Человек с рублём - Михаил Ходорковский

Выходило: живут зажиточно и к настоящей культуре тянутся, одно другому не помеха, а подспорье. Элиты, меломанов хватит на один зал. А здесь месяц гастролей изгнанных из СССР артистов – и все аншлаг, публика далеко не великосветская.

Так, может, все-таки Капитал – «не препохабие», а средство приобщения к культуре? С чего бы это рядовой западник так проникся к нам сочувствием, что, не дожидаясь руководящей подсказки, шлет гуманитарную помощь? Иль золотой телец все-таки не вытравил в нем все человеческое? Как после этого верить россказням журналиста, прожившего в Штатах пятнадцать лет и совершавшего многомильные путешествия, как он выразился, «в поисках души»? Иль гуманитарная помощь – проявление бездушия?

ОТКРЫТИЕ ЧЕЛОВЕКА

Едва ли не самое поразительное открытие после двух лет – мы и в богатом «буржуине»! – открыли человека. Совестливого и придерживающегося самых строгих норм морали. Америка уважает не просто человека с чековой книжкой, а только человека с честно заработанными деньгами. Деловой человек крайне бережно относится к своей репутации.

Америка не так уж безразлична к происхождению богатства, далеко не все деньги застят ее проницательные глаза.

ОЧЕРЕДЬ КАК ПОРОЖДЕНИЕ ОШИБОК

Спецы по научному и «сверхнаучному» коммунизму вводили в нас инъекции страха. Мы попали в ловушку, из которой неимоверно сложно выбраться. Дефицит породил постоянного спутника очереди. (Приехал француз в Москву, пишет в Париж: «Странная, непонятная страна: за мясом очередь, за маслом очередь, в туалет очередь, даже в Мавзолей – и то очередь».) Не будет преувеличением сказать, что советский человек проводит в очередях по пять-шесть лет, выброшенных в никуда. Подобного расточительства не знает ни одна страна в мире.

Чем больше очереди, тем меньше товара. Чем меньше товара, тем длиннее очереди. Ликвидировать этот изнурительный бег на месте может только рынок. Исчезли же из списка дефицита цветы, книги. На книги заметно поднялась цена (до Запада нам еще далеко, книги там безумно дороги), но попавший в эксплуатируемые к предпринимателю зарабатывает столько, что имеет возможность удовлетворить книжный голод. И не только книжный. Он не пойдет в очередь, не станет тратить время, которое можно употребить на то, чтобы заработать.

ОЧЕРЕДЬ – ОПАСНЫЙ СИМПТОМ

Выгоднее покупать дорогое, чем дуреть в очередях, выгоднее производить, чем пытаться сэкономить на приобретении дешевого товара. Это все из азбуки рыночных отношений, которая распространяется вширь: нет иного пути, чем рынок, для повышения КПД всего народа. Богатство ведет не к дестабилизации общества, а наоборот, к его спокойствию: работающий да богатеет, богатеющий да работает. Чем выше жизненный уровень, тем больше стимула трудиться, раскрыть и реализовать весь свой потенциал.

Обратим внимание на прослеживающуюся закономерность: на Западе на улицу, в ряды разного рода демонстраций (кстати, весьма непродолжительных) идут, за редким исключением, именно те, кому нечего – за отсутствием оного – терять. Настоящее дело – своего рода конвейер – требует непрерывности, не позволяет ни на что отвлекаться, иначе – убытки, иначе – разорение. Забота любого правительства о растущем жизненном уровне – это и забота о стабильности общества.

Генеральному секретарю ЦК КПСС задают вопрос:

– Вы утверждаете, что мы находимся на пути от социализма к коммунизму. Почему же тогда в магазинах пусто?

– А мы в дороге кормить не обещали.

Появление даже маленьких очередей (исключение – традиционные распродажи, своего рода рекламный трюк) рассматривается, как симптом тяжелого заболевания. Длинные очереди – сигнал: не пора ли поднимать вопрос о недоверии к правительству? Если бы у нас реализовывалась хоть малая толика привычного для нормального государства, – любое правительство НАШЕГО КАЧЕСТВА находилось бы у власти не больше суток. Запад нетерпелив, признает у власти только компетентное руководство. Из обещаний шубу не сошьешь. Секрет популярности западных лидеров: они обещают куда меньше, чем делают. (Кстати, этот принцип – один из китов МЕНАТЕПа, мы жестко проводим его в жизнь, с нарушающими разговор короткий – увольнение. Все, что может негативно сказаться на авторитете нашего детища, попадает сразу в центр внимания. Реноме фирмы не признает даже малейшей тени.)

Мы – страна перекосов, уподобляемся пассажирам дряхлого парохода «Тургенев», о котором любил рассказывать Л. О. Утесов. Ходил пароход еще до революции из Одессы и в Одессу, возил пассажиров с необычайно развитым чувством стадности. Стоило одному остановиться у левого борта, как к нему немедленно подтягивались и остальные: что это он там углазел? Корабль кренился, вот-вот опрокинется. Капитан приказывал части пассажиров немедленно перебраться к противоположному борту, естественно, перебегали все. Весь рейс – беготня от борта к борту, корабль чудом добирался до гавани.

ОТ КРЕНА К КРЕНУ

Так и у нас – от крена к крену. Пропагандистская машина говорила о раскрепощении человека труда, уверяла, что при капитализме он был закабален. Г. В. Плеханов назвал первую марксистскую группу в России звонко: «Освобождение труда». Подразумевалось – от кровопийц, изначально аксиомировалось, что трудом занят только Его Величество Гегемон, а эксплуататоры заняты лишь созданием машин по выжиманию рабочего пота и крови. Плеханов совершенно искренне хотел рабочим добра от освобождения, но не спросил, а хотят ли они освободиться.

В. И. Ленин сразу ринулся в ряды тех, кто освобождает, создал «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», опять же не спросив у рабочего, есть ли у того нужда в конечной цели новоявленного Союза. Шло навязывание услуг, наподобие получившей широкое распространение в наши дни торговле с нагрузкой: к дефицитной копеечной вещи дают нагрузку в соотношении чуть ли не 1:100, сбывая любой залежавшийся хлам.

Трагедия России в том, что она с Запада зачастую получала товар или не первой свежести, или бывший в употреблении, или такой, от которого Запад отказывался. Идея социализма, освобождения труда – на Западе изучалась, взвешивалась, но сторонников приобрела в узком кругу теоретизирующих, сам же рабочий класс, тем более крестьянство, освобождаться не стремились.

ИСТОРИЯ – МАЧЕХА

История оказалась для России мачехой: социалистическая революция свершилась, но вместо освобождения принесла кабализацию труда. И чем интенсивней шло закрепощение, тем больше становилось декора. Сверху спустили директиву работникам искусств и литературы: поэтизировать человека труда. Высмеянные еще Ильфом и Петровым гаврилы от живописи, ваяния и зодчества заполнили выставочные залы, картинные галереи, парки, присутственные места таким обилием «шедевров», что пришлось на поток пустить штамповку лауреатских медалей.

Тема труда была провозглашена стержневой и в литературе. Русской классической литературе было поставлено в вину отсутствие образов человека труда; в привечаемые властью попали писатели не за талант, а, главным образом, за приверженность к рабочей теме.

С чего бы это? Как известно, уже лет сто пятьдесят, как труд создал человека. Потребность трудиться так же свойственна, как еда, сон, но с небольшим добавлением: труд не сам по себе, а за стимул.

Ленин, Сталин и компания по гениальности вряд ли имели равных: они предвидели скрытое сопротивление, неприятие обобществленного, осоциализированного труда гегемоном, оскорбленным уравниловкой и мизерной, нищенской оплатой. Гегемон и рад бы отказаться от труда, освобожденного от оплаты, но тогда ему засветило бы мрачное солнце ГУЛАГа. Пошли в ход и приманки – стимуляторы морального свойства. Имитация стимулов должна была подсластить пилюлю отторжения от богатства.

ГЕРОИ ТРУДА, ГЕРОИ ПОТРЕБЛЕНИЯ

Еще в двадцатые годы постановлением ВЦИК учредили звание Героя труда (до героя еды, героя сна не дошло), вскорости забытое, но не отмененное. Затем появились УДАРНИКИ, СТАХАНОВЦЫ, медали «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие» (чем «доблесть» разнилась от «отличия» – неведомо), ордена Трудовой Славы трех степеней, чуть раньше – звание Героя Социалистического Труда, победителя соцсоревнования …дцатой пятилетки, знаки «Шахтерской доблести», ударника коммунистического труда, дома образцового содержания, предприятия высокой культуры производства…

Даже в НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМ ИНСТИТУТЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СОРЕВНОВАНИЯ (был такой, был – под эгидой ВЦСПС) не могли вразумительно ответить, чем завод коммунистического труда отличается от предприятия высокой культуры производства. Это все была профанация стимулирования.