Просто дыши - Сьюзен Виггс

Через пятнадцать минут они уже плыли, перед ними рассекал воду морской охотник «Арима». Лодка вошла в канал и спокойно пошла на малых оборотах. Моторные лодки были приписаны к бухте, но, будучи местным фермером, ее отец был исключением. Ощущение мягкого, покрытого винилом сиденья, богатый запах прилива напоминали о давно прошедших днях. Супружество, болезнь Джека и его предательство произошли с кем-то другим.

Отец открыл пиво и предложил банку ей, она потянулась к ней, потом засомневалась.

– Не твоя марка? – спросил он.

Внизу живота она испытала мгновенную тупую боль, словно были разбиты иллюзии. Все это произошло с ней.

Отец изучал ее лицо.

– Я сказал что-то не то?

– Нет, я просто… Я давно не пила. До того как все это случилось, я пыталась забеременеть.

Он смутился, по его глазам пробежала тень.

– Так что… гм… ты не…

– Нет. – Часть ее хотела рассказать ему о визитах в клинику, лекарствах, дискомфорте и тошноте. Другая часть хотела сохранить свою боль в тайне. – После того как закончилось лечение Джека, – продолжала она, – моей главной целью в жизни было забеременеть. – Она слышала, как произносит эти слова, и ощутила муку. Когда ее приоритеты сместились с брака на репродуктивную систему? – В любом случае я не беременна, – быстро сказала она, понимая, что разговор становится трудным, – и я выпью это пиво. – Она сделала глоток, ощущая вкус пива. Боже, как давно этого не было. – Последний год мы прибегли к искусственному оплодотворению.

Он прочистил горло.

– Ты хочешь сказать, что Джек не может… из-за рака?

Она посмотрела на воду.

– Доктора всегда говорили нам, что во время лечения надо ставить себе позитивные цели, что такая логика даст ему больше поводов для выздоровления.

– Я не уверен, что делать детей – такой повод.

Сара почувствовала необходимость защищаться.

– Мы хотели иметь семью, такую как у других пар.

После всего, что случилось, она вынуждена была задуматься о своих истинных мотивах. Глубоко в душе она давно знала, что что-то не так, что-то, что должно было исправить появление ребенка.

– Все равно, – сказала она, пытаясь вернуть разговор в прежнее русло, – я могу отпраздновать свою новообретенную свободу. Она сделала жест, как будто чокается с ним пивом. – И я обещаю, что все детали ты узнаешь именно от меня.

С облегчением он откинулся на сиденье.

– У тебя тяжелый выбор, детка.

– Надеюсь, это не слишком странно, что я рассказываю тебе такие вещи.

– Это странно, – признал он. – Но я с этим справлюсь.

Она наклонила голову, чтобы скрыть улыбку. Ее отец был моряком, жестким и грубым, но он старался быть понимающим.

– Тебе не холодно? – спросил он.

Она ощутила дуновение ветра на лице и в волосах.

– Я жила в Чикаго, папа. Самая плохая ваша погода для меня хороша. – Она представила себя в Чикаго, расчищающей дорожку от снега, чтобы вывести машину из гаража. Однажды она нарисовала, как Ширил прыгает из окна второго этажа и сбегает в Мексику.

– Что смешного? – спросил отец, обводя лодку вокруг вехи, известной как камень Анвила.

Глядя на проплывающие мимо волнообразные холмы, она ответила:

– Ничего, в самом деле. Просто улыбаюсь собственным мыслям.

– Тебе это всегда хорошо удавалось.

– И до сих пор удается. Брайди предложила мне имена нескольких терапевтов, но я сама себе психоаналитик.

– Как тебе это удается?

– Это не так трудно. Я не слишком сложный человек. – Она подтянула колени к груди. – Я чувствую себя такой глупой.

– Это Джек должен чувствовать себя глупым.

– Я заключила сделку с Богом, – призналась она отцу, словно говорила сама с собой перед отражением в зеркале.

И может быть, так оно и было. Он сказал:

– Что же ты поставила на кон?

– Выздоровление Джека.

Он кивнул, отхлебнув пива.

– Не могу сказать, что я тебя виню.

– Значит, это мое наказание? Бог спас жизнь Джеку, и теперь я должна его потерять?

– Бог действует не так. Не в Нем причина. Причина в твоем муже, у которого вместо мозгов дерьмо.

Она сомневалась, чтобы Джек видел это с такой стороны. Он был в окружении друзей и семьи, которые обожали его и чье одобрение было глубоким и сильным. Те же люди, которые носились вокруг него, когда он заболел, без сомнения, поддержали его в минуту брачного кризиса. Они, должно быть, убедили Джека, что он ни в чем не виноват, так же, когда он был болен, что его жена загнала его в угол, вынуждая его завести ребенка. Ее там не было, чтобы все это услышать, но она была уверена, что это правда, потому что она знала Джека. Люди в его жизни были его самоутверждением. Он нуждался в них так же, как она нуждалась в чернилах и бумаге для того, чтобы рисовать. Сара привыкла думать, что она – та, в ком он нуждается больше всего, но, очевидно, это был не тот случай.

Джек утверждал, что она несет свою часть ответственности за разрушение их брака, и вероломная часть ее сердца гадала, правда ли это. Сыграла ли она свою роль?

В своем страстном стремлении иметь ребенка не подвергла ли она Джека стрессу? Один из вопросов, которые она для себя открыла, заключался в том, что их брак был в опасности задолго до того, как она обнаружила правду о Мими. Хотя факты были налицо, Сара сопротивлялась до последнего, она твердо стояла на своем и отрицала, что что-то не так.

– Спасибо, что сказал это, папа, – произнесла она, глядя на чудесный пейзаж. Когда она была злым подростком, она не ценила драматической красоты лесов и утесов, вытягивающихся в море. И только когда она обосновалась в Чикаго и оглянулась назад, она увидела, что тюрьма ее взросления, которая, казалась, так ее тяготила, на самом деле была раем. В Чикаго она была словно дерево, пересаженное не в то место, туда, где было недостаточно света и воды. Она наклонила голову и ощутила, как солнце греет ей щеку. – Я слишком спокойна, – сказала она отцу.

– Что такое?

– Насчет Джека. Я слишком спокойна.

– А это плохо?

– Как будто нормально расставаться, – сказала она. – Ты так не думаешь?

– Нормально для чего?

– Для меня. Для кого угодно.

– Я правда не знаю, дорогая.

Это замечание пробудило в ней старую боль, реальность ее отношений с отцом. Они просто не знали друг друга; и никогда не знали. Она не могла придумать причины, по которой они не выстроили нормальных взаимоотношений. Может быть, это их шанс. В ситуации, когда ей пришлось подлизываться к нему, она увидела потенциальную возможность.

– Папа…

– Скоро стемнеет. – Он повернул моторку и направил ее к дому. – Держись.

9

Аврора взорвалась гневом, а Уилл тем временем неторопливо закончил обед. Опыт научил его, что нет смысла бежать за ней в комнату, когда она в таком настроении. Она рыдала о несправедливости мира и отказывалась слушать все, что он говорил. Ей нужно было время, чтобы остыть; затем он разгребет пепел сгоревших обид и попытается разобрать дело.

После долгого дежурства он пришел домой в надежде на мир и покой, он собирался проверить почту и счета, может быть, сыграть раунд в один-один со своей дочерью на подъездной дорожке. Однако в последнее время он никогда не знал, что ожидает его дома. Его прежде веселая, предсказуемая дочь проходила через болезнь роста, и пока он видел больше боли, чем взросления. Она научилась обезоруживать его, поднимая вопрос о своей матери. Он не мог сказать, вправду ли она испытывает страшную боль от того, что сделала Марисоль, или это просто способ достать его.

Чувствуя себя усталым, он поднялся и отнес посуду в раковину, оставив тарелку Авроры на столе. Это было правило, и он, черт побери, не собирается его менять только потому, что подростковые гормоны сотрясают ее тело.

Да, это было так. Его солнечная, смешная дочка, чье лицо обычно было открытым, как цветок весной, была похищена. Ее место заняла незнакомка, которая вечно была не в настроении, которая спорила и бросала вызов, чье тайное молчание ставило его в тупик, чьи раны он не мог ни видеть, ни исцелить.

Черт. Она пугала его – факт, в котором он едва смел признаться самому себе. Однако это было правдой. Уилл Боннер, капитан пожарной службы и первоклассный служака, ужасно боялся сделать что-нибудь не так с этим ребенком, который стал таким уязвимым и нуждающимся в защите. Это была жизнь, а не игрушка, и все имело огромное значение. Он боялся, потому что не хотел раздувать пламя. Он постоянно спрашивал себя: «Не был ли я груб с нею? Или слишком мягок? Должен ли я сменить этот сумасшедший график работы и поискать доктора? Мать?»

Эти мысли одолевали его иногда, когда Аврора поднимала эту тему. Ему казалось, что он без проблем справляется с родительскими обязанностями. Но пубертат ударил по ней, и возникла новая, напряженная динамика. Внутри она уже была молодой женщиной, и эта Аврора была для него незнакомкой, и, похоже, у нее были нужды, которые он не мог удовлетворить. Но мать – это не то, что он может раздобыть одним движением брови.