Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки» - Ирина Краева

Маленький бесёнок уже не шевелился, только лысый хвостик с пушистой кисточкой, высунувшийся из-под простыни, мелко-мелко дрожал. Дан оставался неподвижным.

Вдруг по всему телу шамана прошла судорога, неестественно выворачивая руки и ноги. Маленький бесёнок приоткрыл глаза и посмотрел на мир удивительно разумным взглядом. Когда же он увидел Дана, у него вырвался крик жалости — именно в этот самый момент лицо мальчика исказила отвратительная гримаса, на щеках закудрявилась серая шерсть, нос припух и вывернулись ноздри, отчего он стал напоминать поросячье рыльце.

«Дело сделано, — подумал Аспид, как раз заглянувший, чтобы проконтролировать важную операцию. — Теперь Тиму несдобровать!»

И в этот момент бубен не выдержал очередного удара и, бухнув, лопнул по центру. «Всё пропало!» — пронеслось в голове у шамана.

Глава четвёртая, в которой Тим встречается со Зверем

Тим шёл на зов Зверя. Перед уходом он убедился, что Обби спит и, подумав, что не стоит будить подружку, оставил её под елью. Мальчик двигался осторожно, стараясь лишний раз не дотрагиваться ни до деревьев, ни до цветков: от растений Видении только и жди Беды. Мрак-Выколи глаз накинул на лес синее магическое покрывало и предался любимому занятию — жульничеству. Сосны он повалил на землю, подменив их стволы бестелесными тенями, под тени замаскировал бурелом, вырыл овраги на ровном месте, задул звёзды за тучи, выдернул лунную пружинку из сонной реки.

Звериный рык прокатился по лесу, как огромные бочки, — у деревьев корни поёжились. Тим замер. И вдруг в небе вырос огромный оранжевый бык. На тяжёлой голове горели медные рога, загнутые в спираль на далеко разведённых концах. Короткими толчками морда, больше похожая на собачью, рыла воздух, стараясь найти единственно важный запах среди испарений леса. Зверь нервно перебирал мускулистыми ноги, и копыта сверкали белыми полумесяцами. Он стоял на сливающимся с тьмой утёсе, который навис над рекой, а казалось, что парит в воздухе.

Ноздри быка тонко свистнули, судорожно сомкнулись — он учуял то, что с таким нетерпением ждал, и его неподвижные глаза, привыкшие замораживать ужасом жертву, и выпивать из неё жизнь прежде, чем прольётся кровь, засветились. Бык взревел и ринулся вниз, во мрак. Тим остался в полной темноте — ни искорки, ни звука. «Он нырнул в реку? А может быть, всё это было только наваждением?» — С надеждой подумал мальчик. Но воздух тревожно дрожал, Тим понял: Беда рядом. Он стоял, не двигаясь.

И тут же воздух взорвался храпом, и над головой Тима нависла рыжая морда, брызгая пеной ему в лицо. Морщинистые бычьи губы раздвинулись, из них вылезли кривые зубы, и цепко сомкнулись на потёртом джинсовом воротнике курточки. Мощный рывок — и Тим звонко шлёпнулся на спину Зверя. Бык помчался по лесу, вызолоченному холодным Волчьим солнцем.

Худенький мальчишка подпрыгивал на бугристой спине, старался ухватиться за короткую шерсть, но она шёлком выскальзывала между пальцев. Тим едва сумел перебраться поближе к голове быка и вцепился в массивную цепь, плотно обхватившую раздувающуюся шею.

Пляской смерти был стремительный бег быка. Он тряс головой, бряцал рогами о стволы, легко их протыкая, будто те были из масла. Сизый дым с удушливым запахом исходил от оранжевой шкуры. Филины и вороны, замершие на ветках, от одного хриплого выдоха Зверя падали замертво. Бык кружился, притоптывал, через землю чувствуя жертву в норе, и потом безошибочно бил копытом. Корабельные сосны падали от страха, который проникал в их стволы, разрушая на корню. Взрытая земля клубилась вслед за Зверем, застывая глубокой раной, а образовавшийся ров наполнялся урчащей мутной водой. Отчаянная дрожь разбегалась по земле кругами.

Тим, держась за цепь, едва удерживался от падения.

Странно, очень странно вёл себя бык. То он сокрушал всё на своём пути, то падал в траву и протяжно, с надрывом стонал, как от боли, но тут же вскакивал и продолжал свой страшный бег, будто кто-то стегал его кнутом, гоня вперёд и вперёд.

Увидев крутой водоворот в речке, он бросился в него и перестал шевелить ногами, чтобы опуститься на гиблое дно и пропасть. Но вода вздыбилась прозрачной горой, на вершине которой огромная туша сверкнула звездой, и далеко швырнула на берег мычащего жалобно, как телёнка, Зверя. Тим не выпускал его шкуру из рук.

Бык полежал и вновь вскочил на тяжёлые ноги. И вновь побежал, теперь уже к деревушке, которая через поле краснела крышами под мигающим меж туч Волчьим солнцем. Перемахнул огромное засеянное рожью поле, и его копыта тяжко ударили по дороге между домами.

Вдруг оранжевая шкура разошлась между лопатками быка, из образовавшейся ямы белой пеной вырвались голуби, у каждого в клюве горело крупное зерно. Голуби полетели к домам, и уронили в трубы по зернышку. В ту же секунду загорелся в окошках свет, закричали люди, выбежал на улицу — и у многих в руках были занемогшие бледные детей. Мужчины и женщины беспомощно взмахивали руками в сторону Зверя, то ли умоляя, то ли проклиная его.

Бык задрал голову, затрубил и, оранжевой молнией прорезав деревню насквозь, повернул и вновь помчался по ней.

Тим низко пригнулся к шее Зверя, чтобы не свалиться с его спины. И тут он заметил, что под Зверем, как тень, стелется пенная дорожка. Из пены рождались маленькие фигурки, которые в ту же секунду оборачивались перед Зверем настоящими людьми, зверями или деревьями, и он их топтал и протыкал рогами. Бывало, бык упирался, стараясь остановиться, будто жалея тех, кто должен был пасть под его ударом, но бушующая в нём сила едва не опрокидывала его, заставляя продолжать безумную пляску.

Путь Зверя был предопределён, понял Тим, он не может избавиться от пенившегося под его ногами рокового пути. И Тим догадался, кто был перед ним. Он оглянулся: вслед за Зверем летела человеческая тень, — словно её отбрасывал худой, измождённый мужчина, бегущий на четвереньках. «Оборотень, — понял Тим. — Он смерти просит, как избавления».

Тим выхватил нож. Нужно было разрезать шкуру оборотня так, как учил Лиходеич. Один надрез — от загривка до хвоста, а другой должен перехватить тело оборотня поперёк. Тим удобнее взял дубовую ручку ножа. Страшно прикоснуться к волшебной шкуре. Неверный удар — и ядовитая кровь брызнет на тебя и отравит.

Тим прицелился и со всей силы ударил лезвием по жирной шкуре. Рука отскочила. Зверь отчаянно захрипел. Большой глаз с жёлтыми слезой покосился на Тима.

Не останавливаясь ни на секунду, бык продолжал свою скачку. Воздух визжал, разрываемый им. Всё так же валились деревья и кипела во рвах мутная вода.

И тут в лоб Тима толкнулась красной грудкой малиновка, и присела, вспархивая от качки, между лохматых ушей Зверя, глядя на мальчика тревожными бусинами. Тим узнал её — та самая малиновка, которую они с Обби видели на болоте, и которая куда-то пропала потом.

Птичка взвилась вверх и с высоты упала прямо под ноги Зверя.

Она взвивалась и падала, взвивалась и падала.

И Тим понял, что ему следует делать. Это было так страшно! И снова Зверь замычал «Т-м-м», силясь произнести имя мальчика.

Тим пляшущими руками достал из рюкзака огарочек Негасимой свечи и натёр ладони воском. Хватко перебирая цепь, позеленевшую от бычьего пота, он прополз по косматой голове Зверя и скатился вниз, повиснув на цепи перед мордой, облепленной пеной. Земля ревела под ним будто бурная речка. Мальчик глянул в жаркие глаза Зверя и увидел в двух крупных слезах своё отражение. Его взгляд зазвенел, скрестившись с отчаянным взглядом оборотня. Янтарная слеза перелилась через чёрное веко и упала.

Ноги быка вдруг подломились, будто кто-то невидимый толкнул его, и огромное тело грянуло оземь. Оранжевая шкура лопнула посередине спины от загривка до хвоста — и в зелёную траву, всю в загоревшихся каплях росы, выкатилось большое коричневое сердце. Замерло, исходя розовым паром. Тим без сил скатился с обмякшей бычьей спины на землю и, распластавшись без сил в траве, смотрел на вздрагивающее сердце. Осторожно положил ладонь на его зеркальный холодный бок. Сердце едва билось.

Как будто кто-то безутешно всхлипывал внутри сердца или стонал. А иногда раздавался смех, так тихо, словно это шелестели губы, раздвигаемые в улыбке. В это мгновение коричневое сердце трепетало — то ли от боли, то ли от радости.

Вокруг сияла тишина. Волчье солнце растаяло в голубеющем небе, запахло травой, солнечные лучи грели землю.

Тим не убирал руки от прохладного сердца. Он не знал, сколько прошло времени, он слушал и слушал сердечные звуки. За что Зверю выпало такое наказание? Какая тайна скрывается в этом сердце?

Тим вздохнул и наконец-то огляделся. Напротив него — очевидно, уже давно — примостилась на сухих водорослях Обби, которая тщательно по-утреннему чистила пёрушки.