По лесам, по болотам - Эмилиян Станев

— Спит он так долго и так крепко, что просыпается лишь весной. Ну, а кума Лиса, которая летом спит где попало, входит в нору Барсука и хозяйничает там, как у себя дома. «Я, говорит, притащу, бывало, с собой какую-нибудь курочку или зайца, либо еще какую добычу, усядусь там и наемся досыта. Полежу себе спокойно, потом похожу по лабиринту, полюбуюсь, как он спит. Зароется, говорит, в землю, как свинья. Подумаешь, что умер и окоченел. Ну, а как начнут таять снега и проснется Барсук — тогда берегись, не подходи к нему близко. Он тогда злой, голодный, отощавший — не попадайся ему на глаза. А как осмотрит свое жилище, так становится сам не свой, словно бес вселяется в него». Лисе же, которую я уважаю за ее веселый нрав и за то, что она любит, как и я, побродить, наплевать на такие угрюмые существа, как Барсук… За зиму она натащит туда разного хламу и теперь посматривает откуда-нибудь и тешится его яростью. А он выносит мусор, прибирает нору, пыхтит, ха-ха-ха!.

Кукушка захохотала, отряхнула с перьев капли воды и стала продолжать:

— Иногда, рассказывает Лиса, он просыпается и зимой, если потеплеет. Тогда, говорит она, надо держать ухо востро, если он накроет меня у себя, — несдобровать мне, сестрица. Зубы у него, как шила, когти на ногах такие, как у медведя. Да к тому же, куда его ни укусишь, ему все нипочем. Шкура у него жесткая, прочная, только пуля ее пробивает. Поганый зверь! Но как вылезет из своей норы — сразу беспомощным станет: бегать из-за жира не может, да и ноги у него короткие… как у тебя, Скороход, — не утерпела Кукушка. — Между вами, кажись, есть сходство, — прибавила она и прыснула. — Твоя шерсть даже еще безобразнее, чем его щетина, и ноги у вас у обоих короткие, да и характер один…

И Кукушка, верная своему веселому и беспечному нраву, начала подтрунивать над нашими путешественниками, как она это делала на поле.

Скороход и Копуша молчали. Они знали, что ее не переговоришь, и решили лучше не связываться с нею. Она слонялась каждое лето по лесу, перелетая с дерева на дерево, сносила свои яйца в чужих гнездах, чтобы их высиживали маленькие певчие пташки, жила разгульно и беспечно. А осенью отправлялась в теплые страны. Ей было известно все, кроме стыда, и никто не смог бы заставить ее замолчать.

Когда перестал дождь, Скороход и Копуша выбрались из своего убежища и двинулись через лесистые горы, вершины которых были подернуты синей дымкой.

ВЫСОКО В ГОРАХ

Они шли весь день. Лес становился все выше и все мрачнее. Стали попадаться ели и сосны, осины и березы. В темно-зеленых кронах сосен порхали красивые птички с кривыми клювами, скрещенными на концах, как у попугаев. Они вылущивали семена сосновых шишек. Скороход спросил их насчет дороги, но они были очень заняты и не ответили ему. Тут друзья снова встретили много белок, которые сказали им, что эти птички называются клестами и что, когда они умирают, их мясо не гниет, потому что они питаются семенами, содержащими много сосновой смолы.

— Дальше вы повстречаетесь с глухарями, — сказали белки. — Они заносчивы и не обратят на вас никакого внимания.

И, действительно, вступив в самую густую часть соснового леса Копуша и Скороход увидели крупных черных с серым крапом птиц. Они молча восседали на сучьях высоких сосен и елей, поросших местами черным лишайником. Склонив головы, птицы равнодушно смотрели на друзей, двигавшихся внизу под ними. Это были глухари. Некоторые из них, как петухи, расхаживали между деревьев и клевали какие-то зерна.

У опушки леса наши приятели встретили семейство ланей — отца, мать и двух детенышей.

Отец то и дело прислушивался к чему-то, двигая во все стороны заостренными ушами. Его гордо поднятую голову украшали красиво изогнутые рога, возвышавшиеся над ней, как корона. Это насторожившееся грациозное животное готово было при малейшей опасности сорваться с места вместе со всем своим семейством.

Лани лежали под деревом в небольших углублениях, которые они вырыли своими копытами. Скороход и Копуша вспугнули их.

Отец-лань рассердился, что такие незначительные животные нарушили покой его семьи. Он обнюхал черепаху, приблизив к ней свою черную морду, злобно фыркнул и угрожающе замотал головой, а еж чуть было не пострадал о г копыт маленьких ланей.

— Куда это вы, мелюзга? — спросил их Отец.

Скороход стал рассказывать об их приключениях, но одна только мать оказала ему внимание. Отец же стоял в стороне и то облизывал свое колено, то терся рогами о ствол сосны. Один из детенышей, у которого на лбу виднелись две шишечки, подражал ему. Эго был самец, очень гордившийся, должно быть, своими будущими рогами.

— Просто странно, как вы уцелели, — проговорила с состраданием Лань. У нее были большие черные глаза, очень красивые и очень добрые. — А не встретилась ли вам Дикая Кошка? Вчера она напала на одного из моих детей. Хорошо, что отец его оказался поблизости. Он так сильно лягнул ее задними ногами, что она кубарем покатались и злобно зашипела. А потом издали стала нам грозиться…

— Вот как ее лягнул, — пояснил малыш и, прежде чем мать сообразила, что он намеревается сделать, тот брыкнул Копушу своими ножками.

— Неужели ты такой невоспитанный? — воскликнула Лань, и на глазах у нее навернулись слезы от стыда за него.

Она никак не предполагала, что ее дитя способно на такую грубость.

— Постой! Иди сюда, я накажу тебя и заставлю попросить прощения! — крикнула Лань малышу, но тот уже скакал вдали между деревьями.

— Ты должен его наказать! — обратилась Лань к Отцу.

— Проказник у нас этот мальчуган, — спокойно ответил тот, в несколько прыжков настиг озорника и подвел к матери, которая заставила его извиниться перед. Копушей.

Когда неприятное впечатление загладилось, Лань обратилась к ежу:

— Идите все время по направлению к самой низкой точке горного хребта. Так легче и быстрее перевалите через горы. С той стороны она круче и оголеннее. Оттуда не трудно будет спуститься к вашему полю. Но берегитесь Дикой кошки. Если же повстречаете наших родичей, оленей, то передайте им от нас привет.

— Как мы узнаем их? — спросил Скороход.

— О, они такие внушительные и солидные, что еще издалека бросятся вам в глаза, — ответила Лань. — Они гораздо крупнее нас. У самцов на головах