Писарев - Нина Демидова

В. И. Ленин высоко ценил в Писареве гражданина, публициста и общественно-политического деятеля. В ходе полемики с оппозицией В. И. Ленин пытался иногда, по его замечанию, «спрятаться за Писарева» (6, стр. 172), т. е. опереться на его высказывания. В одном из писем к матери Ленин советует ей прочитать 3-й и 4-й номера «Научного обозрения» за 1900 г., отмечая, что там «превосходна… статья о Писареве» (5, стр. 183). Это была высокая оценка всего мировоззрения Писарева, так как Ленин имел в виду статью Засулич «Д. И. Писарев», где не только выражалась солидарность автора с писаревской этикой и эстетикой, но и Писарев в целом оценивался как прогрессивный критик и продолжатель идей Чернышевского.

В первые годы Советской власти Покровский и Переверзев обращают внимание общественности на незаслуженно забытые идеи Писарева и называют его взгляды «крайне левым течением зарождающегося индустриализма», сводившегося к разрешению проблемы «голодных и раздетых». Впоследствии советские исследователи (Белов, Бельчиков, Казанович, Кирпотин, Маслин, Плоткин и др.) очень много сделали для преодоления ошибочных и намеренно искаженных оценок Писарева, бытующих в буржуазной историко-философской литературе. Его публицистическая, литературно-критическая, философская и общественно-политическая деятельность получила в их трудах освещение с марксистско-ленинских позиций. В то же время в советской философской литературе содержатся различные и во многом противоречивые трактовки теоретического наследия Писарева. В некоторых работах наблюдалась тенденция рассматривать его взгляды как нисхождение от материализма Чернышевского к вульгарному материализму и позитивизму, в других — стремление подчеркнуть исключительное влияние на него представителей революционно-демократической мысли. Некоторыми исследователями делались даже попытки подогнать его взгляды под марксизм. Обходились также моменты антропологизма, утратилась и ранее наметившаяся тенденция рассматривать его взгляды в связи с нигилизмом и реализмом. В отрыве же от нигилизма и реализма писаревские взгляды теряли свою оригинальность, приобретали упрощенно обтекаемую форму, подлинная сущность противоречий в учении Писарева оставалась нераскрытой.

Проблема писаревского реализма в общих чертах рассматривалась в исследованиях Л. Плоткина и Ю. Сорокина и несколько глубже в книге А. Галактионова и П. Никандрова «История русской философии».

Задача данной работы, примыкающей к упомянутым исследованиям, состоит в том, чтобы показать тот сложный, эскизно очерченный самим Писаревым путь, которым он шел от абстрактных общечеловеческих идеалов к революционному демократизму, а также раскрыть «теорию реализма» как обобщение мировоззрения Писарева.

I. Переворот

Жизнь Д. И. Писарева (1840–1868) была короткой, но яркой и своеобразной. Самые первые данные его биографии говорят о том, что он шел типичным путем способного дворянского юноши, и как будто не было оснований предполагать, что в будущем он выйдет из колеи, ведущей его прямо к ученой или государственной карьере. И вот в сообщениях Шелгунова, Скабичевского и других современников Писарева мы находим сведения, которые говорят о каком-то глубоком внутреннем перевороте, рассеявшем его «умственные потемки» и приведшем к полному изменению взглядов. Умственные потемки… Что же было их причиной? И чем был обусловлен переход от потемок к свету?

Детство и юность Писарева протекали в уютной семейной обстановке в одном из родовых помещичьих имений Тульской губернии— деревне Грунец Новосильского уезда. В связи с ранней смертью отца все заботы о сыне взяла на себя мать, Варвара Дмитриевна Писарева, женщина воспитанная и образованная. И хотя мальчик рос несколько застенчивым, он рано усвоил светские манеры, свободно говорил по-французски и восхищал всех сметливостью. За свою доброту, кротость и покладистость характера, за честность, правдивость и исключительную искренность он был прозван домашними «хрустальной коробочкой». Его постоянное окружение составляли мать, бабушка, няня Фекла да наезжающие время от времени родственники. Жизнь маленького Писарева, отгороженная от неприглядных сторон крепостнической России, текла ровно и спокойно.

Этот покой не был нарушен и тогда, когда одиннадцатилетний Писарев был отправлен в петербургскую гимназию. Здесь он находился под не менее трогательной опекой семейства дяди. Система классической гимназии хотя и не способствовала расширению его кругозора, но привила ему такие ценные качества, как трудолюбие, настойчивость и прилежание. «Я, — вспоминал позже Писарев, — принадлежал в гимназии к разряду овец: я не злился и не умничал, уроки зубрил твердо, на экзаменах отвечал красноречиво и почтительно, и в награду за все эти несомненные достоинства был признан „преуспевающим“» (9, стр. 10). Как и все примерные гимназисты, Писарев слепо верил в авторитеты, воспитывался на полубожественных образах «Илиады» и «Одиссеи», увлекался героями Дюма и Купера. К серьезным журнальным статьям он относился пренебрежительно, считая их скучными. Русских же писателей Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Кольцова и других «знал только по именам», так как «„Евгений Онегин“ и „Герой нашего времени“ считались произведениями безнравственными, а Гоголь — писателем сальным и в порядочном обществе совершенно неуместным. Тургенев допускался… „Записки охотника“ ласкали как-то мой слух, но остановиться и задуматься над впечатлением было для меня немыслимо. Словом, — заключает он, — я шел путем самого благовоспитанного юноши» (9, стр. 10). За успехи в учебе Писарев получил золотую медаль. Неодолимая тяга к знанию привела его в Петербургский университет (1856 г.), который представлялся ему истинным «храмом науки», где можно получить ответы на все вопросы. Он стал студентом историко-филологического факультета, намереваясь привести в систему старые знания и приобрести новые. В освоении наук Писарев был неутомим, проявив необыкновенную работоспособность и большую одаренность. Но любознательность его была односторонней: он весь ушел в науку и по-прежнему держался в стороне от происходящих событий. Поэтому и в университете почти два года, по словам Е. Соловьева, продолжалась его «прежняя блаженная дремота». Но университет того времени с его классической системой обучения, оторванной от действительности, не мог по-настоящему утолить жажду знаний и удовлетворить все запросы многогранной натуры Писарева. Два присущих ему до поступления в университет качества — «способность к развитию и полная неразвитость», — по его утверждению, остались у него и после окончания университета. Позже, вспоминая студенческие годы, Писарев отмечал, что, испытав непосредственно на себе всю порочность классического образования с его поверхностностью и тенденциозностью, он не только определил свое отношение к обучению как «чисто отрицательное», но и в будущем для него всякое «идолослужение» сделалось невозможным. Но все это произошло позже. А пока он удовлетворялся однообразно-размеренным ритмом своей жизни. Но слишком бурной была эпоха 60-х годов, чтобы можно было долго оставаться в рамках науки и быть равнодушным к тому, что происходит вокруг. Новые веяния чувствовались повсюду, и в первую очередь в студенческой среде, волновали и увлекали молодежь. И у Писарева помимо научных интересов начинает пробуждаться интерес к событиям современной ему эпохи, волнующим молодежь.