Церебралка - Влад Менбек

Один мужчина сообщил, что ноги у Игоря растут прямо из шеи, а плечи развернуты назад. Мужчина брал в свои руки тонкие проволочки и водил ими вдоль тела Игоря, все время вскрикивая: «Видите?! Видите, что у него здесь?!»

Игорь ничего такого не видел, но присутствующие удовлетворенно кивали головами. Другие водили вдоль тела Игоря ладонями и от этого у Игоря иногда начинало покалывать кожу, и он чувствовал тепло сквозь одежду. А мама следила за ними со страхом и надеждой. Но лучше от их манипуляций Игорю не становилось, хотя ладони у некоторых были очень непонятные: они заставляли шевелиться что-то внутри Игоря, как будто копались внутри него.

Знакомые приходили и к папе. Мама никогда не уходила, как папа, а слушала всех до конца и только тревожилась, а не возбуждалась. Они никогда не приставали к Игорю, кроме одного, невысокого седого мужчины. Он подходил к коляске и, опершись о ее подлокотники, подолгу вглядывался в глаза Игорю. Но ничего не говорил. Вздохнет и отойдет к своему креслу. Папины знакомые тоже говорили о непонятном, но не волновались и не бегали по комнате.

Однажды, стоя напротив Игоря и рассматривая его лицо, седой мужчина тихо спросил:

– Хочешь попробовать?

Папа с напряжением ждал ответа Игоря, да и остальные притихли. Игорь дернулся и поинтересовался срывающимся голосом:

– А что?

– Поработать с компьютером. Он попытается определить, что с тобой. Если мы это узнаем, то может быть будем знать, что сказать врачам, и они поймут, что нужно сделать, чтобы вылечить тебя.

– Анатолий Евгеньевич! – вмешалась мама. – А это не опасно?

– Хуже не будет! – уверенно сказал мужчина и обратился к папе. – Решайся, Игорь Игоревич!

Папа молчал долго. Смотрел в окно, где полыхало красное закатное солнце. Все наблюдали за ним и ждали.

– Хорошо! Под лежачий камень вода не бежит. Раз сын не против, то и я – за!

Игорю показалось, что маму сильно испугало это папино решение. Анатолий Евгеньевич пожал папе руку, осторожно пожал дернувшуюся руку Игоря, что не вызвало у него обычной неприязни к прикосновению, кивнул маме и ушел.

На следующий день папа повез Игоря через весь город на специально присланной машине в институт. Дорога была интересная. В окно врывался летний теплый ветер. Вестибюль серого здания тонул в теплом полумраке, но когда папа вез Игоря к лифту, со стены обширного фойе дохнуло холодом. Там, слева на стене что-то было. Игорь не заметил, что. Пока они поднимались на лифте, он забыл о своем ощущении.

В большом зале с громадными окнами их встретил Анатолий Евгеньевич. За многочисленными пультами, которые стояли вдоль стен, сидело несколько человек в белых и серых халатах. Они оторвались от работы, чтобы поздороваться с прибывшими, и снова занялись приборами. Анатолий Евгеньевич с одним из помощников пересадил Игоря из коляски в зубоврачебное кресло, установленное перед пультом с красными и зелеными огоньками.

Папа отошел к окну и стал в него смотреть – он нервничал. Анатолий Евгеньевич, закатав у Игоря рукава рубашки и штанины брюк, стал с помощником прикреплять к ногам и рукам Игоря блестящие бляшки с проводами. И хотя кресло было зубоврачебное, Игорь чувствовал, что боли ему не причинят. Он с интересом наблюдал за всем. Затем ему на голову примостили шлем с волосами из проводов. Анатолий Евгеньевич что-то пощелкал на пульте, красные и зеленые лампочки стали мигать на все лады, переговорил с помощником и, нажав белую клавишу, стал внимательно наблюдать за Игорем.

Сначала ничего не было. Но через несколько минут в голове появилось далекое гудение. Этот звук был заманчивым. Игорю вдруг показалось, что таким вот образом компьютер пытается с ним поговорить. Другого объяснения этому он дать не мог. Разобраться в гудении получше мешало электричество, от которого потрескивало и вибрировало в проводах и деталях компьютера. Игорь с волнением подумал, что без электричества он бы лучше понял, о чем это гудение.

И еще как-то мешали люди, находившиеся в зале. А вот если бы в зале остались только папа и, может быть, Анатолий Евгеньевич, то такой помехи не было бы. Не успев во всем этом разобраться, Игорь почувствовал, что с него снимают шлем и отклеивают бляшки. Сеанс окончился, а он никак не мог освободиться от яркого впечатления. Анатолий Евгеньевич сказал папе, что Игоря нужно привозить каждый день, машину он будет присылать. Еще он сказал, что это может продлиться месяц или даже больше. Папа согласился. Они ехали на той же машине через вечерний удивительный город.

Дома его ждала Ирина. Игорь рассказал ей, как его подключили к компьютеру и как у него все зачесалось. Ирина смеялась до слез. Игорь тоже развеселился. О гудении он ей почему-то не рассказал. А в зале Клавдия Кузьминична громила всю современную медицину и науку:

– Вся наука – блеф! – утверждала она. – Изучают черт-те что! Мусолят в рассуждениях атомы и частицы, которые никто в глаза не видел. Оторвались от жизни навсегда и уперлись рогами в тупик, где пускают пузыри и строят карточные домики, которые рассыпаются от комариного чиха! И эзотерики оторвались далеко: разогнались еще в древние века и прыгнули в пустоту, где до сих пор болтаются. Очевидно, прав был Сальвадор Дали: только симбиоз науки и эзотерики может продвинуть человечество вперед, спасет его от гибели. А они, как лебедь, рак и щука, да еще НЛО впрягаются. Вавилонская башня: никто не хочет понимать соседа!..

– Вы же зам. директора материалистического института! – смеялся папа.

– Я хозяйственный работник! Швабры, метлы, грузовик под мусор – вот моя работа.

– А физика? – не унимался папа.

– А физики – капля на ведро!

– Не прибедняйся, Клавдия, – осаживал ее папа. – Кандидатскую же написала.

– Случайно! – бухнула Клавдия Кузьминична и захохотала. Сквозь смех прокричала: – С испугу!..

– Так тебя и испугаешь, – язвил папа.

– Что правда, то правда: испугать меня трудно, – соглашалась Клавдия Кузьминична, погрустнев. Но это с ней длилось недолго. После паузы она так же громогласно скомандовала:

– Муля! Беги, запускай машину!

Игорь опечалился: Ирину увозили.

В институт они стали ездить каждый день. Для Игоря это стало, как праздник: мир для него расширился. Перед очередным сеансом Анатолий Евгеньевич долго наставлял Игоря: о чем думать, что делать, и повторял это до тех пор, пока Игорь не объявлял, что все понял, хотя ничего не понимал. С некоторых пор Игорь стал замечать, что Анатолий Евгеньевич смотрит на его болезнь не так, как все люди. Он говорил о болезни совсем не то, что чувствовал Игорь, он объяснял это так, как хотел это видеть сам. Когда Игорь понял это, то Анатолий Евгеньевич стал ему не особенно приятен. Но он старался не показать своей неприязни, потому что его удивительно тянуло к странному гулу, который происходил то ли от компьютера, то ли от болезни.