководящую въ международной политике роль. Насколько Александръ воспользовался и насколько онъ, благодаря своимъ личнымъ качествамъ былъ въ состояніи воспользоваться представившимся ему благопріятнымъ полоягеніемъ для управляемаго имъ государства, въ смысле укрепленія его вліянія среди европейскихъ державъ, а также въ смысле культурнаго и политическая подъема управляемыхъ имъ народовъ, мы постараемся изложить въ следующихъ строкахъ, развернувъ передъ читателями, главнымъ образомъ, внутреннюю, такъ сказать, интимную сторону жизни и духовнаго развитія старшаго сына Павла, стоявшаго во главе управляемаго имъ государства 24 года, вошедшаго на престолъ вследствіе трагической кончины отца своего, и уступившаго державу россійскую также при обстоятельствахъ, по настоящій моментъ еще окончательно не выясненныхъ.

Александръ родился 12 декабря 1777 года. Онъ былъ сыномъ Павла отъ втораго брака съ вюртембергской принцессой Маріей Феодоровной. Наиболее выдающійся историкъ Россіи этого времени, Шиль-

деръ, а также профессоръ Ключевскій не разделяютъ мненія, что Александръ, благодаря хлопотамъ бабушки Екатерины, получилъ хорошее воспитаніе; онъ былъ воспитанъ очень заботливо, но не хорошо, и не хороша именно потому, что слишкомъ заботливо. Вскоре после рожденія бабушка, которая считала себя большой педагогичной, оторвала внука отъ матери, чтобы воспитать его по правиламъ тогдашней философской педагогики, т. е. ,,по законамъ разума и въ принципе добродетели.“ Тогда ,,Эмиль“ Руссо считался ходячимъ учебникомъ такой педагогіи; этотъ учебникъ требовалъ, чтобы воепитаніе давалось человеку крепкое, закаливавшее противъ всехъ житейскихъ и физическихъ невзгодъ; согласно съ этимъ Екатерина поместила маленькаго внука въ комнате Зимин го Дворца, обращенной окнами къ Адмиралтейству, чтобы заранее пріучить ухо его къ пушечнымъ выстреламъ; но слуховой нервъ ребенка не вынесъ преждевремеинаго закала, и великій князь на всю жизнь остался тугъ на одно ухо. Когда внукъ сталъ подрастать, она составила планъ воспитанія, по обычаю своему довольно полными пригоршнями зачерпнувъ правила въ буквальномъ переводе изъ сочиненій Локка. Вместе съ темъ образованъ былъ штатъ воспитателей; главнымъ изъ наставниковъ былъ избранъ полковникъ Лагарпъ, швейцарскій республиканецъ, восторженный, но осторожный поклонникъ тогдашнихъ французскихъ идей, „ходячая и говорливая французская книжка“. Учить великаго князя русскому языку призванъ былъ Михаилъ Никитичъ Муравьевъ, очень почтенный и образованный человекъ и очень недурный писатель въ либерально-комическомъ и сантиментально - дидактическомъ направленіи. Наконецъ, общій надзоръ за воспитаніемъ порученъ былъ графу Салтыкову, одному изъ вельможъ Екатериненской школы, который зналъ твердо только одно, какъ жить при дворе, делалъ, что скажетъ жена, и подписывалъ, что подасть секретарь; впрочемъ его партитура въ этомъ педагогическомъ оркестре состояла въ томъ, чтобы предохранять великаго князя отъ сквознаго ветра и засоренія желудка. Лагарпъ, по его собственному признанно, принялся за свою задачу очень серіозно какъ человекъ, сознающій свою обязанность передъ великимъ народомъ. Онъ началъ читать съ великими князьями, съ Александромъ и Константиномъ, которые ему были поручены, латинскихъ и греческихъ классиковъ, Демосфена, Плутарха, Тацита ; англійскихъ и французскихъ историковъ, философовъ и публицистовъ : Локка, Гиббона, Руссо, Мабли и т. д. Во всемъ, что онъ говорилъ и читалъ питомцамъ, шла речь о человеческомъ разуме, о человеческомъ благе, о происхожденіи общества, о равенстве людей, о справедливости и настойчивее всего о свободе человека, о нелепости и вреде деспотизма, о гнусности рабства и т. д. Добрый и умный

Михаилъ Муравьевъ подливалъ масла въ огонь, читая ребенку свои идилліи о любви къ человечеству, о законе мысли, заставляя переводить все техъ же Локка, Гиббона, Руссо и т. д. Все это говорилось и читалось будущему самодержцу россійскому въ возрасте отъ 10 до 14 летъ, т. е. довольно преждевременно. Въ эти годы, когда люди живутъ непосредственно впечатленіями и инстинктами, отвлеченныя идеи превращаются у нихъ въ политическіе образы,, моральные принципы въ чувства; преподаваніе Лагарпа и Муравьева не давало ни реальныхъ знаній, ни логической дрессировки ума, не вводило въ историческую дейетвительность и не могло еще серіозно возбуждать и направлять мысли; высокія идеи въ уме двенадцатилетняго политика и моралиста отлагались какъ политическая и моральная сказка, наполнявшая детское воображеніе недетскими образами и волновавшая его незрелое сердце очень зрелымн чувствами. Если мы прибавимъ къ этому графа Салтыкова съ его доморощеннымъ курсомъ придворной гигіены и придворныхъ манеръ, то легко заметить, какой пробелъ оказался въ воспитаніи великаго князя; „его учили, какъ чувствовать и какъ держать себя, но не учили, какъ мыслить и действовать, ему не задавали ни житейскихъ, ни научныхъ вопросовъ, которые бы онъ разрешалъ самъ, ошибаясь и поправляясь; ему на все давали готовый ответъ, политическіе и нравственные

догматы, непререкаемый истицы, которыхъ не нужно; оставалось только прочувствовать и затвердить; его не заставляли ломать голову, его не воспитывали, а какъ сухую губку пропитывали дистиллированной и общечеловеческой моралью, насыщали лакомствами европейской мысли. Великій князь не познакомился со школьнымъ трудомъ, съ его миньятюрными горями и радостями; онъ не видалъ борьбы школьника съ учебникомъ, не испыталъ победъ на холодныхъ поляхъ ученическихъ тетрадей, техъ победъ и пораженій, которыя, можетъ быть, одни только и даютъ школе серіозное воспитательное значеніе. Александръ очень много читалъ, еще больше слушалъ, но онъ мало учился!“ Изъ записокъ второстепенныхъ русскихъ учителей мы часто видимъ горькія жалобы на его праздность, медленность и лень, нелюбовь его къ т. н. упражненіямъ. Когда великій князь подросъ настолько, чтобы понимать, а не чувствовать лишь возвышенные уроки Лагарпа, онъ искренно привязался къ идеалистуреспубликанцу и сталъ слушать его съ наслажденіемъ, только то былъ художественный моціонъ, а не умственная работа Благодаря преподаванію Лагарпа и Муравьева легко понять, какой обильный пріемъ политическихъ и нравственныхъ иддилій данъ былъ великому князю. Эта идиллія подействовала на его вкусы; великій князь сталъ рано думать о сельскомъ уединеніи, не могъ безъ восторга пройти мимо поле-