Кривич - Александр Забусов

— Здравы будьте, витязи! — улыбаясь доброжелательно, показав ряд крепких белых зубов, поприветствовал прибывший, отвесив при этом соразмерный своему положению в обществе, поклон.

— И, тебе здоровья. Что-то не видели тебя ранее у берега нашего. Что привело тебя к нам? Кто сам будешь? Из каких краев? — набросал после приветствия, вопросов десятник городковской стражи.

— Купец, я, из Турова, из земель княжества Киевского. Сейчас из Олешья домой ворочаюсь. Слава богам, хорошо расторговался у моря Греческого.

Краем глаза, десятник Свирыня, заметил вышедшего из небольшой каюты на палубу, высокого, худого словно жердь человека, одетого в черную длиннополую одежду с символом Белого Бога на груди, висевшего на серебряной цепи. Длинные с проседью черные волосы, окладистая борода и цепкий, умный взгляд, мельком зацепившийся за происходящее на пристани, дополняли портрет грека. А то, что это был именно грек, Свирыня не сомневался, насмотрелся на них в Чернигове прошлым летом, куда ездил с сотником Андреем и Боривоем.

— Эк, тебя, мил человече, занесло в сторону. Али кормщик твой хмельного меда перепил, али вина византийского? Вы ж до нас по реке Псел поворот сотворили. А, вам прямо по Днепру на Переяславль плыть потребно было.

— Та не, все мы правильно сделали. Вон, глянь, византийца везу, со служкой его. Нам за провоз до Курска уплачено. Ну, я и не против через посемесьские земли пройти. Глядишь, барыш будет, а это в нашем купецком деле никак не лишнее.

— Ну, то ясно. А, что за гусь лапчатый?

— Я же говорю, священник ихний. А вон и служка евойный, — указал кивком купец.

В это время, из каюты показался другой грек, отроком его назвать уже было нельзя, но все ж он был молод, растительность на лице лишь слегка пробивалась на щеках и бороде. Одежда явно соответствовала христианским канонам священника, но выглядела проще, чем у старшего монаха. В руках молодой служка нес небольшую резную шкатулку.

Словно признав, что речь сейчас идет о них, оба грека направились к говорившим. Они аккуратно обходили принайтованный к бортам, с внутренней стороны груз и людей, отдыхающих на скамьях у весел, ожидающих, чем закончится разговор купца со стражей и какие будут дальнейшие указания хозяина.

— Здрав будь, воин, — обратился старший грек к десятнику. — Это по моей просьбе Драгувит, завернул к пристани вашей. Увидав стены крепости, решил я повидать князя здешнего. Прошу, оповести его о желании моем встретиться с ним, для разговора приватного.

— Князь наш на Черниговском столе сидит. А, хозяин здешний, боярин Гордей Вестимирович. Коль охота увидеться с ним, милости просим в Гордеево городище пройти.

Обернувшись, Свирыня, встретившись глазами с одним из ратников, молча мотнул подбородком в сторону крепости. Тот бегом метнулся в указанном направлении.

— Ты, купец, тоже будь гостем. Я, думаю, боярыня наша, захочет встретиться с тобой. Привечает она купцов и дела с ними ведет. Людей можешь на постоялом дворе разместить, проживание у нас недорого стоит.

— Охотно воспользуюсь приглашением. Гул, оставь двух ватажников, а с остальными можешь в город пройти, пусть Велет бочонок вина возьмет и отрез оксамита, ну, того, что для таких случаев приготовлен. Догонит меня. Только быстро.

— Не тревожься, хозяин. Будет сделано, — звероватый, внешне сильный корабельщик, повысил голос. — Велет, поживее исполняй, слышал, что хозяин велел. Ну!

Вскоре у мостков осталась, слегка покачивающаяся на волне, опустевшая ладья, да двое корабельщиков о чем-то разговаривали со стражником, оставленным Свирыней у причалов.

Проходя дорогой, ведущей в боярский терем, старший из греков примечал и высоту крепостных стен, и башни, обложенные рядами кирпича, сами ворота, а войдя в городок, был удивлен чистотой улиц и порядком в нем. Жизнь кипела на улицах городка, русичи занимались своими повседневными делами, почти не отвлекаясь на пришлых. Все окружающее священника, никак не соответствовало его представлениям о северных варварах, которые, по его мнению, должны были прозябать в грязи, одеваться в шкуры зверей и поклоняться темным божкам. Время проведенное в плавании в обществе купца, он потратил в разговорах и расспросах о княжестве русов. Действительность удивляла его.

«Что может представлять собой местный боярин? Человек создавший сие в глуши лесов, на краю границ с кочевниками, не может походить на варвара. Уж не опоздали ли мы в своей политике, лет эдак на двадцать? Судя по всему, у русов началось строительство городов, окультуривание земель, а мы спохватываемся только тогда, когда стены их крепостей вырастают из частокола небольших селений, когда воины научились сражаться в составе многотысячных дружин. А в самой столице государства русов оперился молодой полководец, способный выигрывать сражения у великой армии. Необходимо толкнуть пачинаков на поход по южным рубежам, сровнять с землей такие вот городки, как этот, обескровить их войско, захватить пленников. Иначе, если и дальше так будет продолжаться, кода — нибудь русы, приведут свои дружины под стены Константинополя».

На крыльце терема подошедших встречал высокий, красивый осанистый воин в дорогих доспехах, с мечом на поясе.

— Сотник, приплывшие византийские чернецы, просят о встрече с боярином. А, это купец Туровский, мыслю, к боярыне его надо провесть, — доложил Свирыня.

— Добро, дружище, иди, неси службу дальше. Я, сам с ними пройду. Доброго здоровья, уважаемые.

Прибывшие в земли кривичей греческие монахи поклонились сотнику.

— Следуйте за мной, провожу вас в светлицу. Боярин подойдет сейчас.

После позапрошлогоднего буйства скандинавов, светлицу отремонтировали, стены, не скупясь, отделали тканой материей небесно-голубого цвета, поломанную мебель, заменили на новую. Плотники, приложив руки и мастерство, сотворили возвышенность у центральной стены, застелили ее коврами и установили резное кресло, по примеру княжеского стола. По бокам, впритык стенам были установлены лавки обитые выделанной, крашеной кожей. На самих стенах висело со вкусом подобранное оружие и доспехи.

— Присаживайтесь, ожидайте, — предложил Андрей. Громко хлопнул в ладоши, на что из боковой дверцы, молодая стройная девушка, вынесла поднос, на тусклом серебре которого стояли две чаши немалых размеров.

— Угощайтесь, святые отцы, — словом и жестом снова предложил он.

От этих слов, старший грек вздрогнул.

— Благодарствуем, как-то не имеем желания.

— Обидеть норовишь, чернец? — хищная улыбка тенью промелькнула по лицу Ищенко.