Образ жизни - Яков Тублин

В тишине

Воспоминанье о далеком детствеВ ночной остановившейся тиши —Надёжное испытанное средство,Пригодное для сердца и души.

Из памяти опять всплывают зыбкой,Разлившись лёгкой теплотой в груди,И золотое солнышко с улыбкой,И лета серебристые дожди.

Ещё и обретенья, и утраты —Всё впереди, и всё испить до дна.А я на нашей улице горбатойПод деревом играю у окна.

Как девственно струится воздух синий!Как дышит изумрудная листва!

И предо мной ещё никто не винен,И я ни перед кем не виноват.

Приозёрск

Как молодость минула скоро,И как далеки те места!Вокруг Приозёрска — озёра,Такая вокруг красота!

Я целую вечность здесь не был,Не видел непуганых птиц.Ах, как высоко это небо!Ах, как этот бор голосист!

Здесь вольно любилось и пелось,Здесь ласково пахла трава…А жизненный опыт и зрелость —Ещё впереди. ГоловаНе знает сомнений и споров,Прозрений, рождённых бедой.

…Верните мне лес и озёра,И мой Приозёрск молодой.

* * *

Январь. Холодный ветер дует.Подчёркивая жизни срок,Летит на голову седуюТакой молоденький снежок.

А за метелью, за метелью,Как будто в воздухе паря,Мелькают чёрные шинелиИ золотые якоря.

Они мелькают и мелькают,И исчезают иногда.Но снег на голове не тает —Не те года, не те года.

Нет, на судьбу я не в обиде,Хоть жизни срок ужасно мал.Я столько январей увиделИ снегопадов испытал.

Но нынче я трезвей и строжеРаздумываю, как мне быть.До января я снова дожил,Теперь до мая бы дожить.

* * *

Форменка натянута до треска,«В увольнение», — поёт душа.Пуговки надраены до блеска,Выглажены чёрные «клеша».

Всё по форме — я как рублик новый,Трезвый, чистый, молодцом гляжу,Но комендатуру на СадовойЯ на всякий случай обхожу.

Годы, годы! Откипели страсти,Но ночами снится до сих порЗвонкое моё простое счастье:Небо, море, молодость, простор.

* * *

Сулили мне коня за царство,А сами по коню — стрельбу.Я обвиняю государство,Сломавшее мою судьбу.

За то, что жил чужою жизнью,За тот надрыв, за тот излом,За то, что за любовь к ОтчизнеОтчизна мне платила злом.

За то, что я, как некий спутник,Кружил вокруг родной земли.Я — государственный преступник?Тогда-вот грудь моя — пали!

Шестой десяток, слава богу, —Зачем мне слава и хула?

…Рассвет забрезжил понемногу,Но жизнь единственной была.

* * *

Ещё поживём,Поживём и увидим,Как в радости — друг,И как недруг — в обиде,Ещё постоим,Постоим на краю,Ещё мы сразимсяВ смертельном бою.Ещё мы подышимИ степью, и морем,Ещё потягаемсяС лихом и горем.Ещё мы насмотримсяВдаль и на звёзды.Мы живы ещё —И бороться не поздно.

* * *

Впрочем, что же нам жалеть,Что прошли младые годы.Средь осенней непогодыМожно жить и можно петь.

Не гусарствуем давно,На хмельных, весёлых сходкахНе дерём отважно глотки.Но другое нам дано.

Плодоносные сады —Густо яблоки повисли.Осветимся тихой мысльюИ присядем у воды.

Пусть осенний день молчитПод свечением заката.Веселятся пусть внучата;В путь сбираются грачи.

Тень касается лица.Всё на свете мы видали.Ну, а прочее — детали,Кроме смертного конца.

Из ранее изданных книг

«Каждый день»

(1971 год)

* * *

И вспять не потечёт река,Не прорастёт цветком железо.И будет так во все векаВсходить звезда за синим лесом.И вспять года не полетят,И смерть останется жестокой,И зёрна будут прорастатьВ свои положенные сроки.

Пройдёт в году таком-то май,И август тоже в Лету канет.И пусть не нашими руками,Но будет собран урожай.

* * *

…А жил я на Привозной.Акацией бела,Как просто и привольноПривозная жила!Арбузами хрустела,Знакомила людей,Работала и пела,И шлёпала детей.Она дождём дышалаИ вешала бельё,И марево дрожалоНад запахом её.Такой имеет запахЛишь улица одна.…Шло солнышко на запад,А с запада — война.

Мама плакала

Был праздника круговоротРасцвечен флагами.Победу праздновал народ,А мама плакала.

О, гимнастёрки в орденахИ просто с планками!Героев встретила страна,А мама плакала.

Луны победная медальВ салютах плавала.И со стены отец видал,Как мама плакала.

Казалось мне — смущённо онТак улыбнулся,Как будто сам виновен в том,Что не вернулся.

Лахденпохья

Твои сосны ещё не струганы,Вкруг тебя, словно дети кровные,Твои птицы ещё не пуганы,Твои рыбы ещё не ловлены.Лахденпохья!С центральной улицыЯ сворачивал прямо в просеку,Бескозырку снимал и щурился,Напивался лесными росами.Не экзотика,Не столица,Только в памяти не стирается.Это слово не говорится,А вдыхается и выдыхается.

Тоска по снегу

Как по белу снегу я соскучился,По сугробам белым но зыбучим,По морозам белым но трескучим.В целом мире простота и ясность.Я степями этими намучился.Слово «снег» звучит, как слово «сказка».И порой, в часы ночного бдения,Кажется мне: снег — моё прозрение,Врачевание,Исцеление,Как на рану белая повязка,И как перед другом откровение,И как женщины желанной ласка.

В улицу я вглядываюсь пристально,Где-то теплоход гудит у пристани,По асфальту дождь сечёт неистово.Веки я усталые смыкаю,И валюсь, валюсь в сугробы чистые,И, почти счастливый, засыпаю.

Сихарули

Мы с горыВ долину снова сиганули,Мы тряслисьУже четвёртый час подряд.И открылось намСеленье Сихарули[13](По-грузински это — радость, говорят).Сихарули — завороженное слово,Прожурчавшее, как горная река,Словно ветер мимо уха,Словно, словноЭта тучка,Что, как перышко легка.Как светилисьМандарины над дорогой!Чистый воздухОпьянял сильней вина,И грузинкаИз окна казалась строгой,И такой была,Наверное, она.А потом мы сноваЗа гору свернули.Так прощался яС грузинским языком.И узнал ещёЧто словом «сихварули»[14]Парни девушек своихЗовут тайком.…Ах, тоскаМеня съедает, сихварули, —Не вернусьВ твоё селение назад.Сихарули, Сихарули, Сихарули…По-грузинскиЭто — радость, говорят.

Листья

Какая осень!Сухо и тепло.Но надвигаетсяЗима к нам с полюса.А вдоль дорогиЛистьев нанеслоТак много,Что они как светополосы.Земля подставилаЦветной подол —Деревья платят

За цветенье лета