Моя любовь - зомби - Window Dark

— Кто спорит! — поддержал я профессора. — Но и с вампирами тоже возни немало, наверное. А вы тоже на Канарские острова отдыхать поедете?

— Нет, — энергично замотал головой профессор. — Мне в прошлом году там не слишком понравилось. На этот раз я хочу посмотреть Багамские.

«На Багамы! Вот ведь как, — завистливо сглотнул я слюну. — Тоже что ли вампирами заняться».

Но куда уж мне. Протри глаза и возвращайся в реальную жизнь. Так я и поступил.

— Ну, мне пора! — заявил оживший мой язык.

— Куда, — почти ласковым голосом остановил меня профессор, и я понял, что несчастья только еще начинаются.

Таким образом я задержался в больнице уже на целую неделю. На работе мне выписали отпуск за свой счет. И когда я дрожащим голосом заявил, что по теперешней экономической ситуации за свой счет можно только лечь и в последний раз протянуть ноги, отпуск тут же получился оплачиваемым за счет Российской Академии Наук с выплатой денег уже во втором квартале следующего года. Карина неотступно ходила за мной по палате или просто сидела рядом, изредка дотрагиваясь своей холодной рукой до моей ладони. И, странное дело, я уже привык к ней, и ее соседство было для меня чем-то приятным. Столько лет на меня никто не обращал внимания, а тут оно стало неотъемлемой частью моей жизни. Оно пришло, когда я уже совсем перестал ждать. Трудно поверить, но оно грело мою одинокую душу, и я с ужасом думал не о мертвой сущности Карины, а о том дне, когда мой отпуск закончится и ее увезут от меня навсегда.

Сегодня нам предстояло провести девушку в лабораторию, чтобы великие умы современности вдоволь поразмышляли над действиями сил, за счет которых билось умершее сердце Карины.

Чуть пошатываясь, Карина переступила через порог палаты.

Обычно оживленный коридор мгновенно опустел. Где-то вдали еще хлопали двери, но ни одного человека в пределах видимости уже не наблюдалось. На столиках и диване остались разбросанные шахматные фигурки, костяшки домино, затертые карты. Жизнь словно покинула пространство, ограниченное зелеными стенами больничного коридора. Только кот Васька, величаво помахивая пушистым хвостом, прохаживался невдалеке от нас. На уровне собственного самосознания Васька и не догадывался, что мертвецов нужно бояться. Вот если бы в коридоре появился мертвый кот… Впрочем, любому коту, даже мертвому, крайне не рекомендовалось приближаться к васькиному блюдечку с молоком на расстояние ближе метра.

Тут на беду в коридор из столовой вынесло припозднившегося Порфирия Дмитриевича. Он торопился в соседнее отделение к цветному телевизору, где уже играла музыка и бодрый голос комментатора возвещал про «…российскую и канадскую ледовые дружины». Порфирий Дмитриевич сильно спешил, поэтому он не только не среагировал на Карину, но и довольно решительно отстранил меня с дороги. Увидев, как я пошатнулся, Карина сделала молниеносный бросок, и история с головой повторилась вторым дублем. Профессор ринулся обратно в палату, где чем-то щелкнул на своей установке. Ноги Карины сразу же подломились и подоспевшие санитары потащили ее обратно.

Я помог донести Порфирия Дмитриевича до его койки. С помощью нашатырки врачи постепенно привели его в чувство, но о телевизоре теперь не могло быть и речи. Злые языки впоследствии утверждали, что Карина спасла ему жизнь, потому что воспитанный в духе истинного патриотизма, Порфирий Дмитриевич не пережил бы сокрушительного поражения нашей хоккейной команды.

Убедившись, что моя помощь не нужна, я направился было к выходу из палаты, но путь мне преградила внушительная фигура старшего по отделению, бывшего партизана Кирилла Федоровича.

— Ты… это… того… — грозно сказал мне он. — Деваху свою в коридор не выпускай. Люди нервничають. Курс лечения затягивается. Народные деньги расходуются не по назначению. Так и до коммунизьма, до светлого будущего не дотянем.

Я не хотел лишать Кирилла Федоровича светлого будущего и поэтому клятвенно заявил, что подобного больше не повторится. Быстренько вернувшись в палату, я обнаружил профессора, прыгающего от ликования чуть ли не до потолка.

— Она ожила! — восторженно кричал он.

Мутнота глаз Карины исчезла. Красивые зеленые зрачки словно излучали мягкий свет и пристально смотрели. Но не на меня.

— Карина! — радостно завопил я, вживаясь в свершившееся чудо.

— Да, — рассеянно отозвалась она. — А мы разве с вами знакомы?

Вот те раз.

— Но мы ведь столько времени пробыли вместе!

— Не может быть. Слушай, мальчик, ты совершенно не в моем вкусе.

Да, в мертвом состоянии проблем с ней было гораздо меньше.

— Но, Карина…

— Мальчик, сделай так, чтобы я тебя больше не наблюдала.

С этими словами она плавно скользнула к двери и покинула наше общество.

— Как это могло получиться?! — накинулся я на профессора.

— Черт его знает, почему она ожила. Только я перевел рычаг на мертвое состояние, как она отключилась, а потом словно очнулась от долгого сна. Хотя может…

— Да нет!!! — оборвал я профессора. — Почему она больше не обращает на меня никакого внимания?

— А разве ты был с ней знаком раньше? — логично спросил профессор.

— Не был, — вздохнул я.

— Вот тебе и ответ.

— Неужели нельзя вернуть ее в прежнее состояние! — завопил я, обращаясь в большей степени к небесам. Небеса промолчали. А я только сейчас осознал, что влюбился в Карину до невозможности. Ну, и зачем мне теперь жить?

— Вообще-то, — хмыкнул профессор, — она теперь вполне самостоятельная личность и мы не вправе распоряжаться ее судьбой. Но с точки зрения науки…

— А ведь такой шанс может больше и не представиться. С вашей помощью, профессор, наука может обогатиться бесценными сведениями. Все прогрессивное человечество…

— Для науки, — задумчиво оборвал меня профессор.

— Для науки! — просиял я.

— Ну если для науки, — решился профессор и его рука потянулась к рычагу.

Карина тщательно отглаживала больничные простыни, впиваясь в меня мутным, но влюбленным взором, а я привалился к мягкой спинке дивана и блаженствовал. Спокойствие и уют окружали меня уже третий день подряд. Как вдруг голова Карины резко повернулась в сторону двери. Затем она сама зашагала к выходу странной механической походкой.

— Карина! — я успел схватить ее за руку. Она мягко высвободилась, натянуто улыбнулась и продолжала отдаляться.

— Профессор!!! — завопил я, разбудив почтенного старца, задремавшего в кресле.

— А? Что? — его глаза непонятливо озирались по сторонам.