Лопе Де Агирре, князь свободы - Мигель Сильва

— Это безрассудство, Педро де Урсуа, но если ты решишься взять меня в свое войско солдатом, я пойду с тобой.

— Это безрассудство, Инес де Атьенса, но я возьму тебя с собой.

То было ужасное безрассудство, несчастная донья Инес, но оно было начертано на звездах.

Лопе де Агирре — изменник

Полтора года прошло с тех пор, как дон Педро де Урсуа отбыл из сельвы за деньгами и солдатами, поскольку и в том и в другом была большая нехватка. Еще один вечер опускался на воды реки Мотилонес, она же Уальяга, и снова Педро Рамиро, Хуан де Агирре и капитан Хуан Корсо говорили о том, что задерживается дон Педро де Урсуа. Уже завершил строительство судов капитан Хуан Корсо. Его новенькие бригантины так и просятся на воду. Позади восемнадцать месяцев тяжелой работы на верфях. Бывало, пот лил с нас градом в адской жаре, а случалось, зуб на зуб не попадал под бесконечными, непрекращающимися ливнями. Рядом в сельве индейцы и негры валят гигантские деревья. Отсюда слышно, как глухо ударяется о землю упавший ствол. Вниз по реке к глубокой заводи, где верфи, спускаются плоты, груженные очищенными стволами. Пильщики врезаются отточенной сталью в твердую кору. Кузнецы раздувают огонь, без устали бьют по наковальне, куют гвозди и топоры. Плотники трудятся молотками, строгают древесину, ветви деревьев превращают в крепления. Конопатчики забивают паклю в щели между досками, заливают смолой палубы и борта будущих кораблей. Капитан Хуан Корсо ходит взад-вперед, и рой москитов вьется над ним. Он ходит под палящим солнцем, и под проливным дождем, ходит и когда лихорадка трясет его. Капитан Хуан Корсо кричит, отдает распоряжения пятидесяти работникам, людям разной крови, кастильцам, эстремадурцам, бискайцам, наваррцам, каталонцам, мулатам, метисам, неграм, индейцам. По ночам грустная-прегрустная птица поет: айаймама, от ее воплей хочется плакать, будь проклята ее пернатая мать! На верфях капитана Хуана Корсо мы построили две бригантины и девять простых барок из тех, что называют плоскодонки. Каждая плоскодонка вмещает сорок лошадей и двести человек со всеми их пожитками и собаками.

Лейтенанту Педро Рамиро ждать возвращения Педро де Урсуа было еще тяжелее, чем капитану Хуану Корсо. Лейтенант Педро Рамиро, основатель и коррехидор Сайта-Крус-де-Капоковара, представляет здесь власть отсутствующего губернатора. Санта-Крус-де-Капоковар — индейское поселение, которое снабжает верфи поденщиками, инструментом и продовольствием. Дома в поселении — тесные деревянные лачуги, обмазанные глиной, замешенной на соломенной трухе. В Санта-Крус-де-Капоковар из самых отдаленных мест идут люди, согласившиеся отправиться в поход на Омагуас. Из Куско, из Кито, из Попайяна и даже из мест еще более северных сходятся сюда на запах золота искатели приключений. Под вечер они набиваются в таверны или толпятся вокруг стола, где из рук в руки переходят монеты и замусоленные карты. Какой-то астуриец наигрывает на гитаре и усталым голосом поет старые романсы. На улице рокочут барабаны негров, взывающих к своим богам. А еще дальше изливают свою тоску безутешные флейты индейцев из племени хи́барос. Солдаты выходят на улицу, пошатываясь, сыпля ругательствами и проклятьями. Столяр Мариано Феррер не выходит больше из дому, Мариано Феррер умом тронулся, столько было вранья. Шквал заразной лихорадки унес из этого мира девять индейцев, трех негров и одного испанца. В прошлый четверг из лесных зарослей принесли пеона-мулата Педро Мадроньо, его укусила змея шушубе, живот раздулся как бурдюк, и не спасли его ни молитвы, ни лекарственные снадобья. Вчера ночью ударом кинжала убили сержанта Леандро Мору, который ни от кого не терпел ни шуток, ни угроз. Вчера же ночью братья Ирасабаль, хлебнув лишнего, пытались с двух или трех концов поджечь селение. Лейтенант Педро Рамиро опасается, как бы не стряслось и чего похуже, ежели Педро де Урсуа не вернется в скором времени, ежели корабли капитана Хуана Корсо не отчалят без промедлений.

Что касается Хуана де Агирре, казначея всего этого предприятия, то он рвет на себе волосы и клянет свою долю. Последнюю тысячу песо потратил он на самое необходимое продовольствие, на скот, муку, растительное масло и вино, чтобы не волновался и не разбегался народ. Но если Педро де Урсуа не воротится в ближайшее время или апостол святой Иаков не сотворит какого-нибудь своего чуда, он пропал. Что ни ночь, казначею Хуану де Агирре снится, как раскачивается его труп, он предчувствует: повесят его на густой сейбе, что раскинула ветви свои перед маленькой церковью Санта-Крус-де-Капоковара.

И вот наконец возвратился дон Педро де Урсуа в сельву, где все его так ждали. В городе Чачапойас он горько жалуется на то, что ему не удалось собрать даже половины из двухсот тысяч песо, которые были ему нужны. Дон Педро де Урсуа обладает даром слова и убеждения, он так расписывает города из золота и замки из серебра, так достоверно излагает фантазии, что купцы из Сиудад-де-лос-Рейес начинают верить ему и обещать тысячи эскудо, негодяи! когда же наступил решающий момент, ни один из них не выполнил данного мне слова, тот, что обещал десять тысяч, не дает и тысячи, тот, что обещал пять, отказывается принять меня, а дают деньги лишь те отчаянные головы, что заодно вручают мне свою веру и свои мечты о сверкающем Эльдорадо, те, что ставят в этой игре на кон и свое состояние и свою жизнь; Педро Алонсо Галеас вносит три тысячи песо, Гонсало де Суньига отдает две тысячи и трех лошадей, две тысячи вручили мне Педрариас де Альместо и Хуан де Вальядарес, Хуан Васкес Сагун продает все свое имущество, Инес де Атьенса продает по дешевке за семь тысяч песо свой дом, чтобы отправиться вместе со мной; несмотря на это, у Хуана де Агирре концы с концами не сходятся, да и как им сойтись, не хватает денег, чтобы купить скот и заплатить солдатам, чтобы приобрести бочки с порохом и свинцовые слитки, чтобы запастись вином; эй, сатана, меняю душу на пригоршню мерзких песо для дела, которое сохранит мне доброе имя и жизнь!

В это самое время приключился случай со священником Портильо, который каждый толковал на свой лад; священнику и викарию Мойабамбы удалось скопить шесть тысяч песо ценою голода и лишений, а также благодаря тому, что заставлял работать индейцев, не давая им за труды ни денег, ни чего-либо другого; этого священнослужителя по имени Портильо соблазняла мысль отплыть на бригантинах дона Педро де Урсуа, его не столько прельщало епископство в Омагуас, обещанное губернатором, сколько манил и лишал сна запах золота; «Народ сей сделал великий грех: сделал себе золотого бога», написано в книге «Исхода», но священник Портильо не разделял угрызений Моисея, пошли мне, Господи, не спасение души, но заднюю ножку золотого тельца из Ветхого завета!; священник для начала вручил полторы тысячи песо дону Педро де Урсуа, а остального отдать не смог, сердце кровью обливалось, как у всякого скряги, когда наставал момент развязать свою суму, дон Педро де Урсуа (а вернее, мулат Педро Миранда, большой пройдоха, а может, молодой Фернандо де Гусман, который слыл хитроумным андалузцем) измыслил уловку, как вырвать у священника остальные четыре с половиной тысячи; они разыграли комедию, будто в полночь священника зовут к умирающему, священник, как был в ночной рубашке, мчится отпускать грехи, тот, что прикинулся умирающим, и трое его сотоварищей приставляют к груди священника аркебуз с дымящимся фитилем, а к почкам два наточенных кинжала, и тот подписывает все бумаги, какие они велят, затем они сажают его на серого в яблоках коня и везут за собой, как есть голозадого, старый викарий хнычет на коленях перед доном Педро де Урсуа: Тело мое больное и дряхлое, нет во мне сил ни плавать, ни сражаться, не гожусь я и грехи отпускать, ибо у меня самого их предостаточно, скупость, что мерзкая язва, похоть моя произвела на свет детей-метисов, раз ночью в ризнице снасильничал индианочку, не заслуживаю я быть епископом в Омагуас, и ни в каком другом месте на земле; дон Педро де Урсуа не внял его самоуничижению, взял его с собой.

Сержант Лопе де Агирре не стал участвовать в том фарсе, кощунственную затею он полагает недостойной воинов и христиан; я скажу тебе прямо, что думаю, Лоренсо Сальдуендо: если священник отказывается дать четыре с половиной тысячи, нужные нам позарез, так убейте его честно и возьмите эти песо с холодного трупа, это куда благороднее, нежели вырывать силком, да так, что его слабые ребра трещат, он умрет от позора, едва мы отправимся в плаванье; что на самом деле и случилось.

Гораздо больше досады, нежели забавная история с отцом Портильо, Инес, жизнь моя, причинили события, повлекшие за собой смерть Педро Рамиро, рехидора Санта-Крус-де-Капоковара, и еще двоих: капитана Диего де Фриаса, которого мне в свое время весьма рекомендовал вице-король, и капитана Франсиско Диаса де Альвеса, бывшего моим товарищем по оружию еще в Новом Королевстве и приходившегося мне дальним родственником. (Дон Педро де Урсуа пишет длинные письма донье Инес де Атьенса, которая все еще находится в Трухильо и сгорает от желания скорее приехать к нему.) Случилось так, Инес, душа моя, что я отправил Фриаса и Диаса де Альвеса командирами отрядов в местность, где живут индейцы племени таволорос, за юккой и животными, годящимися в пищу, каковых в наших местах не так много, а проводником с ними я послал лейтенанта Педро Рамиро, который знал сельву как свои пять пальцев и умел отлично распорядиться людьми. Не подозревал я, Инес, сердце мое, что как у Фриаса, так и у Диаса де Альвеса душу точила зависть к Педро Рамиро, который пользовался моим особым доверием, в силу чего и был назначен рехидором Санта-Крус-де-Капоковара, и я имел в мыслях назначить его начальником штаба нашей флотилии в походе на Омагуас. Движимые этой завистью, обожаемая моя Инес, Фриас и Диас де Альвес сговорились бросить начатое дело, уйти от Педро Рамиро с его людьми и возвратиться в лагерь, вынашивая дурные намерения. Намерения же их были столь дурны, Инес, печаль моя, что, повстречав на своем пути двух солдат, шедших в противоположном направлении, они убедили их в том, что Педро Рамиро якобы восстал против короля и против меня, и позвали их с собою, чтобы схватить Педро Рамиро и казнить. Педро Рамиро они нашли на берегу реки, где он, имея в распоряжении всего одно каноэ, по трое переправлял своих людей, они предусмотрительно спрятались в кустах и дождались момента, когда лейтенант остался на этом берегу с одним лишь своим слугою-негром, всегда при нем находившимся. Тогда, Инес, желанная моя, они схватили его, связали ему руки, заткнули кляпом рот, а потом отрубили ему голову, заставив совершить это злодейство черного раба, принадлежавшего Фриасу. Затем они перешли реку и лживо заверили людей Педро Рамиро, что убили их лейтенанта и рехидора по моему распоряжению в наказание за ужасную измену, которую он якобы совершил. Однако судьбе было угодно, чтобы черному рабу лейтенанта Педро Рамиро удалось бежать и, скрывшись в зарослях, наблюдать, как предавали позорной смерти его господина, после чего он помчался что было духу в Санта-Крус-де-Капоковар, где и поведал мне всю правду об этом деле. Таким образом я узнал о свершенном беззаконии, и когда Фриас и Диас де Альвес написали мне медоточивые письма, в которых лицемерно уверяли, будто Педро Рамиро восстал против моей власти и теперь содержится у них под арестом, а они просят моего позволения казнить его гарротой, я притворился, что поверил им, и вежливо попросил их вернуться в лагерь. Как только они прибыли, Инес, страдание мое, я велел их арестовать, обвинил их в содеянном злодействе в присутствии тридцати свидетелей, тех самых тридцати солдат, которые находились на другом берегу реки, когда свершалось преступление, и приговорил четверых убийц к повешению на сейбе, что растет в селении перед церковью. Немало страданий, Инес, плоть души моей, стоило мне видеть висевшие на дереве тела людей, к одному из которых благоволил вице-король, и другого — моего родственника, оба они были храбрыми воинами, столь необходимыми для моего дела, однако оставить безнаказанным их вероломство означало рисковать уважением и признанием тех, кто за мной следует. Вести, которые я сообщаю тебе, Инес, любовь моя, недобрые, за раз я потерял троих своих лучших военачальников, но ты знаешь, я не сдаюсь бедам и слыву не смиренным, но гордым и уверенным в собственных поступках, еще более гордым и уверенным я чувствую себя с той минуты, как узнал тебя, полюбил и тобой обладаю, Инес, сладкая моя, желанная. (Тут дон Педро де Урсуа пустился на нескольких страницах в излияние своих любовных, духовных и плотских переживаний с такими подробностями, что, попав в руки доньи Инес де Атьенса под вечер в субботу, они заставили ее трепетать, словно пламя свечи.)