Капитали$т. Часть 1. 1987 - Деметрио Росси

— Нет, Лёха. Он сегодня в «Софии» пирует, а завтра в Соликамске телогрейку греет. У них жизнь такая. Нужны запасные варианты.

— Ну ОК, — сказал я. — Все правильно, давай делать, как решили.

С Валерой Литвиновым мы поговорили на следующий же день. Все произошло по плану Витька. Я сказал, что Юльке нравится именно он, Валера Литвинов, и что мешать я не буду. В этом месте Валера просто просиял. Потом Витёк, в сумке которого соблазнительно громыхали банки немецкого пива, предложил отметить примирение. Валерка сначала заотказывался — он спортсмен с режимом питания и все такое, но почти сразу согласился. После первой банки Витек стал раскидывать сети:

— Ты пойми, Валер, сейчас времена такие, что без бабок на тебя ни одна девчонка не посмотрит. Тем более — Голубева. Ты ж знаешь, кто ее предки? Ну вот! А с нами поработаешь — хватит и на кабак, и на цветы. Ты сам понимать должен!

— Я вообще не знаю, — растерялся Валерка, — времени особо нет. Спорт, и к экзаменам готовиться нужно.

— А у нас не завод, — сказал Витёк важно. — Рабочий день не нормированный. Сходить принести, передать, помочь — времени сильно много не займет.

— А менты? — тревожно спросил Валерка.

— Связями с общественностью в нашей фирме занимаюсь я, — сказал я, скромно потупив глаза.

— Лёхин батя прикроет, в случае чего, — подтвердил Витек. — Ты же знаешь, кто у него батя?

— Что-то слышал, — сказал Валерка. — Так значит — фирма?

— Фирма! — торжественно подтвердил Витёк.

— Фирма! — поддержал я.

Вот в этот самый момент наша фирма и родилась. Мы откупорили еще по банке немецкого пива — выпить за будущие успехи нашего бизнеса. Как по мне, немецкое пиво было слишком горьким, но ребята пили с явным удовольствием. Видимо, потому что немецкое. Восьмидесятые годы — преклонение перед импортом достигло исторического максимума.

Одним словом, Валерка согласился работать с нами.

Прошла еще неделя. Я понемногу научился жить в восьмидесятых годах двадцатого века. Не скажу, что это было легко. Жизнь очень сильно отличалась от той, к которой я привык. Отличалась как в лучшую, так и в худшую сторону. К некоторым вещам было привыкнуть сложно. Например, к аристократическому поведению работников торговли и сферы услуг. Клиент начнет становиться всегда правым через год-другой, а пока — всегда прав продавец, таксист, бармен, сантехник, парикмахер. «Вас много, а я одна» — на верность этому девизу, похоже, присягал каждый из этих почтенных людей. Такого зашкаливающего пафоса обслуживающего персонала я не встречал в самых гламурных заведениях двадцать первого века.

Наши советские продавщицы… О! Это были высшие существа! И даже более того — это были высшие существа, хорошо знающие о своем превосходстве и демонстрирующие его каждым движением и словом. Потребитель же является существом низшим, одним своим существованием отвлекающим высших существ. Что самое интересное — деньги для этих высших существ — продавцов и официантов — мало что значили. Даже если ты приходил с большими деньгами, отношение к тебе не сильно менялось. В те прекрасные времена деньги, как я многократно убедился, не были столь уж ценным ресурсом. Гораздо более ценным ресурсом были связи. Или, как тогда говорили, — блат. Советские люди постоянно выстраивали отношения. Отношения необходимо было выстраивать для того, чтобы получить доступ к необходимым товарам и услугам и с теми людьми, которые эти товары и услуги могли предоставить. Отношения выстраивались с начальником авторемонтной мастерской. С библиотекарем. С сантехником и вообще — с ЖЭКом. С маникюршей. С продавщицей, а лучше — с директором магазина. С портным. Со всеми, чьи услуги могли потенциально понадобиться. Уметь выстраивать отношения — означало уметь жить. И соответственно — наоборот. Те, кто не умели обзаводиться связями, часами стояли в огромных очередях, довольствовались скудным магазинным ассортиментом одежды, неделями ждали жэковского сантехника — одним словом, не были успешны.

Большие начальники выстраивали, конечно, отношения друг с другом. Начальник железнодорожного вокзала мог достать билеты в Крым. В августе. Начальник универмага мог позвонить и сказать, что приехала партия финских сапог или плащей. Директор кладбища мог выделить нормальное место на вверенной ему территории. А мой папенька, например, мог наслать комиссию партийного контроля, а мог и не насылать. Или же, на партийной комиссии нерадивого начальника за одну и ту же провинность могли пожурить по-товарищески, а могли и исключить из партии, что автоматически означало конец карьеры и вылет из системы.

Моя маменька, конечно же, в очередях за вареной колбасой не стояла. Она просто звонила в наш центральный крупнейший гастроном, который так и назывался — «Центральный» и делала заказ. И через некоторое время получала его на дом, с курьером. Маменка умела выстраивать отношения, например, с начальником управления торговли Валерием Александровичем, и поэтому ей не приходилось стоять в очередях.

С нами, мелкими спекулянтами и фарцовщиками, тоже выстраивали отношения. В это поразительное время продавцу не нужно было искать покупателя. Покупателю приходилось искать продавца с нужным ему товаром. Для меня, прибывшего из двадцать первого века, это было каким-то зазеркальем.

Любимым телевизионным зрелищем моих родителей были выступления Петросяна. Я тоже посмотрел пару раз — не впечатлило, как-то очень просто. Безыскусные шутки про невкусную колбасу и пьяниц. Но народу заходило — просто на ура. Простых советских людей беспокоила колбаса, и они охотно смеялись над тем, что сакральная колбаса по два двадцать не имеет вкуса и запаха. Да и Петросян в то время был живой, подвижный, не разведенный и не ставший символом пошлости и безвкусицы. Из прочих зрелищ маменька охотно смотрела музыкальные комедии, а папенька — остросюжетные детективы, впрочем, советское телевиденье баловало зрителей развлекаловкой не так уж и часто. Преобладали программы серьезные — «Сельский час», «Человек и закон», «Международная панорама». Музыка тоже крутилась большей частью не для того, чтобы человек расслабился, но для духовного роста человека. Что характерно, духовно расти под симфонии и оратории советский человек не сильно хотел. Предпочитал чего-нибудь полегче и поритмичнее. Моя маменька, например, любила итальянскую эстраду и имела неплохую коллекцию пластинок с записями Аль Бано, Рикардо Фольи, Челентано, Кутуньо и бог знает кого еще. Папенька был проще в своих музыкальных предпочтениях — любил выступления Кобзона, Пугачевой и даже Валентину Толкунову слушал с искренним удовольствием.

Работать втроем действительно было удобнее. Товарный голод проявлял себя все больше, ассортимент магазинов становился все скуднее, а очереди — все длиннее и озлобленнее.

— Мы, как можем, помогаем нашему государству удовлетворить растущие потребности населения! — довольно цинично рассуждал Витек после очередного удачного торгового дня. А удачным считался