Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- За грибами собрался? Садись, подброшу. – Анфиса Ивановна тут же высадила одну из участниц фитотерапевтического десанта.
- Благодарю, – холодно отозвался художник. – Мне в другую сторону.
- Хозяин – барин.
Такси умчались на юг за травами. Петрович отправился на север. Солдатский сидорок его был лёгок. Старый посох гладок и прям.
Благословляю вас, леса...
- Куда бредёшь, дед? – послышалось из малинника. Вскоре оттуда показалась голова в очках. Потом и сам человек, застёгивающий на ходу шорты.
«Тоже путешественник», – отметил Петрович, радуясь, что в лесу среди этой утренней тишины оказался, возможно, попутчик.
- Туда... к заре, – художник неопределённо махнул рукой. – А вы, молодой человек?
- Никакой я не человек... то есть не молодой человек, – пробурчал Димка, наконец справившись с застёжкой. – Я просто Димка.
- И куда же вы, просто Димка? – устанавливая возрастную дистанцию, не без чопорности полюбопытствовал Вениамин Петрович.
- Куда-нибудь туда... ну хоть на Чёртовы острова.
- А, тогда нам по пути, – художник, поправив его рюкзак, одобрительно хмыкнул. – Вы налегке путешествуете, Димка.
- Перестаньте выкать, не люблю. Можно по-человечески выражаться. Я вас моложе.
- Вот как? Ну, если позволишь.
«Допотопный какой-то, – рассматривая старика, Димка старался определить, что в нём необычного: выцветшая гимнастёрка, старые сапоги, не то лиловые, не то фиолетовые брюки и синие, неба синей, глаза. – Ну, прямо Жак Паганель».
- Давай, Дима, передохнём.
- Уже выдохлись? Оно, конечно, в ваши годы... – ляпнул бестактно Димка, но спохватился и начал путанно объяснять. – Моему отцу сорока нет, и то уж старик...
- А тебе сколько?
- Мне? Пятнадцать, – соврал парнишка, но Петрович ему поверил.
Присели под елью, и на них тотчас же накинулись свирепые здешние комары. Были они крупные, породистые, после каждого укуса оставался красный следок.
- О-от, заразы! – отбиваясь, ворчал парнишка. – А я «Дэту» не взял.
- Есть у меня «Дэта». – Вениамин Петрович достал из своего сидора бутылочку. – Натирайся, пожалуйста.
- А вы? – истратив чуть ли не пол-флакона, спохватился Димка.
- Меня не кусают.
- Ну да, – не поверил Димка. – Эти твари всех жрут.
- Всех. Кроме меня. Мы старые знакомые. Я каждое лето здесь бываю.
- Им это до лампочки. Лишь бы укусить. А вас или кого другого – всё равно. Глупые потому что. И – хищные.
- А вот смотри, – Петрович засучил рукав гимнастёрки, выставил на съедение комарам загорелые крепкие руки. – Ну? Убедился? Ни один не сел. Ладно, хватит экспериментов. Давай подкрепимся. Путь далёк.
Старик расстелил газетку, вынул пяток картофелин, баночку кильки, два ломтика хлеба.
«Негусто», – сглатывая слюну, с тоской подумал Димка, вспомнив о выгруженных сдуру банках. Как бы они сейчас были кстати!
Тоскуя об оставленных продуктах, Димка и не заметил, что слупил свою и чужую долю, подобрал все крошки на газете и всё же не насытился. Наоборот, аппетит только разыгрался.
- У вас что, больше ничего нет?
- Хорошего понемногу, – Петрович отряхнул газетку, посмотрел ту страницу, где сообщалось о международных событиях. – В Чили опять аресты, – вздохнул он, спрятал газетку в мешок и поднялся. – Пора в путь.
- А у меня ещё есть еда, – Димка достал было из рюкзака банку с вареньем, но старый художник сунул её обратно.
- Есть надо в меру.
- А вы знаете мою меру? – огрызнулся парнишка, снова извлёк банку и раскрыл перочинный нож.
- Ну как хочешь. А я пошёл, – Петрович подтянул лямки вещмешка, надел на плечи и слегка поиграл старым посохом.
- И что? Бросите меня одного? – Димка поспешно вскочил, кое-как напялил рюкзачишко, перед тем вынув из него транзистор. В животе урчало, и музыка в транзисторе была урчащая; голос певца скоблил душу, как нож сковородку.
- Не мог бы ты выключить этот вой? – спросил художник, признававший только классику и русские народные песни.
- Вой?! – возмутился Димка. – Что вы понимаете? Это же Русос.
- Мне
