Заговор богов - Вадим Крабов

Подобраться удалось вплотную. Пару стуков сердца супруги смотрели друг другу в глаза, словно играя в гляделки. Потом Гелиния тихо произнесла: «Прическа, бергат, осторожней… меня ждут…», — это были последние её слова на ближайшую четверть. Тщательно наводимая красота полетела к тартару.

Через четверть Гелиния была уже одна, поэтому не стесняясь позвонила в колокольчик. Вошла тиренка среднего возраста, за ней более молодая. Коротко поклонились и приступили к своим обязанностям: приведению княгини в порядок. Обычно болтливые, сейчас они молчали и Гелинии казалось, что укоризненно. Она испытывала жуткое неудобство, за то, что опоздала, что люди ждут её — не дождутся. Стыдила себя «за слабость», обещала «больше никогда!» и возмущалась «и он еще смеет мне указывать! Сам всегда в делах, в княжеских, между прочим, заботах, а меня каким-то властолюбием укоряет! Ну и что, что я — женщина?!.», — накачивала себя, подгоняла, стремясь быстрее избавиться от безмятежной расслабленности, вызванной недавней близостью. Постепенно становилась активно-деятельной, как обычно.

«Ревнует он меня, надо же! — рассуждала, спускаясь в канцелярию. — А я как должна воспринимать его отлучки?! Ладно, отец, но Русчик почему не сказал о нападении? Эти его слова „ты — женщина, стала бы под ногами болтаться“ — не принимаю! Я — княгиня! И пусть ревнует! Перетерплю, народ — дороже…», — с этими гордыми мыслями входила в кабинет. Начиналась нудная скучная и ответственная работа — управление государством, которая тем не мене приносила удовлетворение. Имя этому наслаждению — власть.

Не зря Рус ревновал жену к княжению. Не ожидал он, что она так серьезно его воспримет. Думал, что она назначит визиря и займется более интересным, например, углубится в изучение магии, местных артефактов или географии. Или чем-нибудь сугубо женским, например, рожать бросится — чем черт не шутит. Но предательство наместника Джабула смешало все Русовские надежды: Гелиния, выступая перед народом, готовым буквально есть с её рук, поймала «звездную болезнь». Рус проходил через это. Единственное лечение от неё — публичное презрение той же самой публики, ранее боготворившей тебя. Княгине такой путь был явно противопоказан. Так что, пришлось мужу терпеть и ждать, когда женушка изволит наиграться. Увещевания, ругань, логические выкладки — не помогали. Тесть в этом деле был не помощник, а наоборот — он всецело поддерживал дочкины политические амбиции, ловко ими манипулируя, и молодая княгиня все сильнее и глубже погружалась в пучину каждодневных забот своего новорожденного, неустроенного княжества.

Рус, в конце концов, махнул рукой и стал просто-напросто реже появляться дома. Пусть, мол, Гелиния побесится. Может, поймет. Судя по сегодняшнему утру — не поняла, но… кое-какой прогресс, кажется, появился.

«А ведь меня еще стесняется, зайчиха. Оправдаться хочет и уколоть побольнее. Работать с ней и работать…», — рассуждал Рус в спальне своего Кушинарского дворца, тщательно обвязываясь серым кушаком из великолепнейшей каганской ткани. Кушинги оценили её по достоинству.

На слова, что он якобы безответственный и любит действовать исподтишка, пасынок Френома не обратил внимания. Попытка скинуть с себя решение чужих судеб не удалась, хотя попытка была — он честно признавался в этом. Теперь груз управления государством приходилось тащить.

Кушинарские купцы — не неимущие тиренцы, они не станут целые сутки проводить в приемной. Рус готов был поспорить на все, что угодно, но был уверен, что сейчас в приемной находятся одни лишь слуги-посыльные с очень убедительными историями, объясняющими «почему сам хозяин не мог дождаться».

«Что ж, пора выходить. Засиделся я в спальне», — с этими мыслями Рус распахнул левую часть двустворной арочной двери.

Глава 5

Идея создания полноценной банковской системы висела в воздухе. Во-первых, в обмен на наличные деньги многие Торговые дома давно имели привычку выписывать векселя. Они были особо популярны при перевозе крупных сумм, а кроме того, их зачастую принимали к оплате не только в заранее оговоренных местах, но и во многих иных Домах, в некоторых независимых лавках, включая многочисленных частных менял, работа которых заключалась в основном в конвертации валют. Это, кстати, можно назвать «во-вторых»: спекуляция, основанная на дефиците тех или иных монет была распространена повсеместно. Меняли, разумеется, за мзду, доходившую до пятой части от суммы. Все ворчали, возмущались, ругались, но как-то вяло, привычно, по-семейному; в сущности, заранее смиряясь с большими потерями при обналичке или конвертации. Осознавать-то, конечно, осознавали теоретическую равноценность векселей и монет, однако… Рус честно пытался понять причины этого явления, поразительно схожее с российскими реалиями начала девяностых, но так до конца и не разобрался. Зато убедился в технической возможности создания нескольких связанных между собой отделений. Этот факт, наряду с распространенным явлением давать деньги в рост, было «в-третьих». То есть полноценная банковская система вот-вот должна была разродиться.

Как бы там ни было, но пока о земной концепции «банка» в ойкумене не ведали: сбережение денежных средств, независимая охрана, выдача кредитов, перевод платежей и… чем еще занимаются банки Рус в точности не помнил, но совершенно новое слово в местные финансы внести все же решился: прием вкладов на депозит. Причем не с оплатой охраны оного, как предлагали некоторые Торговые дома, а наоборот, с выплатой клиенту ежегодной доли от вклада, то есть с зачислением на его счет дополнительной суммы. Как раз эту, на его взгляд простую мысль, он и пытался донести до кушинарских воротил монетного бизнеса — небольших Торговых (монетных) домов специализирующихся на векселях и меняльных пунктах — ядро, как он предполагал, будущей финансовой империи под его скромным ненавязчивым незаметным руководством. Пока будущие императоры упорно отказывались расставаться со своими кровным, мозолистыми руками заработанными деньгами (писчие перья натирали).

Главой самого известного кушинарского монетного дома — большой меняльной и кредитной конторы, имеющей филиалы в пяти центральных странах, — являлся средний зять бывшего Председателя торговой гильдии Гранка. Возможно, еще и по этой причине он принимал на меч любое предложение, исходившее лично от Руса, который держал его тестя за самое ценное у купца место: за кошелек.

— Это немыслимо, князь! — в который раз возразил он. — Золото будет лежать в моем Доме, под моей охраной. Тот вкладчик будет только рад оплатить сохранность своих денег! С какой это стати я буду платить за него? Охрана, князь, это очень затратное занятие. Во-первых… — и принялся в очередной раз перечислять все расходы, которые несет его Дом.