Рыцарь без ордена - Андрей Легостаев

Блекгарту, наследнику графа, четыре оруженосца не положены по возрасту. Его единственный был вдвое старше самого рыцаря и не раз отличался в сражениях в отряде графа. На рыцарские шпоры он не претендовал, а ратное дело, учитывая бесценный опыт, знал не хуже (если не лучше) своего юного господина.

Сразу за ними, на маленьких мулах, тряслись двое мужчин в одинаковых серых одеждах свободного покроя, с огромными капюшонами, надвинутыми почти до самых глаз — Тени рыцарей, которые, ни во что не вмешиваясь, должны смотреть и все их подвиги, дабы такие будут, пересказать. Каждому рыцарю, даже еще не обзаведшемуся по скудости средств слугой и оруженосцем и которому самому приходилось готовить себе ночлег, полагался такой Тень, член братства, основанного чуть ли не столетие назад еще отцом нынешнего короля. Чем они питаются, о чем думают — рыцаря не волнует. Но если вернешься из похода один, без Теня, то можешь даже не заикаться об одержанных победах и славных подвигах, просто-напросто слушать никто не знает. Дело рыцаря — воевать, другие за него все расскажут. Этот обычай распространился почти на все рыцарские страны и братство имело свои замки с хранилищами рукописей во многих крупных городах мира; можно было пойти в любое из них и узнать, что совершил в своей жизни достойного, а также недостойного, например, твой прадед. Лишь в постель Тени нос не совали, да при разговорах отходили на почтительное расстояние, если рыцарь специально не приглашал послушать — мысли и пустые слова рыцарей Теней не интересовали, только поступки. К этим немногословным спутникам рыцарей все давным-давно привыкли и никто не обращал на них внимания, точно так же как на естественную, отбрасываемую солнцем тень, которая, по легендам, являлась законной супругой члена братства.

Позади графских оруженосцев ровными рядами ехали двадцать два арситанских рыцаря, отправленные королем в почетный караул своей внучки. Перед господином следовал знаменосец с гордо распущенным стягом; место каждого рыцаря в процессии было строго определено знатностью рода и заслугами перед королевством.

Не часто даже жители самых блестящих столиц могли любоваться столь величественным и красивым зрелищем, на которое сейчас равнодушно взирали окрестные скалы.

За рыцарями ехала, запряженная четверкой белых без единого пятнышка лошадей, золоченая карета арситанской принцессы. Следом — карета графа, подобающая ему по должности королевского посла, но никто не видел, чтобы он хоть раз садился в нее. А дальше — неохватная взглядом вереница карет священнослужителей, знатных дам и фрейлин, повозок с провиантом, запасным оружием и прочей необходимой в дальнем походе снедью, а также с приданым принцессы, одно перечисление которого заняло четыре свитка. Замыкали кавалькаду, за которой еще не успели, как на материке, увязаться гулящие девки, конные копейщики и два опытных рыцаря, участвовавших в последней арситанско-орнейской войне, поставленных графом в арьергарде для защиты от внезапного нападения с тыла.

Сотни человек, третий день пути по безлюдной дороге главного острова архипелага.

И каждый думает о своем: принцесса — о том, как выглядит ее суженый, а так же, что тот рыцарь, жадно ловящий каждый ее взгляд, очень недурен собой, что граф Роберт жестокий самодур, шуток не понимающий, что его сын сегодня же будет восхищенно стоять перед ней на коленях, а сквернавке Инессе, она еще отомстит как подобает. Фрейлины мечтали о ласках какого-нибудь молодого кавалера, едущего шагах в ста от кареты, или о новых прическах, что они увидят в чужой столице; воины прикидывали долго ли еще до стоянки и что было бы неплохо расположиться на ночлег в каком-нибудь городке, где есть постоялые дворы со всеми приличествующими подобным заведениям атрибутами, говоря проще, вином, сытным ужином и девками; ветераны прошлой войны рассказывали соседям по строю о жестоких и странных обычаях, бытовавших в ту пору у орнеев, но их историям сейчас уже верилось с трудом; слуги размышляли о какой-нибудь болячке, чесночной похлебке или другом подобном пустяке. И все маялись от жары и скуки.

Один граф обязан думать о безопасности, об успешном выполнении миссии.

А он, казалось, дремлет в седле, углубившись в себя после краткого диалога с сыном. Огромный, тучный, с коротко стриженными каштановыми волосами, начинающими серебриться на висках, еще красивый, но то, что старость уже стучится в его двери, догадаться несложно. Конь под стать хозяину, с толстыми ногами, обросшими у копыт густой шерстью — специальной выносливой породы, что разводят в вольных княжествах на малом континенте. Другой конь такого гиганта как граф и не выдержит; еще три подобных запасных коня двигались в обозе. Предусмотрителен граф во всем, что касается амуниции, и, значит, жизни. Опытный, битый, закаленный… Хотя по лицу и не скажешь, чистое лицо, ни шрамов, ни ожогов, словно всю жизнь провел в великолепных дворцах, развлекаясь танцами с прекрасными дамами. И не поверишь, глядя на него сейчас, в рассказы о нем, но Тени соврать не дадут.

Да и не слышал молодой Блекгарт ни одного рассказа из уст отца, он с ним вообще общался крайне мало, поскольку отец все время в разъездах — стремится к цели, известной лишь ему одному. А вот барон, у которого Блекгарт служил два года оруженосцем, был совсем другим, так и сыпал: «А вот, помню, я вызвал на поединок такого-то…» или «А вот, помню, я вызволил из плена красавицу такую-то…» Как правило, у Тени барона никто переспрашивать о тех подвигах не решался, а сами они в разговоры никогда, если уж слишком рыцарь не фантазирует, не вмешиваются:

когда спросят, тогда и скажут, что видели, без комментариев. А вот отец — молчалив, за него говорят другие. Такое говорят, что и поверить трудно. Тем более, глядя, как он сейчас дремлет в седле, а до этого тянул лениво винцо из фляги. Причем — на такой жаре. А другим, кроме как на привале, вино пить не разрешает… Он — посол, ему все можно…

А до привала еще ой как далеко.

Сам Блекгарт внешне на отца не походил, удался в мать, тонкую хрупкую и очень красивую женщину, отошедшую в мир иной семь лет назад. Юноша не отличался высоким ростом, хотя и низким его было не назвать, ни геркулесовым сложением.

Черты его лица были тонки и изящны, сразу привлекая к себе женский взгляд, а небольшой шрам между правым глазом и виском, оставшийся от детской шалости, добавлял ему мужественности.

Дорога резко огибала скалу, сразу за поворотом выделялся на фоне коричневых невзрачных гор огромный, не менее двух человеческих ростов, идеально черный валун. Юный рыцарь бросил на него равнодушный взгляд и невольно вздрогнул.