Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё, как в сказке про золотую рыбку, тотчас исполнялось. И Димке сделалось скучно. «Есть же что-то такое, что даже этой чёртовой базе не по силам?» – размышлял он и наконец потребовал от тётки свежих грибов и клубники.
- Пожалуйста, Димочка, – тётка открыла холодильник, насыпала полную тарелку пупырчатых вкусных ягод. А через полчаса подала жаренные на масле грибы.
И Димка совсем заскучал. Бросив в рот пару клубничин, сослался на головную боль и завалился спать.
Здесь всё было наоборот. То есть не было ничего. Правда, попискивали в лесу какие-то птицы, била по лопатке банка с малиновым вареньем и оттягивал руку выключенный транзистор. Художник брёл вдоль дороги, рвал травы и самозабвенно бормотал:
- Синеголовик, иссоп, пустырник... Вот трав-то! Сюда бы Анфису Ивановну с её десантом!
Нарвав несколько веничков, развесил их на ближних к тракту деревьях и низким густым басом запел: «И посох мой благословляю...».
Слова дальше не помнились, и потому старик начал снова:
- Благословляю вас, леса, долины, нивы...
Истратив весь запас слов, широко раскинул худые смуглые руки и прокричал:
- Славно-то как, господи! Славно ведь, Димка?
- Ничо, – нехотя согласился Димка и угрюмо добавил: – Токо жрать сильно хочется.
- Эх, ты, организм! Давно ли завтракали? А в этот час, между прочим, на земле голодают миллионы безработных.
Оттого, что безработные голодали, Димке не было легче. Придумав самый невинный предлог, он удалился в кусты и слопал там малиновое варенье.
Три богатыря
Река явила себя в полдень. Явила, легла у ног, сказав: «Напейтесь!». Они сбросили с плеч котомки и, усталые, растянулись на берегу. Димка тотчас же захрапел.
Художник сквозь полусомкнутые веки следил за парящим в небе орланом, завидовал птице, которая часами может парить над землёй, любоваться ею. «Мне бы так-то!» – несбыточно мечтал Вениамин Петрович, воображая себя летящим над зелёно-голубой планетой, свободного, крылатого, сильного... Глаз зорок, сердце стучит мощно и взволнованно, взмахи крыл величавы и медленны. Как это, наверно, чудесно! Он почти наяву ощутил за спиною крылья, счастливо всхлипнул, раскинул руки, но у берега кто-то звонко рассмеялся.
Плеснула волна, и с причалившего плота спрыгнул весёлый и смуглый человек.
- Спишь? – он с осуждением цокнул, качнув кудрявою головой. – Э, какая скучная жизнь, рома! Вот я живу!
Человек указал на плотик, качавшийся на воде. На нём был сооружён шатёр, и две девчонки шести-семи лет, свесив цыпушчатые ноги, плескали водой друг на дружку.
- Возьми и меня с собою, – вдруг попросился Петрович, ни разу не плававший по реке.
- Этот сурок... твой? – цыган указал на протиравшего глаза Димку.
- Сурок, – проворчал Димка. – Это мне нравится.
Увидав парящего над головою орлана, вынул ружьё, зарядил, но выстрелил мимо: цыган отбил ладонью ствол. Орлан после выстрела взмыл в вышину и скоро скрылся из вида.
- Помирать полетел, – хвастливо заявил Димка, хотя все видели, что он промазал.
- Пустая башка! Зачем в птиц стреляешь? – закричал цыган. – Они вольные, как и мы...
- Ружьё-то для чего изобрели? – огрызнулся Димка, стараясь не замечать ехидного смеха девчонок.
- Ружьё для охоты. Ты просто так выстрелил. Птицу обидел.
- Да, некрасиво, – поддержал цыгана Вениамин Петрович. – Он так чудесно парил!
- Во-от, понимаешь! – одобрительно кивнул цыган. – А этого сурка бить надо.
- Нельзя, – энергично замотал головою Димка, чувствуя, что сейчас его и впрямь могут вздуть. – Меня никогда не били.
- Ещё раз обидишь птицу – побью. Или ружьё отниму.
- Чо отнимать-то? Так отдам.
- Я в птиц не стреляю. Мать говорила, это души умерших.
- Тогда мне отдай, – попросила одна из девчонок. – Я воевать из него буду... А может, продам, когда настанет чёрный день...
