Гикки и Бэби Кассандра - Василий Аксенов
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Гикки и Бэби Кассандра
- Автор: Василий Аксенов
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василий Аксенов
ГИККИ И БЭБИ КАССАНДРА
В начале 80-х, точную дату не припомним, в ходе нашего долгого странствия мы достигли юго-запада Вашингтона, дистрикт Колумбия, и сняли там двухкомнатную квартиру. В этом районе с его геометрически правильными кварталами шестиэтажек мы все время пребывали в состоянии сонливого замедленного движения. Шаркаешь ногами из кухни с чашкой кофе в руке к окну в гостиной. Ничего особенного в поле зрения не определяется, кроме паклевидных облаков, да рядов одинаковых окон со стоящими в них то тут, то там одинокими фигурами соседей, потягивающих тепленький кофе.
В редких случаях можно увидеть в небесах альбатроса на пути из Гренландии к мысу Горн. Он совершает круг над кварталами Юго-Запада, а потом, явно напуганный монотонностью этих мест, быстро взмывает к облакам — выше, выше, исчез! Ну и птичка, говорим мы сами себе, экая огромная чайка! Месяц за месяцем она летит над ревущим и пенящимся океаном — разве вы можете сравнить чеховскую дачную пьесу с этими головокружительными водоворотами! В конце концов она приземляется на предназначенном ей утесе возле мыса Горн и начинает там свои любовные игры. Посылает звуковые сигналы противоположному полу своего вида, и противоположный пол посылает тысячи звуковых сигналов новичку. Тысячи негативных калькуляций имеют место перед тем, как возникает одна единственная позитивная калькуляция, после чего два альбатроса, он и она, начинают летать вместе, показывая уникальную, почти безупречную синхронность.
Мы имитируем волну какого-то воображения, сильные эмоции, но потом оставляем скучное, обезальбатросенное окно и плетемся к своему полу-спальному дивану. Кружка остается на полу, никакого осадка на дне.
«Это как раз то, что вам нужно, — говорит наш сосед психолог д-р Казимир Макс. — Лучшая терапевтическая среда для блуждающего народа. Оставайтесь здесь так долго, как можете, и избавитесь от изнуряющей мигрени, кожного зуда и сыпи, депрессии духа и угнетения либидо, всех этих последствий культурного шока. Посмотрите на меня, я поселился здесь двадцать пять лет назад, сразу после того, как мой апартамент в Будапеште был поражен танковым снарядом, и с тех пор с удовольствием ощущаю постоянное улучшение моего состояния».
Так случилось, что сразу после этого увещевания мы нашли новую квартиру и переехали в маленький кондоминиум в районе Адамс-Морган. Ошеломляющий опыт, мы должны признать, равный, скажем, эмиграции из Исландии в Бразилию, или из Минска в Париж. Теперь в большущем окне нашей гостиной открывался вид на мешанину домов Адамс-Моргана и Дюпона с ее башенками, куполами, бесчисленными типами террас и деков, огромным разнообразием антенн, и дальше: церковные шпили, отдаленные колоннады нашего правительства и гигантская фараонская колонна-символ, в конечном счете. Добавьте к этому аэролайнер, что через каждые две минуты скользит, словно разумное существо, вниз к порту Нешенал, и вы получите полную картину.
С другой стороны окна нашей спальни выходили на оживленную деловую улицу с ее неиссякаемым потоком машин, множеством маленьких шопов, торгующими любыми необходимыми предметами, от французских булочек до камней, домашних любимчиков. На одном углу саксофон играл каждую ночь до рассветного часа, на другом безостановочно завывал проповедник, поставивший своей целью пресечь зловредный гедонизм человечества.
Мы, конечно, тут же влюбились в эту среду обитания. Мы надеялись, что наши чувства тут оживут скорее, чем во владениях д-ра Макса. И все говорило за то, что мы не ошибемся. Первым вернулось обоняние. Запах всех мыслимых пряностей, источаемый этническими едальнями, дразнил наши ноздри и увлажнял небо. В области запахов вообще-то этот район не был буколическим местом, совсем нет. Ароматы всевозможных мазей и кремов смешивались тут с мочой, разные сорта табака с порохом и ацетоном, трупный яд с хелебором, гиацинты с экскрементами, с потом и слизью всевозможных происхождений. Такова была ароматическая палитра этого района, и она возвращала нас в контекст человечества. Нашего несусветного мирового становища.
Второе сильное ощущение возникало под влиянием человеческих взглядов, как мимолетных, так и пристальных. Там, где мы раньше жили, редкий встречный как-то слепо взглядывал исподлобья во время обмена малоразборчивым «гуд-морнинг». Здесь каждый прежде всего старался встретиться с вами глазами, чтобы затем улыбнуться или подмигнуть, или то и другое, или сделать комическую гримасу, как будто он чрезвычайно впечатлен чем-то в вашем облике.
Мы должны признаться, что Адамс-Морган заставил нас вернуться к нашему любимому, еще со времен Старого Мира, времяпрепровождению — бесцельным прогулкам. День деньской мы шлялись вокруг перекрестка Коламбия-роуд и Восемнадцатой, привыкая к множеству гортанных диалектов, переминаясь с ноги на ногу в толпе, слушающей бочковый оркестр, вглядываясь в витрины магазинчиков курьезов или в бесчисленные храмы еды, а также жуя что-нибудь на ходу, насвистывая новые мотивчики, приобщаясь к специфической местной легковесной достоверности.
Вскоре мы стали знатоками этой общины. Наши соседи, красочная смесь англос, ирландцев, афро-американцев, афро-африканцев, славян, индонезийцев, индусов, монгольцев, китайцев, вьетнамцев, узбеков, армян, всех видов латино, скотцев, французов, непальцев (надеюсь, мы не забыли перечислить евреев), сердечно нас приветствовали и на вопрос «как у вас сегодня?» не ограничивались неизменным «файн!», но всякий раз старались пояснить, почему это так уж файн сегодня.
«Капитан квартала» отставной коммодор Трои Крэнкшоу всегда был горазд устроить какое-нибудь светское событие прямо на улице, будь это выставка аквариумов с рыбками или сбор сыпучих субстанций для нуждающихся, или просто «сэй-хеллоу» вечеринку, сдобренную особым сортом крепленого сидра из его родной Западной Вирджинии.
Проходили у нас также парады «Голубого достоинства», международные фестивали (в основном в области кулинарии), случались массовые потасовки и кик-боксинг, пожары (или поджоги?), спасательные операции и пиротехника. Люди здесь были склонны показывать пальцами в небеса, как будто что-то приближается. С другой стороны, они никогда долго не думали перед тем, как швырнуть опустошенную бутылку в стену. Словом, здесь процветал довольно веселый и слегка чокнутый образ жизни.
После нескольких визитов к нам наш друг д-р Макс наконец осознал, что созрел, то есть в достаточной степени поправился, для переезда в Адамс-Морган. Здешний народ с его чудачествами составит, он полагал, порядочный круг его пациентов. Он открыл здесь свой офис под названием «Психокафе», оборудованный стендом для пончиков и машиной экспрессо. Все устаканится, господа, поговаривал он на языке своих прежних обидчиков, все постепенно устаканится. Признаться, мы немного опасались: не слишком ли?
Однажды вечером около девяти в паре кварталов от нашего кондо, возле бессонного магазинчика «7-11», мы заметили огромный автомобиль, который был похож на старого заезженного верблюда в ряду ухоженных пони. Как он умудрился запарковаться здесь, на одном из самых бойких перекрестков, где из-за малой лужи асфальта нередко вспыхивали лобовые столкновения? Это был «шевроле стэйшн-ваген» с «деревянными» панелями вдоль бортов, что, безусловно, указывало на его происхождение из ранних шестидесятых. Его старательно обезображенный задний бампер, хоть и был привязан к корпусу поясом купального халата, все-таки свисал едва ли не до земли. Что касается его внутренностей, то они были заполнены какой-то дрянью до самого потолка. Сквозь грязные окна мы заметили среди пластиковых мешочков, как бы раздутых какой-то гнилью, желтоватый бюст античного человека с кудрявой бородой, лысой башкой и слепыми глазами.
Некоторое время мы болтались возле этого авто, чтобы увидеть водителя, но никто не появился. Через пару дней мы снова здесь оказались и увидели, что машина стоит на прежнем месте, а пучок штрафов под одним из ее крабовидных дворников трепещет в порывах ветра, словно голубь в силке.
Есть что-то жуткое в этих брошенных машинах. От них несет тотальным упадком, внезапным концом нашего, казалось бы, безостановочного движения, тем днем, когда все наши авто, Господи упаси, будут брошены.
Еще через день-два, в тот же вечерний час, купив бубликов в «7-11», мы снова бросили взгляд внутрь оставленной колымаги. Никакого бюста там больше не наблюдалось. Вместо него рука ползла там посреди помойки, ощупывая сомнительные пожитки какой-то персоны, чье существование само по себе вызывало сомнение. Рука похоже что-то искала или старалась определить что-то путем ощупывания. Она была похожа на ныряльщика в темноте неисследованных глубин, а может быть, скорее на чужака с другой планеты. У нее не было глаз, как не было у нее и ушей. Это была отдельно взятая рука с пятью длинными костлявыми пальцами, вот и все.