Гикки и Бэби Кассандра - Василий Аксенов

Тут нас пронзила догадка; данная рука — это не что иное, как чья-то попытка преодолеть перегородку между биологическим ощутимым миром и небиологическим неощутимым миром. Бюст не сработал, теперь пробуют руку. Кто-то из «того мира» (или вернее не-мира) принял форму тактильного био-устройства, то есть стал рукою.

Какой только вздор не приходит в голову, когда заглядываешь в брошенную машину! Пальцы сжали край какой-то ткани и потянули его таким образом, каким любая обычная персона тянет на себя одеяло, чтобы укрыться с головой. Потом рука исчезла.

«В чем дело, народ?» — произнес рядом с нами густой голос. Башней высился полицейский в своей великолепной форме с блестящими бляхами и эмблемами. «Все в порядке, офицер, — ответили мы. — Ничего особенного. Просто мы думали, что это бесхозная машина, а оказывается, кто-то там обитает». Мент усмехнулся и подкрутил концы своих усов: «Не надо волноваться. Мы обо всем позаботимся».

Мы на это надеемся, о, наш блестящий страж, так захотелось нам к нему обратиться. Вы, сержант Боб Бобро, как гласит ваша планка идентификации, позаботитесь обо всех этих метафизических глюках. Мы рассчитываем на вас, славный хранитель здравого смысла, стойкий сторонник порядка вещей! Как приятно вас видеть, пышущего здоровьем и спокойствием, при исполнении служебных обязанностей. Боже вас благослови, каждый пролетающий момент на этом ветреном перекрестке!

На следующий день, в то же время, после ужина в эфиопском ресторане мы бодро двигались домой в предвкушении баскетбольной битвы на ТВ, когда внезапно рядом с той дурацкой развалюхой мы заметили человеческое существо. Это была тощая и парадоксально высокая женщина в джинсах и сверхразмерной майке. У нее были сутулые плечи и впалая грудь. Она курила дешевую сигару и обращалась к прохожим при помощи своих беспорядочно двигающихся длинных пальцев и беззвучного шевеления синеватых губ. У нее было длинное тяжелое лицо и водянистые глаза, явно неспособные сконцентрироваться на частностях окружающей среды.

Какой бы странной она ни казалась, самой поразительной чертой в ее облике был крошечный ребенок, прикрепленный к ее левому бедру. С серьезным и добродушным выражением ребенок озирал этот новый для него мир, образованный в данный момент нашим суетливым перекрестком.

Мы приблизились к машине и почувствовали с трудом выносимую вонь. Две передних двери были приоткрыты, мутный свет шел с потолка. Полусъеденная курица торчала из пластикового мешка. Мы спросили курильщицу сигар, нужна ли ей помощь. Она повернулась к нам, но было неясно, правильно ли она нас фокусирует, то есть во множественном ли числе. Впрочем, она обратилась к нам при помощи собирательного существительного. «Пипл, — сказала она, — я не знаю, что делать с этой проклятой развалюхой». Она звучала в удивительно низком регистре.

— Не волнуйтесь, сударыня, — сказали мы. — Сейчас мы вас раскочегарим!

— Пипл, вы так добры, вы так милы! — вскричала вдруг она с неожиданной страстью, как будто мы предложили ей одну из наших почек.

— Подождите немного, сейчас мы приедем сюда на нашей машине, — сказали мы. Тень улыбки проплыла по ее длинной физиономии, после чего ее всю передернуло. Беспомощно она прошептала:

— Пипл, у меня ключа нет.

— Где же ваш ключ?

— Пропал.

Несколько минут прошло в молчании. Женщина покачивалась, как мыслящее внеземное растение.

— Может быть, у вас есть другой набор ключей дома? — спросили мы.

— Дома? — она улыбнулась уголком рта. — Может быть. А может быть, и нет.

— Нельзя ли узнать, где вы живете, мэм? — спросили мы осторожно, ожидая услышать в ответ что-нибудь вроде «Зембла» или «Рубла».

— Гикки, — она улыбнулась с привкусом какой-то отдаленной ностальгии.

— Это где? — спросили мы с еще большей осмотрительностью.

— Зовите меня Гикки, хороший пипл, — сказала она. — Я Гикки.

— Так где же вы живете…хм… Гикки?

— Спрингфилд, — она сказала меланхолично.

— Стало быть, вы Гикки Спрингфилд, или вы Гикки из Спрингфилда?

— И то, и другое.

— А это ваш бэби прикреплен к вашей ноге? — спросили мы с ударением на слове «ваш».

— Да, это мой бэби! — воскликнула она с ударением на «бэби».

— Это моя дочь Кассандра! — она разразилась рыданиями. Весь ее огромный костяк дрожал и дергался в диких спазмах. Что касается бэби Кассандры, она казалась совершенно невозмутимой в этой тряске. Только ее маленькие ручки трепетали, словно ища равновесия.

— Мы описались, добрый пипл, — стонала Гикки. — Мы мокрые и грязные! Мы не можем больше жрать нашу тухлятину! У нас ломка! Мы потерялись тут совсем, несчастные, мой добрый заботливый пипл!

Что делать дальше? Привести их к нам? Но что подумают о нас соседи? Приход таких гостей, как Гикки, может существенно поколебать позицию нашего чинного кондо на рынке недвижимости. Что если некоторые наши соседи не будут обезоружены чувством сострадания? Затем мы отбросили колебания. Идемте, Гикки и бэби Кассандра, вам нужна ванная комната, горячая еда и питье, телефон, чтобы позвонить своим спрингфилдианцам! Благодетельные демиурги аплодировали нам с осенних небес. Коммодор Крэнкшоу одобрительно кивал с отдаленной точки перекрестка.

В нашей гостиной Гикки положила свою дочь на диван и отправилась в ванную. Наш французский бульдог Гюго немедленно лизнул бэби в пятку и улегся рядом, как будто давно уже привык к такого рода посетителям. Кассандра то и дело пыталась поиграть с его выпученными глазками и тряпочными ушками.

Гикки вышла из ванной комнаты абсолютно голой. Она была похожа на бывшую баскетбольную центровую из Балтии. Удивляло полное отсутствие грудных желез, однако костлявые плечи и длинные руки составляли несколько странную гармонию с чудесно женственными бедрами. Для полноты портрета добавим, что белки ее глаз казались скорее желтками, что губы по цвету гармонировали с бледной, опять же балтийской, голубизной зрачков и что ярко-розовые пятнышки были рассыпаны вокруг крупных суставов.

— Пипл, вы, наверное, хотите взять меня, не так ли? — спросила она с несколько претенциозным смирением.

— Послушайте, мисс Гикки, — сказали мы. — Мы вовсе не собираемся посягать на вашу личность. Отправляйтесь-ка наверх, откройте шкаф и найдите там для себя какую-нибудь чистую теплую одежду.

Мы думали, что она выберет какой-нибудь треник, но она вернулась из спальни в костюме-тройке, который там давно уже висел в ожидании приглашения на светскую тусовку. Он ей шел, несмотря на то, что и рукава и штанины были коротки для ее конечностей.

Она взяла бэби Кассандру и при помощи каких-то липучих поверхностей соединила ее с привычным местом на своем левом бедре. Инфант улыбался и трепетал, словно представляя вечно счастливый рой малых ангелов. Гикки жевала гамбургер, сдобренный большим количеством кетчупа. Временами она зачерпывала прожеванную пульпу изо рта и отправляла ее в ротовое отверстие крошки.

«Спасибо за все, — шамкала Гикки сквозь гамбургер. — Куча благодарностей за то, что привели нас в тепло, а также за горячую воду и мыло, одежду и гамбургер, и за кетчуп, в натуре. Вы просто волшебник, сэр!» «Множественное число, пожалуйста», — напомнили мы ей правила игры. Она стала часто кивать, как какой-то герой мультяшки: «Конечно, множественное, чисто-конкретно, плюраль! Ну уж, конечно, наш щедрый пипл, вы — чистый плюраль!» — Тут она схватила наш телефон.

Полчаса или дольше она набирала номера и рассказывала по линии историю ее злополучного странствия: затерялись в лабиринте Ди-Си, все четыре шины сплющились, ноги тоже не держат, живот бурчит, голова тоже, а руки были похожи на морских птиц, угодивших в мазут, пока нам тут не встретился щедрый плюральный пипл, которые нас спасли. Насчет бэби Кассандры не извольте беспокоиться, она счастлива и здорова и ест сейчас полную ложку клубничного шейка, пускает пузыри, такая чудесная девочка! Давайте, приезжайте за нами и отвезите нас в Спрингфилд! Она не называла имен, но по специфическому хихиканью и кокетливой мимике можно было понять, что все ее собеседники были мужчины.

Вскоре они начали прибывать, трудно сказать, сколько их было. Каждый представлялся как муж Гикки. У всех у них было что-то общее, и прежде всего в глаза бросалась татуировка. Открытые части их тел были покрыты таким густым слоем этого изобразительного искусства, что казалось их майки были натянуты на плотное голубоватое трико. Один из них, впрочем, пришел в рубашке с галстуком, однако хвостики змей выползали у него из-под манжет, а острый кинжал выпирал из воротника прямо под адамово яблоко.

«Джи, Гикки, ты выглядишь снэззи!» — восклицали они при виде своей жены, вихляющейся в костюме-тройке. Все они, без исключения, делали бэби Кассандре «козу». «Хай, Кэсси! Как дела, моя конфетка?»