Тайна Алой Руки - Майкл Бакли

В это время зажегся свет. Эльвис замер, стоя над Сабриной, и гавкнул. Девочка села и стала себя ощупывать. Ну надо же! Сидит посреди игрушечного магазина вся в мышеловках-липучках[1], а на каждой из них прилип крохотный человечек — ростом сантиметров пять, не больше.

— Лилипуты, что ли? — только и спросила Сабрина, поднимаясь с пола.

— Так я и знала! — заявила бабушка Рельда, появляясь из-за коробок с заводными игрушками.

Она была в своем любимом синем платье и шляпке в тон аппликации в виде подсолнуха. И надо же — она еще смеялась!

Сабрина сердито сверкнула глазами, но бабушка смеяться не перестала.

— Ах, Lieblings! — хихикая, она опять перешла на свой немецкий.

Дафна бросилась к сестре, пытаясь отодрать мышеловку от ее рубашки, но та приклеилась намертво — вместе с дюжиной лилипутов.

— Какой дурак это придумал?! — негодующе пропищал один из них.

Бабушка, улыбаясь, склонилась к нему:

— Не бойся, сейчас капнем растительного масла — и все свободны.

— Полагаю, что нет, — возразил шериф Свинсон, выходя из-за баррикады футбольных мячей. — Вы все арестованы!

Его пухлая розовая физиономия гордо светилась. Шериф подтянул брюки, вечно сползавшие с его большущего пуза.

Лилипуты заохали, негодующе зашумели, а Свинсон стал отдирать липучки от одежды Сабрины.

— Вы имеете право хранить молчание, — сказал шериф. — Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.

— Аи! — вскрикнула Сабрина, когда шериф резко дернул клейкую полосу, прилипшую к ее лбу.

— А зачем мне говорить, — огрызнулся вдруг один из лилипутов. — За меня мой адвокат всё скажет, когда мы привлечем тебя к суду за репрессии.

— Какие еще репрессии?! — воскликнул шериф.

К несчастью, когда он начинал не на шутку сердиться или волноваться, волшебство, с помощью которого он скрывал свое истинное обличье, прекращало действовать. Вот и сейчас его нос вдруг исчез, а вместо него проступило влажное розовое рыльце. На голове выросли два свиных уха, а изо рта теперь слышалось только хрюканье, повизгивание и сопение. Превращение почти завершилось, когда неожиданно вошел охранник из соседнего магазина.

— Что это вы тут делаете? — спросил он грубым начальственным тоном.

Это был крепкий, рослый детина с короткой, по-военному, стрижкой. Выпятив грудь колесом, он вытащил из-за пояса дубинку и оглядел всех так, будто готов был тут же вступить в схватку с бандитами. Однако, увидев свинью в полицейской форме и дюжину крохотных человечков, барахтавшихся на клейкой ленте, он сразу стушевался. Даже дубинку уронил.

— Как это мы упустили из виду, что в магазинах по соседству тоже есть охрана? — тихо проговорила бабушка Рельда и, открыв свою сумку, подошла к растерявшемуся охраннику.

Она дунула ему в лицо розовым порошком, и охранник тупо уставился на нее. Бабушка сообщила ему, что у него обычная ночная смена, без происшествий, и он согласно кивнул.

— Да уж, смена как смена, ничего особенного, — пробормотал он под действием волшебного порошка забвения.

Сабрина скривилась: она терпеть не могла, когда для решения проблем применяли магию, особенно если это касалось людей.

— Нет, гуманные липучки — это блестящая идея! — одобрительно кивал шериф Свинсон, подвозя Гриммов домой на своей полицейской машине.

Бабушка с удовольствием приняла его похвалу. Она сидела на переднем сиденье, а сзади Сабрина с Дафной понарошку боролись с Эльвисом. Свинсон запер всех лилипутов в ящике под приборной доской, в так называемом бардачке, и, когда они там принимались слишком громко стенать, он хлопал по крышке ящика пухлой рукой и прикрикивал:

— Эй, а ну тихо!

— Я очень рада, что мы смогли помочь вам, — сказала бабушка Рельда. — Джепетто ведь такой славный! У меня прямо сердце зашлось, когда я узнала, что у него без конца что-то пропадает. До Рождества всего две недели осталось!

— Да, в праздники ему особенно тяжело: по сынишке скучает, — заметил Свинсон. — Даже не верится, что двести лет от Пиноккио ни слуху ни духу.

— У Вильгельма в дневнике записано, что он отказался плыть на корабле, — отозвалась бабушка Рельда. — Впрочем, если бы меня проглотила гигантская акула, я бы тоже не жаждала отправляться в плавание.

— А разве не кит? — спросила Дафна.

— Нет, детка, кит — это в кино, — ответила бабушка. — Жаль, правда, что он отцу ничего не сказал. Когда Джепетто обнаружил, что мальчика нет на корабле, берег был уже далеко.

— Я очень признателен вам за помощь, — сказал шериф. — В последнее время наш мэр только и знает, что урезает бюджет. У меня теперь нет ни людей, ни денег, чтоб ловить даже мелких воришек.

— Ага, а охранника с дежурства не снял, вот и пришлось пудрить ему мозги, — проворчала Сабрина.

— Шериф, Гриммы всегда в вашем распоряжении, — не обращая внимания на внучку, ответила бабушка.

— Спасибо, Рельда, ваша помощь просто неоценима. Я бы с удовольствием всем сообщил, что это вы нам помогли, да только, если мэр узнает про наше сотрудничество, моей заднице достанется не меньше, чем футбольным мячам в лавке Джепетто.

— Пусть это будет нашей маленькой тайной, — подмигнула Свинсону бабушка Рельда.

— А как дела у Каниса?

Бабушка заерзала на сиденье. Сабрина с Дафной глядели на нее во все глаза, ожидая, что она скажет.

— Спасибо, неплохо, — ответила бабушка, выдавив из себя улыбку.

Сабрина ушам своим не поверила. За то недолгое время, что они знали бабушку, она ни разу не сказала неправды. А ведь бедняга мистер Канис… Какое там «неплохо»! Три недели назад верный друг бабушки мистер Канис превратился в кровожадное существо, известное всем как Серый Волк — Зубами Щелк. С тех пор его никто не видел. Он заперся у себя в спальне, пытаясь справиться с распоясавшимися демонами своего истинного «я». Каждую ночь девочки слышали его жалобные стоны и ужасные хрипы или просыпались от удара в стену. Нет, ни о каком «неплохо» и речи быть не могло.

— Что ж, я рад за него, — сказал Свинсон, хотя в его голосе Сабрина почувствовала сомнение.

— А право на телефонный звонок? — донеслось из бардачка. — Нас же подставили!

Шериф стукнул кулаком по приборной доске:

— Судье всё и расскажешь.

Вскоре машина подъехала к двухэтажному желтому дому семейства Гримм. Была глубокая ночь, и свет нигде не горел. Сабрина открыла дверцу машины, и Эльвис выскочил наружу; на его спине еще красовались две липучки, правда, без лилипутов. Было ужасно холодно, и Сабрина надеялась, что взрослые обойдутся без обычно долгого ритуала прощания — бабушка ведь могла кого угодно заговорить. Но шериф лишь еще раз поблагодарил их и поспешил откланяться: мол, пора в участок, надо еще горы бумажек заполнить.

У входной двери бабушка достала из сумки свою огромную связку ключей и принялась открывать бесконечные замки. Прежде Сабрина думала, что у бабушки навязчивая мания преследования, однако за последние три недели она столкнулась с такими невероятными вещами, которые, казалось, даже в страшном сне не привидятся, и поняла, почему дом запирался так тщательно.

Но вот бабушка Рельда трижды постучала по двери и известила дом, что семья вернулась. Открылся последний волшебный замок, дверь распахнулась.

После того как они выпили молока с печеньем и протерли ссадины на боку Эльвиса тампонами с растительным маслом, бабушка скомандовала:

— А теперь — быстро умываться и спать! Завтра ведь в школу! Я вас и так задержала дальше некуда.

— Послушай, ба, — ответила Сабрина, — я, похоже, заболеваю. Если я пойду в школу, то всех заражу.

Бабушка усмехнулась:

— Вы и так уже три недели пропустили. Если завтра не пойдете, меня в тюрьму посадят. Ну-ка марш в постель!

Сабрина, нахмурившись, притворно закашляла, чтобы бабушка почувствовала себя виноватой, и стала подниматься по лестнице в спальню. Неужели бабушка не понимает, что есть вещи поважнее школы?

Дафна уже давно посапывала во сне, когда Сабрина выбралась из огромной кровати с пологом. Кровать стояла в комнате, в которой в детстве жил их отец. Под потолком еще висели сделанные им модели самолетов, а на письменном столе лежала его бейсбольная перчатка. Сабрина, встав на четвереньки, вытащила из-под кровати несколько пыльных книг и связку ключей, поднялась и тихо прокралась в коридор.

А красться Сабрина умела мастерски. В этом она была, пожалуй, своего рода экспертом: полтора года жизни в приютах и приемных семьях научили ее совершенно беззвучно ступать по деревянному полу, избегая скрипучих досок. Это выручало ее в самых неприятных ситуациях — за эти полтора года сестры сбежали более чем от дюжины опекунов. Некоторые из них использовали сестер как своих личных слуг, другие — как развлечение для собственных несносных детей, которые их без конца лупили. Сейчас, конечно, девочки никуда не собирались убегать, ведь у бабушки Рельды они были в родном доме, но умение красться бесшумно и здесь могло пригодиться. Особенно когда Сабрина знала наперед: за то, что она делает, бабушка по головке не погладит.