15 встреч с генералом КГБ Бельченко - Алексей Попов

На границе вообще тогда водку не пили. Такое правило было. Нигде водка не продавалась. Ее привозил только кто-нибудь из отпуска. Да и то секретно, и только одну бутылку. Потом приглашал к себе самых-самых доверенных друзей и товарищей, и по рюмочке. Я понял, что Гротов может даже выйти за рамки субординации. И как-то он ко мне очень хорошо отнесся, запросто, и мне он очень понравился по сравнению с другими. Вот Одинцов был в 47-м отряде, старый чекист, его потом в Москву перевели начальником очень крупного райотдела, так к нему было не подступиться.

А Гротов был простым человеком и пошел по первому приглашению пообедать с нами. Правда, когда мы приехали в Сарай-Комар, я к нему не пошел, считая, что нужды нет. Но было совещание начальников застав, и нас, командно-политический состав мангруппы, тоже туда пригласили. На совещании Гротов меня узнал, подошел, пожал руку. Все были удивлены: «Так он знает тебя?!» Я кое-кому признался потом, что знает, — рассказывал, что познакомился с ним в Термезе, но что обедали вместе, не рассказывал.

После того как Бабкевич со мной переговорил, руководство меня как будто бы упустило из поля зрения. Но ближе к осени 1929 года меня назначили инструктором отдельной Сурхандарьинской погранкомендатуры, где я и моя мангруппа уже бывали. Это единственное подразделение пограничников на участке Узбекистана. Оно охраняло там границу в 50 километров. Потом, когда я уже работал в Калай-и-Хумбе, на этом участке был создан отдельный отряд.

Я забрал Надежду Павловну и своего сына, и мы поехали в Термез. Город этот, правда, самый жаркий, но я там бывал, проезжая 48-й отряд, а также уезжая или возвращаясь из отпуска. Знал я и по документам, что Сурхандарьинская комендатура — часть известная, в том числе и успехами в охране государственной границы.

Дали мне квартиру рядом с бывшей гарнизонной армейской церковью. По вечерам, прогуливаясь потом с сыном на руках, я нередко бывал в этой церкви — площадка для прогулок была хорошая.

Приняли меня тепло, как обычно. У пограничников традиция — хорошо принимать гостей, и особенно если человек приехал на работу. Встречал меня помкоменданта отдельной Сурхандарьинской комендатуры по политчасти. Он был значительно старше меня, участник Гражданской войны, опытный политработник, хороший кавалерист, по фамилии Говоров. Он любил часто бывать на заставах, причем ходил всегда с хлыстом, похлопывая себя по голенищу. Конь у него был замечательный; потом уже, когда Говоров уехал, я пересел на него.

Комендантом там был Диментман. Когда я прибыл и представился, он со мной довольно долго беседовал. Диментман был по сравнению с Говоровым молодым человеком. Заместителем по строевой части был Завражный, опытный старый пограничник, боевой человек, участник борьбы с басмачеством. Долгие годы он служил в Средней Азии на границе и был значительно старше меня. Был еще оперативный работник, боевой пограничник Фролов. Хороший был состав. А инструктора, служившего до меня, отозвали в другую пограничную часть.

Что такое инструктор? Политработник. Не просто политработник, а правая рука помощника коменданта. Носили они тогда четыре кубика. Помкоменданта отдельной погранкомендатуры одну шпалу носил, комендант — две шпалы.

Вскоре до меня дошло не совсем приятное известие. Когда я приехал и еще не успел осмотреться, вдруг вышел приказ: «Инструкторов отдельных погранкомендатур и отрядов — на одну категорию снизить». У меня было четыре кубика, а тут приказ — снизить. И касался этот приказ не только инструкторов: с командиров взводов мангруппы тоже сняли по одному кубику. Это было событие — рапортов много было… И пришлось мне надеть три кубика, это огорчило. Но надо было выполнять свои обязанности. Диментман и Говоров помогли мне советами, и я быстро вошел в курс дела.

Инструктор бывал больше на границе, чем в комендатуре. Но это и интересно. Поехал я по заставам, с одной — на другую, их у нас было восемь. А еще на Орлиной сопке часто приходилось бывать. Эта сопка такая круглая, как будто руками человека сделана, там и был наш пост. Правда, пока влезешь на нее, устанешь безумно. Вот такое было наше хозяйство.

Часто бывая на заставах, я проводил показательные политзанятия. На них обычно присутствовал помощник по политчасти, а иногда и сам начальник заставы, когда не было помощника. Политзанятия у меня, в общем, проходили неплохо, и вот таким образом я оказался в поле зрения командования округа. Начальники в Термез приезжали чаще, чем в Сарай-Комар, и бывали у меня на занятиях. Им нравилось и как я их веду, и как работаю инструктором, и выполняю остальные дела. Ну и Говоров обо мне хорошо отзывался.

Опыт политработы я имел уже немалый, поэтому меня избрали еще и секретарем партийной организации, которая была единой для всех местных чекистских, пограничных и армейских органов (особистских). В нее входили коммунисты нашей комендатуры, окружного оперативного пункта (чекистский орган) и особого отдела армейского кавалерийского корпуса. Партийная организация была большой — сотни полторы коммунистов.

Начальник оперативного отдела Гильман был уже немолодой, зрелого возраста человек. Он носил ромб, но входил в мою партийную организацию, был у меня на учете. А я бывал в их оперативном отделе на собраниях, и у меня поэтому была прямая связь с Гильманом, а он был старшим оперативным начальником и над комендатурой. Таким образом я оказался вроде бы даже несколько выше его по партийной линии, и двери в кабинеты Гильмана и Диментмана всегда были для меня открыты (во всяком случае, по партийным вопросам). Ко мне как к секретарю партийной организации тоже хорошо относились. Так что загружен я был не только политической, но и партийной работой. Учитывая, что приходилось бывать на заставах, я, по существу, свободного времени вовсе не имел.

В редкие свободные минуты мы охотились, и в основном на фазанов. Фазанья охота на границе тогда велась очень активно. Мы много раз с Январевым, моим другом и помощником по политчасти (это когда я в мангруппе еще был), из Сарай-Комара ездили на охоту на озера, которые там были. Стреляли из охотничьих ружей. Но винтовки брали, как правило, с собой. Потому что был случай, когда нас с Январевым обстреляли в камышах, но промахнулись. Не знаю, то ли бандиты, то ли случайно местные жители-охотники.

Впоследствии времени на охоту стало уже меньше, но и в Термезе иногда доводилось охотиться. Там на Амударье есть небольшой островок, весь заросший камышами. На этом острове, где у нас всегда был пост, напротив одной из наших ближайших от Термеза застав, водилось много дичи. Когда мы бывали на нем, то нередко охотились. Там, в камышах, даже тигры водились (в то время тигры были еще в Средней Азии), и я даже однажды стрелял в тигра, за что меня сильно отругали. Тигр в камышах этих мог меня обойти и напасть, сбить с лошади и растерзать.