Гусар на крыше - Жан Жионо

Анджело обошел залу. Другого мертвого он нашел скорчившимся в углу за стульями. Он прошел мимо, но потом вернулся, снова вспомнив «маленького француза». Отодвинул стулья и подошел. Но когда он прикоснулся к скрещенным рукам, закрывавшим лицо, то почувствовал, что сведенные судорогой члены уже окаменели и тут он тоже ничего не может сделать.

Он прошел на кухню; плита еще не потухла, и от стоявших на ней кастрюль шел аппетитный запах тушеного мяса. Заглянув в конюшню, где не осталось ни лошадей, ни экипажей, он поднялся по лестнице в спальни. Их было штук десять по обеим сторонам длинного центрального коридора. Он заглянул в каждую, добросовестно открывая ставни там, где было темно. Все комнаты были пусты, постели нетронуты. Только в последней он увидел огромную, лоснящуюся от жира крысу, которая, вероятно, только что вылезла из норы и, подняв одну лапу, смотрела на Анджело своими красными глазами. Анджело закрыл дверь.

Он спустился, пересек залу, где, словно персонажи «Спящей красавицы», сидели скованные сном трое гостей, и вышел.

Выходя, он вдруг заметил, что мертвая женщина была, должно быть, той самой брюнеткой, что смеялась несколько часов назад.

Он двинулся к югу. День занимался. Солнце еще только едва угадывалось за холмами. Белесая кайма на востоке лишь подчеркивала темноту еще наполовину охваченного ночью неба, но жара была уже удушающей.

Анджело шел уже примерно час, когда вдруг заметил, что его окружает удивительная тишина. Лес состоял из низкорослых дубов и сосен. Деревья были совершенно неподвижны. Ни шелеста листьев. Ни птиц. Дорога шла над руслом Дюранс, которая в этом месте достигала почти двух километров в ширину. Оно было заполнено белой, словно соль, галькой. А воды не было. Там, где на небольших участках лес был вырублен, вдоль дороги стояли совершенно неподвижные оливы. По небу разливался ровный, бесцветный свет. Казалось, что небо, так же как и русло реки, полностью покрыто соляной галькой. На холме над лесом виднелась деревня, такого же соляного цвета. Дыма над крышами домов не было.

— Она правильно сделала, — сказал себе Анджело.

Он представил себе, как смеется эта женщина с темными волосами, поставив выглядывающую из белоснежной пены нижних юбок ножку на перекладину стула.

Наконец солнце всплыло над линией горизонта. У него не было ни формы, ни цвета. Это была слепящая, меловая белизна. Послышался легкий, мгновенно смолкший шорох, будто какие-то невидимые существа старались зарыться как можно глубже в листву и неподвижную траву. Через некоторое время раздался топот копыт. Анджело сунул руку в карман и вытащил один из своих пистолетов. Вскоре он увидел приближающегося всадника. Это был толстый человек, нескладно подпрыгивающий в седле. Едва он приблизился, Анджело схватился за повод, остановил лошадь и направил на него пистолет.

— Слезай, — сказал он.

Толстяк выказывал признаки самого отвратительного страха; его трясущиеся губы издавали хлюпающие звуки, словно дурно воспитанный человек торопливо хлебал суп. Он слез с лошади и тут же бухнулся на колени. Анджело отвязал портплед.

— Только лошадь, — сказал он.

Затем он тщательно подтянул подпругу и укоротил стремена. Пистолет он снова сунул в карман. Ему был очень симпатичен толстяк, который, стряхивая пыль с колен, с ужасом исподлобья смотрел на него.

— Посидите немного в тени, — любезно посоветовал ему Анджело, вскакивая в седло.

Анджело повернул назад и пустил лошадь в галоп. Лошадь, почувствовав умелую руку, подчинилась. И хотя жара раскаляла воздух и даже без солнца обжигала кожу, на Анджело нахлынуло ощущение блаженства. Он вспомнил, что давно не курил, и зажег одну из своих маленьких сигар.

Поля и сады по обеим сторонам дороги были пустынны. Несжатая пшеница поникла под тяжестью колосьев. Неподвижные оливы отливали жестяным блеском. Горизонта не было видно. Холмы тонули в каком-то сиропе из миндального молока. От огромных абрикосов доносился запах гниющих плодов.

Наконец Анджело увидел платановую аллею, ведущую в деревню, и ступил под деревья. Он ожидал, что снова наткнется на заставы, и даже приглядел боковую тропинку, по которой сможет умчаться, если его вздумают остановить. Но застав не было, и, несмотря на поздний час, деревня с наглухо запертыми ставнями казалась совершенно безлюдной. Он не спеша двинулся вперед. Однако ему стало не по себе, когда, въехав на центральную улицу, он увидел тянущиеся по обеим сторонам безмолвные дома. Но одиночество его успокоило, и он без страха встретил чудовищное меловое солнце. И все же эти дома, за фасадами которых таились темные комнаты и нечто, объясняющее эту тишину и безлюдье, вызывали в нем тревогу.

В центре небольшой площади, где находилась церковь, он увидел что-то черно-белое, распростертое в треугольной тени дома. Это был церковный служка в сутане и стихаре. Рядом с ним лежал длинный крест, какой носят на похоронах, ведерко со святой водой и кропило.

Анджело спешился и подошел. Мальчик спал. Он был совершенно здоров и спал так сладко, будто лежал в своей собственной кровати.

Анджело взял его под руку и приподнял, чтобы разбудить. Голова ребенка качнулась влево, потом вправо, затем он чихнул и открыл глаза. Но, увидев склоненное над ним лицо Анджело, он вскочил как ошпаренный, схватил крест, ведерко и умчался прочь. Из-под сутаны сверкали его босые ноги. Он исчез, свернув на поперечную улицу. Зажатая в его руке монетка упала на тротуар.

Анджело покинул деревню, так и не встретив ни одной живой души.

Дорога вилась вдоль холмистой гряды недалеко от пересохшего русла Дюранс. Она то углублялась в долины, то поднималась, пересекала оливковые сады, ивовые рощи, аллеи пирамидальных тополей, перепрыгивала через ручьи. Все было неподвижно под льющимся с неба кипящим меловым потоком. В разные стороны от дороги, словно спицы в неподвижном колесе, разбегались ряды застывших деревьев с картонными листьями. Кое-где дремали между двух смоковниц, закрыв глаза и уткнувшись носом в пыль, бесцветные фермы с растрепанными соломенными крышами.

Среди общей неподвижности Анджело заметил перемещавшееся по склону красное пятно. Это была крестьянка в красной юбке. Она спускалась с холма, отчаянно перепрыгивая через каменные террасы, где местные жители выращивали артишоки. Она направлялась к большому сосновому бору. Никакого жилья там не было.

Много позже, с поворота дороги, Анджело еще раз увидел на холме красное пятно. Оно передвигалось все так же быстро.

Лошадь стала выказывать признаки усталости. Анджело спешился и, ведя лошадь в поводу, подошел к ивовой роще. Он уже собирался войти под серую тень деревьев, когда путь ему преградила огромная собака. Она молча смотрела на него горящими глазами, раскрыв окровавленную пасть с лохмотьями почерневшего мяса на длинных клыках.

Анджело стал медленно пятиться. Лошадь пританцовывала сзади него. Из кустов доносился запах падали. Собака стояла неподвижно, охраняя свою территорию. Анджело снова сел в седло и не спеша поехал прочь.

Он отъехал уже довольно далеко, когда вспомнил, что у него есть пистолеты. «Я не достоин „маленького француза"», — сказал он себе, задремывая в седле.

Он был разбужен неожиданным прыжком лошади. Она вслед за хозяином задремала в тени березы. Жгучий солнечный луч, пробившись сквозь листву, упал на морду лошади и разбудил ее.

Было где-то около полудня. Анджело мучил голод и особенно жажда. Не нужно было курить подряд три сигары. Рот был заполнен густой горькой слюной. Но есть фрукты или что бы то ни было в домах или трактирах было очень опасно. Да, впрочем, поблизости и не было ни домов, ни трактиров. Нечего было и думать о том, чтобы напиться из колодца или источника. Анджело снова спешился, привязал лошадь в тени густого колючего кустарника и, прислонившись к березе, закурил четвертую сигару. Жара накатывала тяжелыми, длинными, удушающими волнами. Откидывая назад волосы, Анджело прикоснулся ко лбу и почувствовал, что он покрыт холодным потом. В ушах раздавалось какое-то потрескивание, почти неуловимое, но неотвязное; оно одурманивало и вызывало головокружение. Внезапно к горлу подступила тошнота, и его вырвало. Он стал внимательно рассматривать, чем его вырвало. Не увидев ничего, кроме мокроты, он снова закурил.

Он встал, еще не зная, что собирается делать. В нем было словно два человека: один был настороже даже во сне, а другой действовал независимо от него, будто собака, которую ведут на поводке. Он отвязал лошадь, вывел ее на дорогу, вскочил в седло, дал шенкеля, и лошадь пошла рысью.

Когда он проезжал мимо небольшого запертого дома, дверь его внезапно открылась, и раздались крики: «Сударь, сударь, идите скорее!» Кричала женщина. Испуг смягчал некрасивость ее мужеподобного лица. Она протягивала к нему руки. Он соскочил на землю и пошел за ней в дом.