Сын - Филипп Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что произошло у Гарсия, стало лишь началом. В городе появилось около сотни никому не известных вооруженных людей; у них ружья, дробовики, и вообще все выглядит так, словно нас отбросило на полвека назад и никакого города не существует. Ночью убили Амадо Батиста, его лавку разграбили и пытались поджечь.
Во всех газетах пишут о Гарсия как о мексиканских радикалах, на самом же деле они были самыми консервативными из землевладельцев в Округах Уэбб и Диммит. Фото их мертвых тел напечатано в каждой газете штата и в Мексике, где их, безусловно, причислят к лику мучеников, несмотря на то что старую аристократию там недолюбливают.
Гленн все еще в Сан-Антонио, в больнице. Ни он, ни Салли никак не отреагировали на вести о расправе с Гарсия. Может, я схожу с ума, или не люблю свою семью, или, напротив, люблю их слишком сильно. А может, я просто единственный, кто сохранил здравый рассудок.
Меж тем меблированные комнаты заполняются самым отпетым отребьем из долины Рио-Гранде, а рейнджерам все труднее поддерживать порядок. Я предложил сержанту Кэмпбеллу (а может, это он застрелил Педро и Лурдес? или это был мой сын?) послать за его людьми, но все они сейчас заняты патрулированием границы и охраной отдаленных ранчо.
Кэмпбелл, несмотря на свою ограниченность, обеспокоен тем, что половина погибших – женщины и дети. Я не стал обсуждать с ним эту тему. Люди его типа полагают, что если раз за разом исповедоваться в грехах, то можно сделать бывшее небывшим и облегчить душу для новых преступлений.
В доме полно добровольцев. Я сбежал было от них в город, где немедленно наткнулся на два грузовика, в каждом из которых сидело по дюжине вооруженных парней, намеренных поквитаться с мексиканскими инсургентами. Я сообщил им, что всех врагов уже поубивали. Добровольцы разочарованно посовещались между собой, но решили все равно остаться в городе: нельзя терять надежды.
Вернувшись, застал судью Пула, который поедал нашу говядину, пил наш виски и делал заявления от имени всех присутствующих. Я рассказал ему свою версию событий – только факты, – он несколько раз поправлял меня: это ваша интерпретация. Потом отвел меня в сторонку, подальше от остальных.
– Это чистая формальность, Пит. Чтобы никто не подумал, будто я встаю на сторону нелегальных иммигрантов.
Чуть не сказал ему, что нелегальные иммигранты – это мы, переправившиеся вплавь через Нуэсес столетие спустя после того, как Гарсия поселились здесь. Но разумеется, промолчал. Судья похлопал меня по спине – лапищей убийцы – и вернулся за новой порцией дармового бифштекса.
Люди все подъезжали, привозили пироги, жареное мясо, сладости и крайне сожалели, что не поспели вовремя к нам на помощь, – какие мы герои, штурмовали проклятых мексиканцев таким небольшим отрядом. То есть семьдесят три против десятерых. Пятнадцати, если считать женщин. Девятнадцати, если считать и детей.
14 августа 1915 года
Салли спросила, почему я до сих пор не навестил Гленна в больнице. Я объяснил:
– Вчера в городе сожгли три дома и убили восемь жителей – все мексиканцы, кроме Левеллина Пирса, у которого жена мексиканка.
Сержант Кэмпбелл подстрелил по меньшей мере троих мародеров, хотя двоим удалось скрыться. Один убитый оказался из Игл Пасс. Бандитов застукали в тот момент, когда они поджигали дом Кустодио и Адриана Моралесов. Сами Моралесы к тому моменту были уже мертвы. Я вспомнил, как Кустодио любил наших лошадей, а за ремонт упряжи всегда брал сущие гроши. Целых двадцать лет я собирался позвать его на конную прогулку.
Кэмпбелл по секрету рассказал, что один из его людей отказался стрелять в бандитов, потому что те белые. Помощника шерифа нашли мертвым, но подробности неизвестны.
Кэмпбелл опять телеграфировал насчет подкрепления, но ему ответили, что все люди сейчас заняты гораздо более серьезными проблемами на Юге.
– Надо что-то делать с этими мексиканцами, – заявил он мне. – Здесь становится небезопасно.
Безопасность Гарсия его отчего-то не беспокоила. Я промолчал, но, надеюсь, он все понял по выражению моего лица.
– Мы должны защитить мир от всех, кто на него посягает, – продолжил Кэмпбелл. – И неважно, какого цвета их кожа.
Несколько семей теханос – Альберто Гонсалес, Клаудио Лопес, Ханерос, Сапинос, Урракас – уехали из города, прихватив весь скарб.
Кэмпбелл думает, что сегодняшняя ночь будет хуже минувшей. Людей у него раз в пятьдесят меньше, чем у противника.
– Раньше все говорили, надо бы вооружить нас пулеметами, – сказал он. – Вот сейчас самое время. А что вы думаете насчет шерифа Грэма?
– Думаю, он огорчится, если пропустит разгул грабежей в городе.
– Вот и я так думаю.
Мы помолчали. С террасы открывался прекрасный вид на окрестности.
– Каково это – владеть всем этим? – спросил он.
– Откровенно говоря, не знаю.
Он кивнул, словно ждал именно такого ответа.
– Не хотите прихватить с собой что-нибудь перекусить?
Он не ответил. Мы одновременно посмотрели в сторону города, но отсюда его не было видно.
– Ваш старик – это нечто, скажу я вам.
– Он вообще правильный, да.
– А мой отец умер.
Я почему-то подумал, что парень имеет к этому отношение. Но все равно он мне нравился. Росту не больше пяти футов в башмаках, а все в городе его побаиваются.
– Что намерены делать ночью?
– Подстрелить побольше народу.
– Не самый удачный план.
– Ничего не попишешь, такое время.
– И большой у вас опыт в этом деле?
– В Бомонте я убил двоих. Но здесь у вас, можно сказать, сезон охоты.
Пауза.
– Как вы это делаете?
– Просто надо хорошо прицелиться.
15 августа 1915 года
Ночью из моего окна виднелось зарево нескольких пожаров; стреляли редко, но постоянно.
К утру бежала еще дюжина мексиканских семейств – видимо, решили полагаться только на себя. Еще четырнадцать трупов, шестеро – белые. Кэмпбелл признался по телефону, что это он накануне пристрелил помощника. Тот нацепил его значок и грабил чей-то дом.
Мы с Чарлзом поехали в город и по пути наткнулись на техано, повешенного на дубе.
– Это Фульгенсио Ипина, – вздохнул Чарлз.
Мы остановились, Чарлз забрался на дерево, обрезал веревку. Мы как могли аккуратно уложили тело в кузов грузовика. Фульгенсио много лет работал у нас на расчистке пастбищ. Тело уже начало раздуваться.
– Кто будет хоронить всех этих людей? – спросил Чарлз.
– Ума не приложу.
– А что, армия на подходе?
– И этого тоже не знаю.
– Надо позвонить дяде Финеасу.
– Он уехал на рыбалку.
– Слушай, ты должен что-то сделать.
– Например?
– Понятия не имею. Но ты обязан.
На улицах пусто. Повсюду развешены объявления, написанные от руки:
КАЖДЫЙ, КТО ПОЯВИТСЯ НА УЛИЦЕ ПОСЛЕ НАСТУПЛЕНИЯ ТЕМНОТЫ (ВКЛЮЧАЯ БЕЛЫХ), БУДЕТ РАССТРЕЛЯН. РАСПОРЯЖЕНИЕ ТЕХАССКИХ РЕЙНДЖЕРОВ.
Кэмпбелл опять ранен, на этот раз в ногу, в икру. Когда мы вошли, он сидел на стуле в конторе склада, босой и со спущенными штанами.
– Что же, по крайней мере, люди стреляют вам только по конечностям, – пошутил я. Нога выглядела неплохо – пуля не задела кость и артерию.
Кэмпбелл внимательно наблюдал за доктором:
– Ранения в руку происходят, когда вы держите руки перед грудью, прицеливаясь. А ногу мне зацепило, потому что, когда я подстрелил вчера парня, он успел разрядить в меня ружье, уже падая.
Он смотрел на меня, как старший.
– Передайте всем мексиканцам в городе, что они могут укрыться на моем ранчо, – предложил я.
– Да, мне будет гораздо легче.
Но похоже, сержант не слишком одобрял такие меры. И глаз не отводил от Гильермо Чавеса, городского ветеринара, который в свои двадцать пять унаследовал практику от отца. Чавес как раз снимал повязки с руки и ноги.
– Кто вас бинтовал?
– Я сам. А ты настоящий врач?
– В основном для животных.
– И диплом есть?
– Взгляните на меня и попробуйте догадаться.
– Твою ж мать… – буркнул Кэмпбелл.
– Я рад, что вы здесь, – сказал Гильермо. – Ни за что бы не подумал, что скажу такое rinche[40].
Кэмпбелл проигнорировал выпад:
– Что будет, если кости так и срастутся?
– Будут проблемы с рукой, – пожал плечами Гильермо. – Но рана действительно плохая, вот эти темные пятна надо удалить.
– Иначе я потеряю руку? – Голос дрогнул, и внезапно я увидел Кэмпбелла, каким тот был на самом деле – напуганным двадцатилетним юнцом, но маска так же быстро вернулась на место.
– Постоянно присыпайте рану этим порошком. Когда он намокнет и станет липким, добавьте еще свежего. В ране всегда должен быть сухой порошок.