Митральезы Белого генерала (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Дмитрий, — буркнул он.

— С-Саша, — немного заикаясь от волнения, робко ответил тот.

— Понятно, — отложил в сторону печатное издание инженер. — Я думал, ты знаешь.

— Что?!

— Тихо! — в голосе Барановского прорезались стальные нотки. — Николая Ивановича наша, с позволения сказать, пресса, склоняет на все лады очень давно. Даже Некрасов не удержался и проехался по нему. Помнишь, «ты поклялся как заразы, новых опытов бежать, но казенные заказы увлекли тебя опять»? [24]

— Я его ещё со школы терпеть не могу, — недовольно буркнул изобретатель, вызвав недоуменные взгляды собеседников. — А в чем конфликт интересов?

— Какое интересное словосочетание, — оценил инженер. — И весьма верное. А конфликт вот в чем:

Создав практически с нуля современный машиностроительный завод, Путилов столкнулся с проблемой завоза сырья и вывоза продукции. Дело в том, что Финский залив чрезвычайно мелок и все грузы, следующие в Петербург и обратно, приходилось сначала доставлять в Кронштадт, а уже там перегружать. Всё это, разумеется, занимало немалое время, да к тому же и стоило недешево.

Деятельная натура Николая Ивановича не могла с этим смириться, и он быстро нашел выход. Нужно прокопать канал… прямо в море! И тогда корабли с большой осадкой смогут проходить в Петербургский порт и разгружаться там, что самым благоприятным образом должно было сказаться на стоимости транспортных расходов. Казалось бы, всем от воплощения этого в высшей степени амбициозного проекта будет сплошная выгода, но не тут то было! Существовало огромное количество посредников, крупных и мелких оптовиков, привыкших работать и зарабатывать в сложившихся условиях. И вот для них этот план был смерти подобен.

И началась травля. Подкупались газетчики, давались взятки чиновникам, ставились всевозможные препоны. В конце концов, противникам канала удалось добиться отказа государства от финансирования стройки. Но Путилов был не тем человеком, чтобы сдаться и взял кредит. Однако, как это часто бывает, предварительные сметы оказались заниженными, а проект требовал все новых и новых вливаний. И перед одним из ведущих промышленников России медленно, но верно вставала перспектива банкротства.

— Однако не стоит беспокоиться раньше времени, — поспешил успокоить компаньона Барановский. — У нашего друга большие связи и ему наверняка удастся решить эти проблемы.

— Ты думаешь?

— Конечно. Давай лучше поговорим о твоем изобретении.

— А что о нем говорить, — отмахнулся Дмитрий. — Все заняты скандалом с Путиловым и на демонстрацию новых приборов никто не обратил внимания.

— А вот тут ты не прав. Посмотри на заметку на последней полосе.

— Что там?

— Александр Степанович, — обратился инженер к студенту, — сделайте одолжение, прочтите.

— Извольте, — отозвался тот, и, схватив газету, прочел срывающимся от волнения голосом: — Вчера в помещении Минной офицерской школы в Кронштадте, известный изобретатель Барановский продемонстрировал новинку — беспроволочный телеграф собственной конструкции. Хотя многие авторитетные ученые полагают изобретение не более чем техническим курьезом, последняя представляет немалый научный интерес…

— О, блин, а я и не заметил! — удивился Дмитрий. — Отзыв, правда, так себе, но все же.

— Да и бог с ним, — отмахнулся Владимир Степанович. — Тем более что в «Кронштадтском вестнике» и заметка побольше и полоса первая, и ты, мой друг, назван изобретателем. Так что упоминание в прессе есть, осталось сделать доклад на физико-математическом факультете Петербургского университета. Собственно, этот молодой человек и прибыл сюда, чтобы привезти приглашение для нас с тобой. Вы, кажется, уже познакомились?

— Александр Степанович Попов, — представился студент, вогнав Будищева в ступор.

Дело в том, что он совершенно не помнил как звали настоящего изобретателя радио. Ни Гильермо, ни Никола, ни Генрих Рудольф [25], ни другие имена ничего ему не говорили. В памяти осталось только «профессор Попов». А сколько их, Поповых, в России?

— Я считаю, что вы должны подать на газету в суд, — убежденно продолжал новый знакомый. — Написать о таком важном изобретении и не упомянуть его настоящего создателя… это свинство!

— Базара нет, — машинально согласился Будищев.

— Не стоит так кипятиться, — примирительным тоном заявил Барановский. — Надо обратиться в редакцию, и они опубликуют заметку с опровержением. Таким образом, будет второе упоминание в прессе, которое опять-таки не будет ничего стоить.

Пока Владимир Степанович утихомиривал разбушевавшегося Дмитрия, отставшие от старшего товарища Фёдор с Сёмкой помогали подняться и привести себя в порядок Глафире.

— Охти мне, — причитала она, — как есть убил, разбойник!

— Ну что вы, барышня, — конфузливо приговаривал Шматов, пытаясь помочь пышнотелой горничной и при этом не схватить её ненароком за какое-нибудь особенно выпуклое место. — Всё хорошо, ничего страшного не приключилось…

— Легко вам говорить, — куксилась та. — А я слабая женщина, меня всякий обидеть может…

— Да ладно тебе, Глаша, — прервал поток жалоб Семён. — Тебя конка не всякая переехать сумеет, где уж тут…

— Ах ты негодный мальчишка! — с полуоборота завелась Глафира. — Да я тебе…

— Что здесь происходит? — спросила привлеченная шумом хозяйка дома, с недоумением разглядывающая развернувшуюся перед ней драму.

— Доброго вам утречка, Паулина Андреевна, — радостно, будто родную матушку, поприветствовал её мальчик. — А мы вот с Дмитрием Николаевичем к вам зашли, а Глаша, значит, от радости чуть не упала!

— Это правда? — удивилась мадам Барановская и перевела взгляд на ошарашенную таким наглым заявлением горничную.

— Конечно, правда! — продолжал нимало не смутившись юный гальванер.

— А вы, простите, кто? — обратила она внимание на топчущегося рядом Федю.

— Шматовы мы, — сконфужено отвечал тот. — Барышня, вишь, упала, так я пособляю…

— Это сослуживец Дмитрия Николаевича, — поспешил к нему на помощь Сёмка. — Приехал из деревни.

— Очень приятно.

— Ага, душевно рад.

— Вот что, господа, — решительно заявила хозяйка дома, сообразив, что правды тут не добьется. — Немедленно раздевайтесь и идите в гостиную, а Глаша подаст нам чай. Я же пойду к Владимиру Степановичу и поговорю с ним.

Паулина Андреевна была женщиной решительной, а потому немедля выполнила своё намеренье, но, войдя в кабинет супруга, не обнаружила там ни малейших беспорядков. Напротив, Владимир Степанович и его гости беседовали самым мирным образом. Точнее, говорил больше Будищев, а инженер и студент внимательно слушали его.

— Для того чтобы увеличить дальность передачи, — уверено вещал Дмитрий, — нужна длинная антенна.

— Что, простите? — переспросил Попов, тщательно записывающий всё в записную книжку.

— Колебательный контур, — вспомнил правильный термин «изобретатель».

— И что эта самая антенна из себя представляет?

— Стальную проволоку, натянутую между… да чем угодно! В лесу можно на деревьях, на корабле между мачтами. В городе можно рамку деревянную сделать и поднять повыше.

— А какие размеры?

— Чем больше, тем лучше. А вот форму рамки и сечение проволоки нужно будет подбирать.

— Определить экспериментом, — понятливо кивнул будущий профессор физики. — И на какое же расстояние можно будет установить связь?

— Неограниченное! — почти прошептал Дмитрий, с таким видом, будто доверял собеседнику величайшую тайну.

— Господа, у вас всё в порядке? — прервала поток красноречия хозяйка.

Все присутствующие тут же встали, приветствуя её, а Будищев вдобавок отвесил ещё и церемонный поклон, который в иных обстоятельствах можно было бы назвать шутовским.

— Паулина Андреевна, — почти искренне извинился он. — Простите великодушно. Ворвался тут к вам, как хам Батый, Глашу перепугал, молодого человека оконфузил, а все оттого…