Комплекс Ромео - Андрей Донцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спасало то, что она могла наматывать эти строчки километрами. Только заканчивался один слив, как тут же бачок выдавал новую волну. Времени на анализ услышанного почти не оставалось.
Я насчитал в ее комнате двадцать восемь огромных тетрадей стихов и прозы и, судя по темпераменту поэтессы, три четверти написанного с отчаянием предавалось огню. Особенно в случае разочарования в выбранном герое или героине.
В тот день Лиза не стала искать предлогов для совместного посещения своей комнатки, а потащила меня в ОГИ на презентацию какой—то очередной книжки очередного бисексуала—литератора. Они, эти голубые ребята, стихи лабают, как таджики кладут кирпичи на стройке.
Мы прошли вдоль горячо любимых мною Чистых прудов, и я с интересом высматривал знакомые лица по дороге, потом долго плутали по дворам, трижды выходили с разных сторон к какому—то дому, пока, наконец, я не высказался по этому поводу, хоть и вяло, но достаточно лаконично.
Когда мы все—таки обнаружили потаенную дверь и лестницу, ведущую вниз, оказалось, что презентация в другом месте с похожим названием, а здесь только пиво, и пиво, как и во всех заведениях, превышающее отпускную цену в магазинах.
Я попытался сделать гневное лицо – устал слушать болтовню о творческих перипетиях и интригах творческого коллектива, в котором имел счастье состоять. Каждая новостина начиналась со слов: «Знаешь, на самом деле…»
Информация имела очень разную степень важности – от «на самом деле он голубой» до «на самом деле обувь, в которой выбегает Золушка на сцену в нашем новом детском спектакле, украдена из садомазохистского салона, находящегося по адресу…» Дальше следовало зачем—то подробное описание, как туда пройти от двух различных станций метро, как будто я давно и именно с ней туда собирался.
За полтора часа дороги этого «на самом деле» набралось столько, что захотелось срать и блевать одновременно.
Я вернулся к ней в зал и купил себе пива. Публика мне нравилась определенно. Попадались люди, похожие на меня манерой одеваться и умением отсутствовать в окружающей среде.
…Тему, которую она затронула, лучше было бы ей вообще не затрагивать. Когда бабы, всю жизнь только и мечтающие влюбиться по самые уши, начинают гнать телегу про отсутствие любви как таковой в принципе, да еще с видом Славоя Жижека на собственной лекции… терпеть это невыносимо.
– Думаешь, я не знаю про твою сказку о единственной и неповторимой королеве? Даже в нашем театре, в который эту самодовольную антрепризную падаль Каблукова на пушечный выстрел не подпустили… он ведь свою кандидатуру на роль Сирано изволил нам предлагать… роль киномачо для девственниц, кому за пятьдесят, ему, видите ли, приелась… даже в нашем театре говорили, что этот мудак разбил офигенный молодой питерский дуэт, игравший «Ромео и Джульетту». Я, кстати, не попала на ваш спектакль в Москве. Не хватило мест в зале. Любопытно было взглянуть.
– Каблуков попал.
– Я знаю. Видела его.
Наш театр был на моей стороне в этой истории – это не могло не радовать. Но продолжать разговор на эту тему не хотелось. Тем более что вокруг было и вправду немало интересного – много и с разбором читающая, судя по внешнему виду, молодежь всех мастей, иностранцы, какой—то писатель, постоянно участвующий в политических дебатах.
– Давай о чем—нибудь… – начал я.
– Погоди! Я тебе главного не сказала. Нужно читать современную литературу. Там много мудрых идей. Например: «Любовь живет три года». Как тебе? Это аксиома, которую вывел Бегбедер. С этим не поспоришь. Ты что, не читал Бегбедера?
– Теперь и не буду.
– И не читай. Я тебе уже сказала главное. Больше в нем нет ничего, кроме эгоизма и фальши. Но про любовь сказано верно. Все верно… Три года. Потом обман, измены. Сначала в мыслях, потом на деле.
– Мы только учились пять…
– Значит, последние два года она тебя уже не любила. И ты на самом деле ее тоже. Уже искала она своего Каблукова и играла любовь.
Мне захотелось врезать ей по крупному прямому носу и лучше бы ногой, конечно. Скверная ты баба, Луиза—Ниже—Пояса, скверная. Мы на четвертом и пятом курсах, вообще—то, и играли «Ромео и Джульетту», куда ты не протиснула свою траурную задницу.
– Ну—ну… продолжай.
– Бегбедер – он все равно умник, прочти на самом деле, если захочешь… оторвись от Платонова: надо и современности дань отдавать.
– Послушай, Лиза, а ты не думаешь, что каждый оправдывает свое свинство с той степенью художественности, на которую только способен?
– Ну, какое у Бегбедера свинство. Ведь правда про три года, я по своей жизни помню. Даже смех, до чего точные совпадения. Не то, что потом люди расстаются, в том—то и проблема, что нет, а надо бы. Сила инерции до добра не доводит. Трусят люди себе в этом признаться и начинают обманывать.
– Она последний год, значит, Каблукова искала?
– Выходит так, понимаешь?
– А я?
– Что ты?
– Я кого искал? Тебя, что ли?
В ее глазах появилась растерянность, быстро сменившаяся слезами.
– То, как ты ко мне относишься… я все понимаю… так мужчины к женщине не должны…
Сейчас мне станет ее жалко. Бедная Лиза. Надо бежать. Только этого не хватало.
– Почему ты не можешь начать со мной человеческие отношения? Ты же другой внутри, я это чувствую…
Эх, Луиза—Ниже—Пояса… Каким все—таки местом ты это чувствуешь, разобралась бы сначала. Задала бы себе этот вопрос со всей строгостью и ответила со всей искренностью. Знала бы, какой я внутри. И чего у меня в башке творится. Твой Стасик, как говорится в большом спорте, «отдыхал бы».
– Твоя смс—ка. Вот это был ты: искренний, неожиданный, страстный…
Позвольте—позвольте… Это в какой же смс—ке я соединил столько невиданных доселе качеств?
– Это ты о чем?
– О твоей смс—ке на позапрошлой неделе. Только не притворяйся, что не понимаешь, о чем я…
– Притворяться не буду. О чем это ты?
Она растерянно замигала.
– Ну, как же… – начала она уже неуверенным голосом. – «Я тебя люблю, хочу от тебя малыша»…
Я засмеялся невеселым демоническим смехом. «Вот проклятый уголовник… Натыкал пальцами по клавиатуре…» Однако как—то нужно сворачивать эту очередную странную вечеринку с душещипательным подтекстом.
– Извини. Пока… – Я встал и направился к выходу.
Знал, что она направится за мной, и спрятался в туалете.
Маленьком и аккуратно, литературно так, загаженном.
Так и есть – через пять минут ее в зале не было. В хорошем месте находится ОГИ – там есть где темпераментным поэтессам по дворам за мужиками побегать.
Разговор и спиртное, которое я употреблял крайне редко ввиду отсутствия питания как такового, устроили в моей голове тревожный бардак.
Три года. Зачем же себя так люди парят. Это ведь очень долго. Три дня! Тогда уж говорили бы про три дня! Телефон вечером – клуб на следующий вечер – и неудобное до стеснительности утро в постели с уборкой скучных использованных презервативов из—под кровати на третий день. Была ли при этом брошена небрежно фраза: «Я тебе позвоню», – не так уж и важно.
Три года. Три месяца, на крайний срок. На вечеринке у друга – три ресторана – два кино – один театр – десять свиданий – неделя в большой кровати в Турции и – «кажется, наши отношения зашли в тупик». Знакомила ли она в это время вас со своей мамой, не так уж и важно.
Кто здесь трусит в чем—то признаться, это разговор отдельный и не такой простой, как его пытались мне продать. Но до чего же голова тяжелая.
Я встретил мудрый понимающий мужской взгляд.
Удобное понятие – трусость. Можно жонглировать ею, как хочешь.
20
Еще сто граммов водки.
– Бежит солдат с поля боя. Для тех, кто остался, он трус? – Я подсел к мужчине с понимающим взглядом.
– Ну, естественно, – с театральным пафосом и наигранно громко воскликнул он, вдохновленный началом разговора.
– А ежели он считает, что война – глупость, а те, кто остались, просто трусят себе в этом признаться? Так ведь тоже можно извернуть. Они что, получается, трусы?
– Безусловно. – Он и с этим согласен. – Диалектика.
Какой он милый, хоть и глаза горят немигающим похотливым светом. Однако на редкость интеллигентное лицо.
Мне стало грустно и горько. Почему я не ответил ей сразу? Почему все умные ответы приходят ко мне после окончания спора? Какая славная вышла метафора. И главное – про войну.
– Я видел, молодой человек, как вы спрятались от женщины. Это была не трусость – это был полноценный мужской маневр.
– Да уж. Спасибо, я уже пьян.
– Нет—нет—нет. Не отказывайтесь. За полноценные мужские маневры. Сергей Геннадьевич.
– Александр Мельков.
Водка на коньяк. Сколько раз зарекался.
– Так если вы к этому, как к войне, относитесь, терпение нужно проявлять, и всегда есть место для героического подвига. Жить со стареющей женщиной, у которой вместе с увяданием ее красоты портится характер, – это война, вы правы здесь на все сто, милый молодой человек. Тут с вами и спорить никто никогда не станет. Только зачем вот лично вам такая война была бы нужна? Лично вам, например?