Замок цветов - Роум Маргарет

Флер склонилась вперед, стараясь не пропустить ни одного отцовского слова.

— Оказалось, доктор озабочен в связи с появлением нового пациента — это молодой француз, чья семья хорошо знакома сэру Фрэнку. Он рассказал мне, какое несчастье постигло молодого человека. Два года назад тот ослеп от кислоты. Все это время доктора во Франции давали ему надежду, но очень слабую. Затем, после шести безуспешных операций, его семья обратилась к сэру Фрэнку, который велел немедленно везти больного в Англию, в нашу больницу. Сразу после несчастного случая молодой человек очень верил докторам, никогда не жаловался ни на боль, ни на страдания, которые, должно быть, были изрядны, надеясь, что ему вернут зрение. Но постепенно его оптимизм таял, уступая место горькому разочарованию. А после последней безуспешной операции он впал в полное отчаяние и поклялся, что больше никогда не даст себя оперировать.

— Бедный, бедный мальчик, — прошептала Джин Мэйнард, с трудом удерживая слезы.

— Да, его действительно стоит пожалеть.

— Но, папа, чего же хотел от тебя сэр Фрэнк? — с недоумением спросила Флер.

— Доктор уверен, что его операция окажется успешной, и очень хочет попробовать. Семье больного удалось уговорить своего отпрыска, рискнуть в последний раз. Тот, хотя и очень неохотно, согласился. Однако настроение больного внушает Фрэнку Хэмлину большую тревогу. Бесполезно оперировать человека, в душе которого лишь черное отчаяние и безнадежность… Поэтому доктор и просил моей помощи, чтобы немного ободрить молодого человека. Сам сэр Фрэнк пытался это сделать, то же самое пробовала сделать и семья, но все без толку. Боюсь, теперь они смотрят на меня как на последнюю надежду.

Викарий в полном отчаянии понурил голову.

— Но ты сумеешь, мой милый! — утешала его жена. — Вспомни, сколько таких людей удалось тебе поддержать и ободрить!

— Я пытался, — покачал головой викарий, — но у меня ничего не вышло. Никогда еще мне не доводилось встречать такого глубокого, мрачного пессимизма… точнее, равнодушия к жизни. Молодой человек никому не дает проникнуть сквозь броню, в которую заковал душу, и в ответ на все усилия, я получил лишь холодную улыбку, а под конец услышал те слова, которые уже передал вам: «Простите, но, боюсь, я больше не верю ни врачам, ни священникам!» Да и никому другому не верит, пожалуй, тоже, — горько прибавил викарий. — Мне кажется, этот молодой человек перенес такие мучения, и, похоже, не только физические, что решил никогда больше не поддаваться никаким чувствам!

Наступило неловкое молчание, во время которого каждый из них пытался представить себе, какая же боль должна была вызвать такое безразличие ко всему… Тихонько вздохнув, Джин Мэйнард робко предложила:

— Флер могла бы постараться помочь…

Девушка вздернула голову:

— Я? Что же я могу сделать? Папа…

Она повернулась к отцу и увидела, что отчаяние на его лице сменилось улыбкой.

— Конечно!.. Почему я об этом не подумал? Действительно, стоит попытаться!

— Нет, папа. Я не могу…

Флер спорила весь обед. Она каменела при одной мысли о встрече с человеком, о котором рассказал отец, представляя, какой прием ожидает ее, если тот расценит участие и сочувствие грубым вмешательством в его частную жизнь. Но родители так расстроились, услышав твердый отказ дочери, что, в конце концов, Флер вынуждена была согласиться.

На следующий день Флер пораньше поехала в больницу. Обычно в свое дежурство в палатах она записывала просьбы больных доставить им то, чего не могла обеспечить больница, и выполняла их мелкие поручения. На сей раз, девушка решила сначала с кем-нибудь поговорить, а уж потом идти к тому пациенту. Лучше всего, конечно, с Дженнифер Далтон, старшей медсестрой больницы.

Флер нашла подругу в небольшой комнате медсестер — та попивала чай и просматривала отчеты, лежавшие перед ней на столе.

— Дженнифер, у тебя найдется для меня минутка? — чуть приоткрыв дверь, спросила она.

— Входи, Флер, ты как раз вовремя появилась, я уже чуть не плачу! Честно говоря, наши стажеры пишут свои отчеты таким почерком, что я с трудом разбираю. Налить тебе чаю? — сказала она, придвигая стул для гостьи.

— Спасибо, — ответила Флер, садясь. — Мне нужен твой совет.

Дженнифер внимательно взглянула на озабоченное лицо Флер и немного наигранно напустилась на нее:

— Неужели тебе обязательно печалиться по поводу каждой встреченной хромой собаки, дорогая?

Флер открыла рот, собираясь протестовать, но Дженнифер продолжала:

— Не оправдывайся, я тебя знаю! Какая разница, кто по дороге попался тебе на глаза: кошка, собака или какой-нибудь убогий старик?.. Ты всегда беспокоишься о тех, кто не заслуживает твоего внимания… Когда же ты, наконец, начнешь думать о себе, хотела бы я знать?

Флер нисколько не обескуражила отповедь подруги. Кипучая натура Дженнифер была полной противоположностью застенчивому характеру Флер, однако они прекрасно друг с другом ладили.

— Обо мне давай поговорим в другой раз, ладно?

Дженнифер откинулась на спинку стула с видом терпеливого ожидания.

— Хорошо. Тогда признавайся, ради кого или чего ты пришла ко мне?.. Кто взволновал тебя на сей раз?..

— Ваш новый пациент, — призналась Флер. — Папа просил меня зайти к нему сегодня, чтобы попытаться его ободрить. Я надеялась, ты подскажешь мне, как лучше это сделать, я ведь даже не знаю, о чем с ним разговаривать.

— Неужели ты про нашего французского графа? — вскинулась Дженнифер.

Флер рассмеялась.

— Ну, если вы так его называете…

— Дорогая моя, весь наш персонал пытался хоть немного развлечь его!.. Унылый, мрачный, капризный, высокомерный — мы уже не знаем, как его назвать! Половина медсестер его ненавидит, другая половина в него влюблена, но в одном все единодушны — он невыносим!

У Флер упало сердце. Отец немного подготовил ее, но чтобы Дженнифер — прямая, отважная Дженнифер — приходила от него в раздражение… Это плохое предзнаменование.

— Он же слепой, Дженнифер, — осторожно заметила Флер.

Дженнифер помрачнела:

— Да, как и большинство других наших пациентов… Однако они не пользуются отдельной палатой и безраздельной заботой сэра Фрэнка! Флер, этот молодой человек ужасно избалован, тут не может быть сомнения. В его состоянии, кажется, не до фанаберии, но он именно так реагирует на сочувствие, а его реакция на это, кого хочешь выбьет из колеи. Флер, пожалуйста, не попадай ему на язык. Пусть с ним попробуют справиться опытные и очерствевшие медсестры. Им он не по зубам — тебе тем более.