Я — Оззи - Оззи Осборн

— Ну, хорошо, сынок, посмейся еще немного, а через тридцать секунд тебе будет не до смеху, — и тоже смеется.

Критик это предупреждение не воспринял всерьез и продолжает ржать. Так несколько секунд оба стоят и ржут. И тут Тони заехал ему кулаком так, что парень чуть не угодил в больницу. Я не читал его рецензии о нашем концерте, но мне сказали, что она не была хвалебной.

Батя тоже не разделил моего восхищения первым альбомом. Я никогда не забуду тот день, когда явился домой с пластинкой в руках и заявил:

— Смотри, папа! Мой голос записан на пластинке!

Вижу, как он крутит в пальцах очки и подносит под нос обложку. Потом раскрывает конверт и говорит:

— Хм… — и прибавляет — А ты уверен, сынок, что здесь нет ошибки?

— Какой?

— Крест перевернут вверх ногами.

— Так и должно быть.

— Ага. Хорошо, ну, не стой, поставь-ка ее. Споем вместе.

Подхожу к радиоле, открываю тяжелую деревянную крышку, вкладываю пластинку, в надежде на то, что сгоревший динамик, который я туда вставил, подаст голос и включаю громкость.

Раздается первый удар грома и папа вздрагивает.

Я смотрю на него с беспокойством. А потом:

БОМ! БОМ! БОМ!

Папа кашляет.

БОМ! БОМ! БОМ!

Папа закашлялся вновь.

БОМ! БОМ! БОМ!

— Сынок, когда же.

БАМ! ТЫН! ТЫЫЫН! ДЫЫЫН!

Мой бедный батяня побледнел. Наверное, ожидал услышать что-нибудь в стиле «Knees Up Mother Brown…»[27]. Так или иначе, пластинки не выключаю, Тони и Гизер пилят на гитарах, Билл валит по кастрюлям, а я завываю про парня в черном, который забирает меня в озеро огня. Через шесть минут восемнадцать секунд папа протирает глаза и, покачивая головой, опускает взгляд. Тишина.

— Ну, что скажешь?

— Джон! — говорит отец — А ты точно уверен, что пьешь только пиво?

Покраснев как помидор, отвечаю: «Э, ну… Да, папа, а впрочем, неважно.»

Бог с ним, он так ничего и не понял.

Знаете, мое сердце было разбито. Я чувствовал, что разочаровал отца. И вовсе не из-за того, что он меня когда-либо упрекал. А из-за того, что я вылетел из школы, не умел нормально читать и писать, отсидел в тюрьме и меня выгоняли с любой работы, за какую бы я не брался. Но, в конце концов, я делал с группой то, что мне нравилось, в чем был силен. Что ж, ради этого я был готов тяжело работать. Мне просто хотелось, чтобы отец мною гордился. И не его вина в том, каким он был. Таким было его поколение. И я думаю, в глубине души он все-таки гордился мною, по-своему.

Могу поклясться, что мы ни на секунду не принимали всерьез всю эту черную магию. Нам нравилась только театральная атмосфера. Даже мой батя вошёл в тему и в обеденный перерыв на работе сделал мне из металла улетный крест. А когда я принёс его на репетицию, все захотели такой же, пришлось попросить отца сделать еще три штуки.

Я отказывался верить, когда узнал, что есть люди, практикующие оккультисты. Чудаки в черных облачениях, с белым макияжем приставали к нам после концертов и приглашали нас на черные мессы на кладбище Highgate в Лондоне. Я им отвечал:

— Послушай, чувак, духи, которым я поклоняюсь, называются: виски, водка и джин.[28]

Однажды, группа сатанистов предложила нам сыграть концерт в Стоунхендже. Мы их послали подальше, а они пообещали послать на нас проклятие. Что это была за хрень! Тогда в Англии был даже свой верховный ведьмак по имени Алекс Сандерс. Я никогда с ним не встречался — никогда и не хотел. По секрету, однажды, мы купили табличку Уижа и устроили небольшой спиритический сеанс. И нагнали страху друг на друга.

Поздно ночью, Бог весть в котором часу, Билл звонит мне и говорит:

— Оззи! Я думаю, у меня в доме привидение!

— Ну, так продавай билеты, — отвечаю ему и кладу трубку.

Весь этот дьявольский маскарад послужил нам невероятной бесплатной рекламой. Люди просто сходили с ума. В день выпуска пластинка «Black Sabbath» разошлась в пяти тысячах экземпляров, а к концу года мировые продажи приблизились к миллиону.

Мы протирали глаза от изумления.

Джим Симпсон вроде бы тоже до конца в это не верил. Бедный, он не мог с этим управиться. Его офис находился в Бирмингеме, далеко от Лондона, который был центром всех событий, он вынужден был заботиться обо всем сам: Джим вёл дела других групп, никого не нанял себе в помощь и, кроме того, был еще «Henry's House Blues». Из-за этого он начал нас раздражать. Во-первых, мы не получали денег. Джим не разводил на нас на бабки — он является одним из самых честных людей в шоу-бизнесе, но «Philips» зажимал гонорары, а Джим был не из тех, кто поедет на фирму и устроит скандал. Прибавьте сюда Америку. Мы хотели туда лететь, притом немедленно, это значит — должны были подготовиться к этому как следует, т. е. не перегнуть палку с дьявольщиной, мы не хотели прославиться как почитатели «семьи Мэнсона»[29]. За это нас бы подвесили за яйца. Долго ждать не пришлось, лондонские акулы разнюхали кровь в воде, т. к. начались трения с Джимом. И начали кружить вокруг нас. Они приценивались и видели горящие неоновыми огнями громадные знаки фунтов стерлингов. Наш первый альбом обошелся максимум в 500 фунтов, значит, заработки были астрономическими.

Первым нам позвонил Дон Арден. Мы ничего о нем не знали, кроме клички «Mr.Big». А потом услышали историю о том, что он может свесить человека вниз головой с пятого этажа своего офиса на Карнаби стрит или погасить сигару у посетителя на лбу. А в дополнение, требовал, чтобы деньги по контрактам ему приносили лично в коричневых бумажных пакетах. Ну, мы слегка подссыкали, когда ехали в Лондон на первую встречу. Когда вышли из поезда на станции Euston, нас уже ожидал его голубой «Роллс-Ройс». Я никогда не ездил на «Роллс-Ройсе». Сидел на заднем сиденье как король Англии и думал: «Три года назад ты чистил желудки на бойне, а позже накладывал собачью жратву педофилам в Винсон Грин. Смотри, где ты теперь».

Дон имел репутацию человека, который мог из кого угодно сделать звезду мирового масштаба, но, и пользуясь случаем, обдирал его до нитки, не прибегая к сложным финансовым комбинациям в стиле Берни Мэдоффа[30]. Просто, бля, не платил и все. Было бы так: «Дон, ты должен мне миллион фунтов, могу я получить деньги?» А он на это: «Нет, не можешь!» Конец разговора. А если бы вы явились в его офис, чтобы лично просить деньги, весьма вероятно, что вас увезли оттуда на «скорой помощи».

Только мы не хотели, чтобы из нас кто-то делал знаменитостей. Мы практически ими были. Но, несмотря на это, уселись в офисе Дона и слушали его речи. Мужик он был невысокий, но крепко сбитый и опасный как разозленный ротвейлер. И очень громко говорил. Он схватил трубку, соединился с секретаршей и рявкнул так, что вся планета задрожала.

В конце разговора мы встали, чтобы сказать, как приятно нам было познакомиться, тра-ля-ля, хотя никто из нас не хотел иметь с ним дела. Когда мы вышли из кабинета, он представил нас телке, на которую постоянно орал по телефону во время встречи.

— Это Шарон, моя дочь — буркнул он — Шарон, проводи парней к машине, хорошо?

Я широко улыбнулся ей, а она посмотрела на меня неуверенно. Наверно, подумала, что я псих, стою перед ней босиком, частично в пижаме и с краном на шее. Но потом, когда Дон, пыхтя, скрылся за дверями своего кабинета, я отмочил какую-то шутку и она улыбнулась. Я чуть не свалился на пол. Это была самая прекрасная улыбка проказницы, которую я видел в жизни. Вдогонку, она еще раз рассмеялась. Я чувствовал себя счастливым. Хотел, чтобы она делала это снова и снова.

До сих пор меня мучают угрызения совести из-за того, как мы обошлись с Джимом Симпсоном. Я так думаю, он просто не прошел испытания. Спустя столько лет легко говорить, что должен, а что не должен был тогда сделать Симпсон, но если бы он понял, что мы переросли его возможности, мог бы нас перепродать другой менеджерской фирме или поручить управление нами посреднику. Не хватило ему целеустремленности, чтобы так поступить. А мы так мечтали о выезде в Штаты и продолжении карьеры, что не хотелось ждать пока этот парень раздуплится.

В конце концов, нас перехватил некий хитрец по имени Патрик Миэн, немного старше нас. Он занялся продюсерским обдираловом вместе с отцом, каскадером из ТВ шоу «Danger Man», а позже работал на Дона Ардена, сперва шофером, а потом главным курьером у таких групп как «Small Faces» и «Animals». С Патриком работал еще один бывший подручный Дона Ардена — Вильф Пайн. Мне нравился этот Вильф, сильно, напоминал мне бандита из комикса: невысокий, крепкий как бетонная болванка и, вдобавок, огромная циничная морда, как из фильма. Думаю, он больше понтовался, хотя, скажу вам откровенно, если ему хотелось подраться, кто-то мог неплохо огрести. Пайн долго был личным телохранителем Дона, а в то время, когда мы были знакомы, часто посещал тюрьму Брикстон: навещал там братьев-близнецов Крэй[31], которых недавно посадили. Этот Вильф, был парень что надо. Мы прикалывались над ним.