Звезды в кармане - Олег Кулагин

– Глупости, – не соглашается Дарт, – Если была «Девушка с веслом», то почему бы не быть «Девушке с монтировкой.»

Со стороны реки доносится плеск воды и смех. Женский смех! Я даже встаю на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть через березняк и прибрежные кусты. За кустами явно наслаждаются жизнью. Пускай и загробной.

Потом я оглядываюсь и с отвращением обнаруживаю, что Дарт вовсе не спешит превращаться во что-то более подходящее.

– Значит, говоришь, надоела космическая опера? – спрашивает он, поигрывая монтировкой. И делает шаг в мою сторону.

– Хуже горькой редьки, – подтверждаю я. И легонько отступаю.

– Может ты и киберпанк не любишь? – вкрадчиво интересуется Дарт.

– Люблю! – торопливо киваю, – Но читать не буду.

В ответ – зловещий хохот. Прям, мороз по коже…

Нет, я конечно грешен. Но не до такой степени! Порою, я, даже, уступал старушкам места в общественном транспорте.

– Тут какая-то ошибка!

– Неужели? – Дарт иронично склоняет голову, насколько это возможно в его шлеме.

Со стороны реки доносится радостный вопль Димыча. Женский визг и хохот. Оттягивается, балбес!

Где справедливость?!

Я бросаюсь вперед, увернувшись от монтировки Вейдера.

А в следующее мгновенье обнаруживается, что нет никакого березняка. Нет реки. Крутой обрыв всего в нескольких метрах. Я шагаю ближе, осторожно заглядываю вниз и тут же отскакиваю.

Пропасть. Бездонная. Точнее, вместо дна у неё – холодная пустота с редкими льдинками звезд.

– А как же Димыч? – я испуганно оборачиваюсь к Вейдеру. Но лорда и след простыл. Вместо него – кто-то, закутанный с головы до пят в длинный серый плащ:

– Над бездной тоже можно пройти.

Голос – женский.

А лицо… Лица не видать.

– Иногда самый длинный путь оказывается самым верным.

– И что это значит? – я шагаю к ней, тяну руку… И ловлю ветер.

Негромкий смех – где-то за спиной.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, оборачиваясь.

– Василий Викторович Лубенчиков, – грубовато звучит в ответ.

Меня встряхнули и бесцеремонно захлопали по щекам.

– Может ему ведро воды на голову вылить? – донесся голос Димыча, – Верный способ.

– На себя вылей, – возмутился я, открывая глаза.

– Ну, наконец-то, – облегченно вздохнул Васька, – А то мы уже начали беспокоиться.

Радостные, хотя и слегка встревоженные физиономии товарищей склонились надо мной.

– Ты как себя чувствуешь?

– Нормально. Сейчас уже нормально.

– Да-а, переходец был еще тот! – расплылся в мечтательной ухмылке Васька, – Это круче, чем на полном ходу кувыркнуться с мотоцикла!

– Ага, – подтвердил Дима, – «Хочешь острых ощущений? Летай звездолётами класса „Эн“!»

Я выпрямился в кресле и оно послушно приподнялось вслед за моей спиной.

– Ребята… Вы что-нибудь видели… во время перехода?

– Ну, да, – недоумевающе кивнул Васька, – Вспышки, там… Искры…

– И всё?

– А что мы еще должны были видеть? – удивился Димыч.

– Да нет, ничего… Всё в порядке…

Значит, галлюцинация. Я посмотрел на звезды за прозрачным куполом Центральной Рубки и перед глазами ярким видением снова встала обрывающаяся в пустоту пропасть.

Как наяву! До сих пор мороз по коже. Неужели бывают такие галлюцинации? Впрочем, откуда мне знать. Был бы рядом мой знакомый санитар психбольницы – что-нибудь посоветовал. Например, литр водки внутрь. Для промывания мозгов.

Рассказать друзьям? Этак они меня самого начнут опасаться. Кому приятно путешествовать в компании с человеком, которого посещают видения. Сегодня у него видения, а завтра он гоняется за тобой с топором. Правда, здесь топоров нет. Только мухобойки. И все равно, приятного мало.

Я задумчиво потёр висок.

Нет, это не было бессмысленным бредом…

Говорят, существуют вещие сны. А у меня, выходит, приключилось что-то вроде вещей галлюцинации. Теперь попробуй разобраться, что означает: «Самый длинный путь – окажется самым верным.» Поможет ли это предсказание вернуться на Землю? Мы-то никакого пути не знаем!

Тьфу-ты. Нострадамус из меня тот еще…

– Ленок, – спросил Димыч, – Ну и сколько нам еще «пилять»?

Звездолет отозвался после длинной паузы:

– Абсолютное расстояние – сто сорок один световой год…

– А было сто семьдесят семь! – восхитился Васька, – Неплохо! Совсем неплохо! Тридцать шесть световых лет, как с куста!

– Точность оценки… – продолжала Лена.

– Не надо про точность, – отмахнулся Васька, – Мы тебе и так верим!

Димыч взглянул на часы и обнаружил, что мы болтались в переходе минут пятнадцать, не больше.

– Такими темпами мы доберемся даже раньше, чем за трое суток! – радостно констатировал Лубенчиков, но, наткнувшись на осуждающие взгляды, поторопился трижды плюнуть через левое плечо.

Начало – вполне оптимистическое. А что будет дальше?

Я опять подумал про странную символику видения.

Река. Летний денёк… А потом на месте реки возникла пропасть. «И над бездной можно пройти…» Полный делириум, как говорят психиатры. Вроде тех голосов при белой горячке, которые дружески рекомендуют прыгнуть с двенадцатого этажа. Опытные люди рассказывают – когда тебя так уговаривавают, бывает трудно отказаться…

Я посмотрел на простодушную Васькину физиономию, на задумчивого Димыча, и решил пока не ломать голову.

И рассказывать им ничего не буду.

– Не станем останавливаться на достигнутом? – вопросительно прищурился Капустин.

– Ага, – улыбнулся Лубенчиков, – Руки-ноги целы, голова – тоже, вроде. Будем продолжать. Дурное – дело не хитрое!

Я вздохнул, отворачиваясь. Легко ему рассуждать. Никаких у него видений. Только искры из глаз.

Откупорив красные коробочки, мы промочили горло. Совсем слегка, памятуя о неприятной особенности нестабильных гипер-переходов. И снова скомандовали:

– Ленок! Давай помаленьку!

В этот раз мы посоветовали ей воздержаться от описания сцен насилия и жестокости. Поэтому истории про несчастного застреленного зайца и про месяца-редивиста, который «вышел из тумана, вынул финку из кармана» были с порога отвергнуты.

В итоге, Ленка забубнила безобидное:

– На златом крыльце сидели… царь… царевич… король… королевич…

…Дрожащее марево. Тьма. Вспышка. Снова черная пустота. Опять вспышка. И тянущиеся целую вечность секунды бесплотного существования в радужной непроглядной тьме.

Больше никаких видений.

Мы перевели дыхание и посмотрели на звезды, которые, вроде бы, совершенно не изменились со времени первого гиперпрыжка.

– Ленка! Сколько там мы покрыли?

– В абсолютных единицах – одиннадцать световых лет.