Голова - Генрих Манн

Получив у первого разносчика газету, он развернул ее, словно в чаду, но, пробегая столбцы при свете газовых фонарей, быстро отрезвился: в отделе торговли не было ничего. Все же он нашел свою статью, напечатанную в виде фельетона; он прочел ее у подъезда «Главного агентства». Господи, как она искорежена, скомкана! Редактор с присущей ему проницательностью вычеркнул все, что могло пойти на пользу «Главному агентству»: допущение на биржу последних акций, а также деятельность «Главного агентства по устройству жизни» в интересах оперы, написанной высокой особой. Правда, литературно-музыкальная оценка произведения частично сохранилась.

Терра поднялся по ступенькам с сознанием: «Первая неудача! Но второе дело стоит двух. В атаку на Морхена!» Пробравшись через толпу к своей двери, он решительно распахнул ее — и так же быстро снова закрыл со словами: «Прошу прощения». Он увидел даму с фиалками в объятиях какого-то господина, но отнюдь не директора. Господин поддерживал ее за талию, а она откинула голову и весь стан так, что его лицо приходилось над ее лицом. Эта картинная поза не оставляла сомнения в том, кто она. Хотя ее наполовину скрывала фигура мужчины и она еще не успела поднять глаза, но как было не узнать в ней женщину с той стороны!

Они отодвинулись друг от друга, однако без излишней поспешности. Женщина с той стороны кивнула Терра так, будто лишь вчера назначила ему свидание.

— Как вам жилось это время? — спросила она по-приятельски.

— Великолепно, — ответил он ей в тон. — Иначе и не может житься заведующему отделом рекламы.

— А наше дело? Ведь у нас всех троих, по-моему, одно общее дело, — заметила она своему партнеру.

— Да ну! — воскликнул Терра, искренно удивленный. А у того лицо совсем вытянулось. Он был еще выше женщины с той стороны, казался непомерно широкоплечим и каким-то деревянным, физиономия у него была бульдожья, с глазами навыкате, коротким носом и с обвисшими, несмотря на молодость, щеками.

— Дело? Мне ничего неизвестно, — громким, но пискливым голосом произнес великан.

Княгиня Лили сказала презрительно:

— Оставьте при себе дипломатические ухищрения, господин фон Толлебен. Господин Терра — заместитель господина фон Прасса. Вы можете ошеломить его полной откровенностью, в духе вашего бывшего начальника. Господин фон Толлебен состоит в министерстве иностранных дел, — пояснила она, обращаясь к Терра.

Только теперь Терра заметил, что этот человек, когда у него на голове останется еще меньше волос, а брови станут еще кустистее, будет как две капли воды похож на Бисмарка. Сделав это открытие, он поклонился, как подобало заведующему отделом рекламы, словно отдавая себя в полное распоряжение клиента. Здесь речь несомненно шла о высочайшей опере. Но, увы, фон Толлебен, неприступный по-прежнему, с таким презрением воззрился на Терра, будто перед ним была по меньшей мере побежденная Дания. Терра внутренне вскипел.

— Я вполне в курсе дела, — раболепно заверил он, приложив руку к сердцу.

— В интересах господина фон Прасса будем надеяться, что это не так, — нелюбезно возразил фон Толлебен.

«Скотина!» — всей своей закипевшей кровью ощутил Терра. Он склонился еще ниже сначала перед ним, затем перед ней.

— Княгиня! — обратился он подчеркнуто-почтительно к женщине с той стороны. — Имею честь доложить вашей светлости, что я ради успеха высочайшей оперы трудился целый день до полного изнеможения, — проговорил он, запинаясь.

— Как? Что такое? — пропищал фистулой Бисмарк.

— До полного изнеможения.

— Высочайшая опера вас совершенно не касается, поняли?

— Ваше доверие, господин барон, обязывает, — ответил Терра и протянул фон Толлебену газету с литературно-музыкальным дифирамбом.

— Вы мне неприятны, — сказал Бисмарк с той же пресловутой прямотой. Враги обменялись взглядом, который был яснее всяких слов.

В то время как фон Толлебен подошел к лампе, чтобы прочесть статью, княгиня неслышно приблизилась к Терра.

— Государственная тайна, мой друг, — прошептала она беззвучным движением губ. — Высочайшая опера создана здесь, на месте, она существует только для того, — произнесла она с полуусмешкой, взглянув на Толлебена, — кто в нее верит.

Терра безмолвно и очень ловко скривил в гримасу рот и все лицо. Женщина с той стороны засмеялась своим звонким, равнодушным смехом. Дипломат подозрительно покосился на них и поспешил подойти ближе.

— Бойкое перо, — сказал он почти вежливо, обращаясь к Терра. — Музыкальную тему божественной благодати я охотно просмотрел бы в партитуре. Нет ли ее случайно при вас?

— К моему величайшему сожалению, она в кабинете у господина фон Прасса.

Тогда дипломат потребовал, чтобы Терра принес ее, а Терра очень учтиво предложил ему самому попытаться это сделать. Фон Толлебен, в самом деле, попробовал открыть обитую войлоком дверь или же докричаться, чтобы ее открыли изнутри. Но у него не хватило голоса, и высочайшая опера осталась недоступной. Свою досаду он выместил на Терра.

— Сударь! Вы бессовестный обманщик, — сказал он откровенно.

Терра ответил холодно и корректно:

— Я забочусь о делах моей фирмы. Если бы я предоставил вам партитуру, возможно, вас, господин барон, осенила бы гениальная мысль захватить ее с собой.

— Дерзкий мальчишка! Мы с вами еще посчитаемся в другом месте.

— Например, у меня, — сказала княгиня примирительно. Она не может уйти с бароном, у нее есть маленькое дельце к этому заведующему отделом рекламы. Закрывая дверь, барон бросил на них пытливый взгляд из-под отечных век.

Терра отошел к письменному столу и принялся вертеть большой разрезной нож. Княгиня удобно уселась по другую сторону стола.

— Итак, мы встретились, — сказала она и спокойно ему улыбнулась.

Он ничего не ответил; тогда она сняла перчатку и протянула ему через стол руку.

— Я мог присягнуть тогда, что наутро вы исчезнете. Я не спал, и все-таки вы сбежали, — с усилием выговорил он.

— Все еще сердитесь? — спросила она.

Он злобно засмеялся.

— Я не желаю самому отъявленному злодею того состояния духа, в каком я, невинная жертва, вашими стараниями шатался по миру все эти годы.

— Я охотно сохраняю старые привязанности, конечно, по обоюдному желанию.

— Авантюристка! — И лицо его исказилось злобой.

— Того, что вы под этим подразумеваете, не существует вовсе. — Она презрительно скривила рот. — Условия жизни делают нас такими, призванием это не бывает.

Она встала. Она была высокого роста, лицо очень белое с темными бровями; прежняя покачивающаяся походка и голос, который он теперь назвал бы пустым. Но все же сердце его судорожно сжималось, когда он слышал этот голос.

— А вы действительно производите самое невинное впечатление, — сказал он насмешливо. — Как будто вы с тех пор вели себя примернейшим образом.

— Неужели вы все еще думаете, что у женщин моего типа нет другой цели, как губить гимназистов?

— Разумеется, есть, сударыня. Волосы у вас пожелтели, в вашей программе теперь другой номер — княгиня Лили на туго натянутой проволоке. Той дамы, которую я знал, уже нет на свете, а потому прошу вас ни минуты не сомневаться, что я не стану болтать.

— Меня совсем не интересует этот Бисмарк; он в долгу как в шелку.

— Так, значит, вас интересует директор?

— Да, вот кто, — подхватила она. — Как вы полагаете, вернул бы он меня в варьете и сделал бы звездой первой величины, если бы я не была тем, что есть? Он не предается сантиментам, и его мне незачем обманывать. — И через плечо, небрежно: — Иначе я, конечно, не собиралась бы за него замуж.

Терра стоял неподвижно. Вдруг он направился к ней и протянул руку.

— С этого вам следовало начать.

— Я знала, что в конце концов мы поймем друг друга.

— Чего мы здесь ищем? — сказал он резко. — Успеха. У вашей светлости, по-видимому, имеются основания душой и телом быть преданной «Агентству по устройству жизни».

— Мы оба держимся им, — сказала она, и лица обоих приняли сосредоточенное выражение. Терра подвинул ей кресло, а свой стул поставил напротив. Положив руки на колени, он начал вполголоса:

— Сначала этот человек показался мне плохим мистификатором, затем несколько лучшим. Но в конце концов я дошел, бог весть почему, чуть ли не до восхищения. А чего он стоит в действительности?

— Он человек огромных возможностей, — ответила она, тоже вполголоса. — Во-первых, он хочет жениться на мне. А на это способен либо незрелый юнец…

— Благодарю, — ввернул Терра.

— …либо, — закончила она, — человек, которого уже ничем не проймешь.

— Во-вторых, — подхватил Терра, — он так окрыляет души, которые входят с ним в соприкосновение, что недостатка в больших деньгах у него не будет никогда. Ради его несуществующей оперы я сегодня обломал себе все ногти, как будто хотел собственноручно проложить себе путь к вечному блаженству.