Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

— Очень надеюсь, что его повесят, — Энни поцеловала мать в щеку и тихо сказала: «Вы там осторожней, пожалуйста».

— Так, — женщина обвела глазами кухню. «Мясо у вас есть, рыба — тоже, Энни, ты испеки хлеб, как закончится, и сделай сыр. Серебро у вас есть, с фермерами рассчитаетесь. В Бервик не ходите, сидите здесь, так безопасней».

— Оставьте нам хоть один пистолет, — возмутился Джон. «Мы же хорошо стреляем, и я, и Энни».

— Незачем вам, — вздохнула Мэри, оборачивая шею грубошерстным шарфом. «Да мы и вернемся скоро, вряд ли за два дня они далеко ушли. Скорее всего, держат ее где-то, и уже послали сюда гонца с требованием выкупа. Ну да мы быстрее доберемся, лошади хорошие».

Она поцеловала детей, и, перекрестив их, спустилась с крыльца во двор. Гудзон уже сидел в седле. Мэри вскочила на вороного, большого жеребца, и крикнула: «Ворота за нами закройте!»

Когда они выехали на дорогу, ведущую к броду на Твиде, Мэри протянула мужу пистолет, и, обведя глазами холмы, на которых кое-где паслись овцы, спросила: «Ну что?».

Генри тяжело вздохнул и поскреб в темно-рыжей бороде. «Я не хотел при детях, — хмуро сказал он. «Тут, в Бервике, оказывается, его жена похоронена. Помнишь, мы видели камень, за оградой кладбища, как в церковь ходили? Это ее могила. Мораг Маккензи ее звали.

Прошлым годом умерла».

Лошади спустились в мелкую воду и Мэри задумчиво сказала: «Так вот зачем он приезжал. А почему она за оградой лежит?»

Генри посмотрел на уходящую вдаль северную дорогу, — она поднималась вверх, теряясь в золотящихся осенней листвой перелесках. Кое-где виднелась темная хвоя елей, а наверху, в синем небе, плыли, перекликаясь, журавли.

— Красиво как, — подумал Гудзон и вдруг вспомнил огромные, чистейшей белизны, айсберги в бирюзовой воде. Тысячи тысяч птиц кружились над кораблем, в отдалении, на льдинах были видны тюлени, и с запада дул сладкий, чуть заметный ветер. «Туда, — сказал себе Гудзон, все еще глядя на север, — правильно, надо пройти к югу от Гренландии. Там должен быть пролив, ведущий дальше. Если мы в апреле будем там, то до августа сможем продвинуться на запад. Может быть, даже оказаться в Тихом океане».

Он, не глядя, нашел руку жены и почувствовал ее тонкие, но сильные пальцы. «Ты мне потом покажешь, на карте, — тихо, чуть улыбаясь, сказала Мэри. «Ну, о чем ты думал сейчас».

Генри кивнул и сказал:

— Конечно. А про его жену — она молодая была, чуть за двадцать. Ему-то самому сорок этим годом, как мне. Ну, они приехали сюда, на равнину, — какая-то свадьба была большая. Там и англичане были тоже. Кинтейлу надо было в Эдинбург, на заседание Тайного Совета, он ее оставил под присмотром каких-то родичей и уехал. Англичанин, отсюда, из Бервика, сквайр мелкий — ее похитил и увез к себе в усадьбу.

Мэри сжала тонкие губы и спросила: «Так это Кинтейл ее убил? Почему она тогда за оградой лежит?»

— Нет, конечно, — Генри помолчал. «Кинтейл, как узнал об этом, явился из Эдинбурга, во главе сотни всадников, выжег усадьбу этого сквайра дотла, а его самого — разрубил живьем на куски. Понятное дело, он в своем праве был. А жена его, Мораг, уже дитя носила».

— От англичанина, — сказала Мэри, глядя прямо перед собой, на клонящееся к закату небо.

Муж тихо ответил: «Да. Кинтейл ее хотел домой увезти, в горы, а она — повесилась. Поэтому за оградой и похоронили. Ну, вот, видишь, он, скорее всего, так же и с Полли хочет поступить, чтобы отомстить».

— Поехали быстрее, — велела Мэри и вдруг нахмурилась: «А почему Полли?»

— Да какая ему разница, увидел первую попавшуюся женщину, в одиночестве, — и забрал ее, — Генри тихо выругался и пришпорил коня.

— Она, может, и мертва уже, — мрачно отозвалась Мэри, подхлестывая своего жеребца. «Судя по всему, лорд Кинтейл зря времени не тратит. Генри, но если там что-то случилось…»

— Надо отправляться в Эдинбург и подавать на него жалобу, — Гудзон въехал на вершину холма и осмотрелся. «Тут ему не горы, нечего потакать его дикарским привычкам».

Мэри приподнялась в стременах и сказала: «Вон и деревня, большая. Давай спросим там.

Вряд ли Кинтейл ее миновал».

Когда они спускались в долину, Мэри оглянулась и поежилась — Твида уже не было видно, дул холодный, резкий северный ветер, и черные лужи на разъезженной, грязной дороге были покрыты золотым ковром из палых листьев.

Начало моросить. Женщина надвинула на лицо капюшон плаща, и, подстегнув жеребца, поспешила вперед.

Полли вытащила из кладовой половину оленьей туши, и, уложив ее на стол, уперев руки в бока, сказала: «Сегодня нас ждет пиршество».

Один из волкодавов, лежавших у входа в кухню, поднял голову, и, наклонив ее, умильно посмотрел на женщину.

— А вам, — сказала Полли, берясь за остро заточенный топорик, — достанутся кости. Так что не жалуйтесь.

Она уложила оленьи ноги в деревянную лохань, и, согрев воду, разбавив в ней уксус, залила ей мясо. «А все остальное, — сказала Полли собакам, — пойдет на суп. Ячмень тут есть, капуста тоже, даже лука связка висит — получится очень вкусно».

Женщина высыпала в медную миску сушеные ягоды терновника, и стала их толочь. «А я-то ни можжевельника, ни терна не собрала, — смешливо заметила она, — не успела. Ну, хоть тут поем».

Собаки залаяли и бросились вниз. Она услышала ласковый голос: «Соскучились, мои хорошие? Ну, сейчас погуляю с вами, только леди Говард кое-что отдам».

— Я с ними гуляла, — крикнула Полли, перевешивая кипящий горшок с бульоном с жарко горящего очага на соседний — тлеющий. «Как вы уехали, с утра еще».

— Позвольте мне, — лорд Кинтейл, оказавшись за спиной Полли, вынул из ее рук железный ухват. «Все-таки тяжело. А что вы готовите?».

— Суп из оленины с ячменем и овощами, — сухо сказала женщина. «И зажарю мясо на огне, я к нему приправу сделала, из терновника с уксусом. А это что у вас?»

Лорд Кинтейл положил на стол связку форелей и сказал: «Как-то неудобно возвращаться с пустыми руками, леди Говард».

— А, — Полли подняла бровь. «Ну, так я их засолю. Совсем свежие, — она наклонилась и понюхала чешую.

— Да выпрямись ты побыстрее, — подумал Кинтейл. «А если выпрямится — там грудь будет видно. И так уже не знаешь, куда деваться».

Женщина поправила чепец и, улыбаясь, сказала: «А вы опять покраснели».

— Жарко, — он отвел глаза в сторону и, позвав собак, вышел.

Полли засыпала ячмень в суп и принесла из кладовой соли. «Опять жарко, значит, — протянула она, разделывая рыбу. «Ну, лорд Кинтейл, это вы еще настоящей жары не пробовали. Но попробуете, обещаю».

— Очень хороший суп, — изумленно заметил мужчина, подняв голову. Полли забрала у него пустую миску и, наклонив горшок, вылила в нее остатки густого варева. «Ешьте, — она отрезала себе кусок соленой рыбы, и, поднявшись, велев: «Не вставайте», сняла с очага противень с овсяной лепешкой.