Из пережитого. 4-е издание - Юрий Толстой

Позиция Собчака, на мой взгляд, продиктована тем, что он уже начал примериваться к президентскому креслу. Ясно, что если хочешь стать Президентом России, то нужно в глазах россиян прослыть русофилом. Оправдан ли мой прогноз – покажет будущее.

11 декабря 1991 г.

Исповедь на незаданную тему

Автор книги – ученый-юрист рассказывает об истории своей семьи и собственной жизни на фоне событий, которые в ХХ веке потрясли мир.

Первая мировая война и Октябрьская революция, убийство Кирова и ежовщина, Вторая мировая война и послевоенные годы, перестройка и нынешние реформы – такова лишь часть событий, о которых подробно сказано. Перед читателем проходит галерея государственных и общественных деятелей, ученых и студентов, людей, жизненный путь которых трагически оборвался, и тех, кто дожил до глубокой старости.

Дана нелицеприятная оценка не только минувших дней, но и переживаемого нами сложного и противоречивого этапа отечественной истории. Предпринята попытка ответить на вопрос, куда мы идем и что нас ждет.

Книга рассчитана на тех, кому небезразличны судьбы нашего

Отечества, кто хочет найти свое место в жизни.

Много раз мысленно принимался писать эту книгу, но каждый раз меня останавливал какой-то психологический барьер. То казалось, что, как только останусь один на один с листом бумаги, меня охватит немота и сказать будет нечего. А иногда наоборот: воспоминания надвигались друг на друга такой тесной чередой, что хотелось рассказать обо всем взахлеб. Столь бессвязное изложение едва ли могло бы представить интерес для читающей публики. Было немало и других причин, которые удерживали от написания книги. Назову из них только две, во многом соприкасающиеся.

Рассказывая о своей жизни, человек, кто бы он ни был, не может полностью отвлечься от той среды, в которой он рос, формировался как личность и дожил до седых волос. Дать же оценку этой среды, оценку, которая сложилась в течение десятилетий и соответствует твоему мироощущению, до самого последнего времени было нельзя. Точнее, оценку дать было можно, но вот изложить ее на листе бумаги страшно. К тому же я и сейчас до конца не разобрался в обществе, в котором живу.

С этим связана и другая причина. Книга не зря названа «Исповедь». В ней я постарался быть взыскательным прежде всего по отношению к самому себе. А решиться на это смог лишь тогда, когда понял, что выхожу на финишную прямую и терять, собственно, ничего. Расценивайте это как слабость, но, поверьте, выносить себя на людской суд со всеми своими потрохами и тайниками далеко не просто. Наконец, в книге очень часто говорится о людях, которых уже нет в живых и которых я знал с их достоинствами и человеческими слабостями. Как рассказать об этих людях, ничего не утаивая и в то же время не тревожа их прах, соблюдая тот такт, который необходим в отношении усопших? Впрочем, я слишком увлекся и если не поставлю точку на изложении причин, мешавших написанию книги, то так ничего и не напишу15.

I. Корни

О родных отца мне известно немногое. Прадед со стороны отца, Василий Александрович Введенский, окончил Институт путей сообщения в Петербурге. Учился на медные гроши и подрабатывал репетиторством. Это не помешало ему успешно окончить институт. Женился на немке Юлии Карловне. От брака было трое детей – две дочери, Юлия и Зинаида (моя бабушка), и сын Александр. Долгое время Василий Александрович жил в Воронеже, где дослужился до начальника Управления Юго-Восточных железных дорог (по нынешним меркам – начальника управления дороги). Бабушка с золотой медалью окончила в Воронеже гимназию и вышла замуж за графа Николая Алексеевича Толстого, моего деда. От брака с ним имела троих детей – двух дочерей, Татьяну и Анастасию, и сына Кирилла, моего отца. Дед вел довольно беспутный образ жизни, увлекался охотой, цыганами, карточной игрой, любил выпить и поволочиться за женщинами. Бабушке его бесконечные измены надоели и в конце концов она с ним разошлась. Вступила в гражданский брак с Николаем Федоровичем Басовым, который в ту пору, насколько известно, был мировым судьей. Впоследствии это обстоятельство тщательно скрывалось. Узаконить их отношения удалось лишь после революции, бабушка из графини Толстой превратилась в гражданку Басову.

Дед, выпускник юридического факультета Московского университета, служил в Министерстве уделов. Был лесничим в одной из центральных губерний, кажется, Курской. После того как они с бабушкой расстались, он не изменил своим привычкам. В лесные угодья, которые находились в его ведении, нередко съезжались такие же кутилы, как и он, многие принадлежали к великосветскому обществу и были носителями известных в то время фамилий. Приезжали поохотиться и поразвлечься.

В один из таких наездов вся честная компания, отдав после охоты дань Бахусу, улеглась спать. Неожиданно охотничий домик, в котором они размещались, загорелся. День был погожий, и дом оказался мгновенно охваченным огнем. Спьяну постояльцы деда не сразу разобрались, что к чему, а когда пришли в себя, было уже поздно. Вдобавок в доме оказались бутыли с бензином, которым перед охотой натирали собак. Словом, весь дом был объят пламенем. Дед, который находился на втором этаже, все же пришел в себя и нашел силы выбросить в окно свою любовницу княгиню Шиловскую, которая при этом сломала ногу. Выскочил из дома и он сам, но тут же вновь бросился в огонь. Трудно сказать, что им в этот момент руководило: то ли он хотел кого-то спасти, то ли вынести казенные бумаги, которые хранились в доме. Мы никогда этого не узнаем… В тот момент, когда он бросился в огонь, кровля рухнула, и все, кто не успел выскочить из дома, в том числе и дед, сгорели. Так его жизненный путь и закончился16. Княгиня Шиловская была автором известных романсов, которые исполнялись на театральных подмостках. Памяти деда она посвятила романс, который одно время пользовался популярностью. Ее жизненный путь тоже закончился трагически – во время революции она была расстреляна в своем имении.

Размышляя о судьбе деда, задаюсь вопросом: что могло свести таких разных людей, как дед и бабушка? Скорее всего, состояние (прадед Введенский к моменту вступления дочери в брак был состоятельным человеком) обменяли на графский титул. В то время это было не в диковинку.

Бабушка, оставив троих детей на попечение Василия Александровича и Юлии Карловны, прислуги и гувернанток, уехала завершать образование в Швейцарию. Незадолго до Первой мировой войны она оказалась в Германии, где жила в пансионате, который в то время был наводнен немецкими генералами и офицерами. Они наперебой за ней ухаживали. Вскоре многие из них оказались на русско-германском фронте во главе соединений, которые вели войну против русской армии.

К этому времени семья Введенских переехала в Петербург и обзавелась собственным домом на Большой Пушкарской. Прадед служил в Министерстве путей сообщения, где занимал довольно высокий пост. Воспитанием детей – Татьяны, Анастасии и Кирилла – занималась Елизавета Александровна Глинкова, которая впоследствии заменила мне мать и память о которой для меня священна. Елизавета Александровна была сиротой. Воспитанница Смольного института, она вначале жила в семье тверских помещиков Лошаковых, где было четверо детей – Варвара, Ольга, Николай и Нил Федоровичи, а затем перешла в семью Введенских-Толстых, где на ее попечении оказались мой отец и две мои тетки. О Елизавете Александровне (Татля, как я ее называл), по мере того как повествование будет развертываться, я еще не раз скажу.

Началась революция. Прадеда, как и положено, забрали в Чека. В Петрограде свирепствовали голод, холод, и к тому же над каждой «буржуйской» семьей был занесен карающий меч пролетариата, который держал в своих руках Железный Феликс. В один из зимних дней 18-го или 19-го года бабушка возвращалась с Гороховой, где была размещена Петроградская Чека. Ходила в это не очень привлекательное учреждение, чтобы передать своему отцу какие-то пожитки и узнать о его судьбе. Возвращалась сумрачная, озабоченная, вся погруженная в невеселые мысли, озябшая и голодная, и вдруг совершенно неожиданно ей чуть ли не в объятья бросается благоухающая, прекрасно одетая женщина, от которой так и веет сытостью и благополучием: «Зинаида Васильевна, здравствуйте, вы меня не узнаете?» Бабушка действительно не узнала, кто стоит перед ней. «Я Сверчкова». Фамилия эта тоже бабушке мало о чем говорила. Оказалось, это жена мелкого служащего Сверчкова, который за политическую неблагонадежность был выслан в Воронеж и которого прадед устроил на своей дороге. Надо сказать, что Василий Александрович был человеком демократических убеждений и «трудоустраивал» у себя на дороге многих политических. Сверчкова забросала бабушку расспросами, и в первую очередь – как Василий Александрович? «Он в Чека», – ответила бабушка. «Не может быть, – верещала Сверчкова, – ведь это такой человек! Пойдемте к мужу, он близок к Троцкому, Василий Александрович будет немедленно освобожден». Прадеда действительно освободили и предложили вновь работать в железнодорожном ведомстве. Но он сказал, что хочет уехать за границу. Сверчков предложил ему свой вагон. Прадед уехал, причем взял с собой одну из своих внучек – Анастасию. За границей прадед участвовал в строительстве железных дорог. Скончался 18 июня 1927 года. Похоронен в Берлине на православном кладбище Тегель рядом с могилой В. Д. Набокова (отца знаменитого писателя), который погиб от рук террористов, заслонив собой П. Н. Милюкова. Прабабушка Юлия Карловна Введенская (урожденная Егер) скончалась 17 января 1918 года в Воронеже, где и похоронена.