Укрощение повесы - Аманда Маккейб

— Ничего подобного. Я же говорила тебе! Не все мужики скоты. Я же тогда не работала...

— Все верно, — радостно подтвердил Роб. — Среди нас есть джентльмены, которые знают, как получить леди должным образом.

Джентльмен? Анна сжала губы, чтобы не рассмеяться. У Роберта, безусловно, много достоинств — острый на язык, умный и чертовски привлекательный мужчина. Но уж джентльменом его никак не назовешь.

Все ясно: очередная ссора по поводу платы винчестерской гусыне[2]. Однако она чувствовала, что за обычным спором кроется нечто большее. Некое подводное течение.

Она повернулась к Робу и открыла рот, чтобы вмешаться, но в этот момент странное напряжение взорвалось и тихое утро обратилось в хаос. Гигант с оглушающим ревом кинулся на него. У Анны зарябило в глазах от мешанины рук и клинков, она и не представляла, что можно двигаться так быстро.

Стоявшие в тени слуги с воплями бросились хозяину на подмогу. Сражение грозило превратиться в масштабную потасовку. Анна прижалась к стене.

Однако она недооценила Роба. На вид — распутник чистой воды, он двигался так, словно за долгую ночь не утратил ни капли своей актерской пластичности. С грацией королевского тигра увернулся от нападавшего, схватил его за руку и, используя разницу в весе, бросил гиганта на землю. Хрусткий звук заставил челядь застыть на месте, а ее хозяин издал мучительный стон.

Роб махнул им своей рапирой.

— Ну, кто следующий?

Как и следовало ожидать, его вызов никто не принял. Слуги подхватили своего упавшего хозяина и куда-то поволокли, рыдающая проститутка поплелась вслед за ними. Кровопролитие закончилось так же быстро, как и возникло.

— Надеюсь, теперь вы довольны, — пробормотала Анна.

Роб, смеясь, оперся рукой о стену у ее головы.

— Да, вполне. Они сбежали, как крысы из сточной канавы. Разве вас это не позабавило?

— Нет. Мне кажется... — Она вдруг увидела, что пятно крови на его обнаженной груди стало больше и ярче и пачкает его растрепанную рубашку. — Вы ранены!

Она протянулась к нему, но он зашипел от боли и оттолкнул ее руку:

— Это просто царапина.

— Если ничего не предпринять, царапина может привести на кладбище, — запротестовала Анна. — Я ведь дочь Тома Олвика, если помните? Мне много раз приходилось видеть раны. Пожалуйста, позвольте мне взглянуть.

Он посмотрел мимо нее на глазеющих актеров, явно недовольных, что шумиха так быстро закончилась.

— Не здесь, — пробормотал он.

— Что? Скромничаете? Хорошо, мы можем пройти в уборную.

— Я буду счастлив перед вами разоблачиться, миссис Баррет. Только попросите...

Роб внезапно качнулся, его бронзовое лицо посерело.

Анна приняла его на себя, обхватив рукой за стройную талию. В ее сознании прозвучал тревожный звоночек. Роберт Олден никогда не бледнел. Этой ночью, похоже, действительно что-то случилось.

— Роб, в чем дело? — выдохнула она.

— Никто не должен узнать, — грубо заявил он и тяжело прислонился к ней, дыша в затылок.

Узнать что?

— Я никому не скажу, — прошептала она. — Пойдемте в дом, и все будет хорошо.

Если бы только она сама верила в то, что говорила.

Глава 2

Анна вела Роба по запутанному коридорному лабиринту за сценой театра. Царила такая пугающая тишина, что было слышно, как его дыхание эхом отдается в грубых деревянных стенах. В горле у нее застрял запах пыли, грима и крови, а опиравшийся на нее Роб казался слишком горячим, словно у него был жар.

Она старалась не поддаваться беспокойству, но у нее не слишком-то получалось. Всю свою жизнь она жила со вспыльчивыми и непредсказуемыми мужчинами — сначала с отцом, потом мужем, теперь снова с отцом. Вражда и драки, дуэли и даже внезапная смерть от чьей-то руки — все это на улицах Соутворка и Бэнксайда было обыденным. Анна на горьком опыте узнала, каково это — иметь дело с такими характерами.

Но Роб Олден, несмотря на свою вспыльчивость, всегда был выше подобных вещей. Он мог выигрывать поединок одним движением рапиры и при этом беззаботно улыбаться. Его знали и боялись. Мужчины говорили, что за его улыбкой скрывается смертоносное сердце, и старались избегать Роба. Анна много раз видела эту его улыбку и ломала над ней голову. Роб шагал по жизни как заколдованный.

В отличие от нее самой.

Неужели колдовство иссякло?

Она отбросила липкий холодный страх и привела Олдена в пустую артистическую уборную за сценой. Здесь вдоль стен стояли сундуки с костюмами и другими театральными принадлежностями. В темном углу поблескивала бутафорская пушка. Анна смахнула груду затупленных рапир с потрепанного сундука со старой одеждой и усадила на него Роба.

Тот медленно опустился на импровизированное сиденье и настороженно посмотрел на нее. От беззаботной улыбки и привычного веселого флирта не осталось и следа. Он казался старше, тяжелее, заострившиеся черты красивого лица отбрасывали темные тени. Как она раньше не замечала этой холодности?

Такое открытие лишь усилило ее осторожность: Роб со своей красотой угрожал ее с трудом завоеванной тихой жизни.

— Что произошло? — спросила она и, избегая его пронзительного взгляда, достала из буфета корзину с медикаментами. Бинты и мази всегда были у нее под рукой. В театре постоянно кто-то травмировался.

— Вы же сами видели, — откликнулся Роб.

Его тон был тоже серьезен, ни малейшего намека на легкий юмор, которым он всегда пользовался как щитом, чтобы скрыть свою истинную натуру.

В сущности, Анна не горела желанием узнать подробности.

— Ссора из-за шлюхи? — спросила она.

— Именно. Увы, это частное дело.

— Действительно.

Ее отец владел борделями, и она знала, что творится за закрытыми дверями. Актеры создавали самые большие проблемы. И все же она не могла избавиться от ощущения, что сюда вкралось что-то еще.

Она наблюдала за тем, как Роб стягивает рубашку через голову. Он вздрогнул, когда ткань задела плечо, и Анна увидела тому причину. Длинная глубокая рана дугой изгибалась по верхним ребрам до самого плеча — рваная красная линия, едва не задевшая сердце, уже покрывшаяся коркой, но еще немного сочившаяся красноватой сукровицей, стекавшей по гладкой, глянцевой коже.

Были и другие, старые шрамы — побелевшие напоминания о прошлых сражениях и ранах, портивших его идеальную внешность. Их вид напомнил ей о каждодневной опасности этой жизни.

Она смочила водой чистую ткань и стала аккуратно промокать рану, дыша медленно и неглубоко, сохраняя на лице невозмутимое выражение. Вращаясь в актерских кругах, она кое-что узнала о лицедействе. Ничто не может быть тем, чем кажется.