Легенда о сердце леса - Чики Фабрегат

в виду Джон. Что такого он знает обо мне? Но в основном злилась, потому что это несправедливо. Если его мать ненавидит Криса – это не моя вина и не должно влиять на мои отношения с Джоном. Чёрт, звучит так эгоистично, что если бы я могла, то стёрла бы из памяти даже мысли об этом.

Я пытаюсь заснуть. Джон исчезает из моих дум. Ему на смену приходит Эвия. На этот раз не помогает даже запись с голосом Раймона. После долгих метаний по постели я встаю, ещё более злая, чем ложилась.

Я выхожу из дома, зная, куда иду. Зная, что мне нужно сделать, но не имея ни малейшего представления о том, как это сделать. Я возвожу стеклянные стены, которые никто не может пересечь, чтобы ни Лиам, ни Герб, ни следопыты, ни Раймон не узнали, что я задумала. В тишине я с каждым разом чувствую себя всё более комфортно. Не успела я оглянуться, как оказалась посреди леса. Забавно, сколько времени мы с Лиамом тратили, чтобы обходить его стороной каждый раз, когда выходили из дома, не задумываясь о своих мотивах, позволяя другим решать за нас. Нескольких однотипных историй о пропавших детях было достаточно, чтобы отпугнуть нас. Вот так же и эльфы отпугнули людей детскими сказками. Нас заставляют верить, свыкнуться со страхами других людей, с их фантазиями. Мы готовы к тому, чтобы нас вели. Но не к тому, чтобы брать на себя ответственность руководить другими.

Я взбираюсь на дерево и прохожу по туннелю, словно делала это тысячу раз. Когда я дохожу до эльфийского леса, вокруг царит тишина. Первый свет проникает сквозь ветви деревьев. Листва на них стала гораздо гуще с момента моего первого визита. Я словно нахожусь внутри бутылки из зелёного стекла: без шума, без холода и с этим рассеянным сиянием, таким же мягким, как и всё, что здесь происходит. Я сосредоточенно слушаю биение каждого сердца в поисках ребёнка. Не то чтобы я узнавала удары – они не похожи на голос, лицо или жесты, но иногда, как в случае с бабушкиным спотыкающимся сердцебиением, ритм одного сердца отличается от всех остальных, и я могу его определить. У Эвии он теперь стал немного быстрее, чем у остальных эльфов, но не таким быстрым, как у человека. Я едва могу отличить его от сердцебиения её ребёнка и следую за ними в лес, в ту его часть, где, как объяснил мне Герб, живут водные эльфы. Я также слышу человеческое сердце.

Я пересекаю сырой лесной массив и попадаю на маленькую, очень маленькую полянку. Там, почти прислонившись к дереву, стоит хижина, напоминающая мне о мультфильмах, которые мы смотрели с Лиамом по утрам в субботу. Это не часть дерева, как у солнечных эльфов, и непохоже, что ветви выросли с намерением стать хижиной. Кто-то просто собрал неровные стволы и выстроил из них квадратный дом с крышей из более тонких, скрученных ветвей. Хотя здесь не холодно, сырость пробирается под одежду, и даже моё пальто от неё не спасает. Уже рассвело, и в первых лучах солнца я вижу тонюсенький ручеёк, текущий вдоль дома и впадающий в своеобразный пруд сбоку. Больше похоже на лужу, в которой плавают цветы.

Я открываю свой разум и прошу Эвию выйти. Предупреждаю, что хочу поговорить с ней без присутствия папы. Когда она распахивает дверь, меня удивляет её бледность. И по медлительности её движений я понимаю, что она чувствует себя опасно больной. Она такая маленькая, такая хрупкая, что мне хочется обнять её и сказать, что всё будет хорошо, но я пообещала себе не лгать ей. Сейчас ей больше нужен эльф-целитель, чем импульсивный человек.

– Ты пьёшь келч? – спрашиваю я, даже не дав времени на приветствия.

– Твой отец настаивал. Я его разбавила…

Я прерываю её объяснения. Я не хочу, чтобы она оправдывалась или чувствовала себя виноватой, потому что она нужна мне на сто процентов, и я уверена, что келч сможет помочь. Я внимательно слушаю её ребенка и стараюсь, чтобы она не заметила беспокойства в моих словах, когда я говорю ей, что с ней всё в порядке, что его сердце бьётся медленно, но стабильно. Хотя она не спрашивает, я чувствую, как в ней зарождается надежда, поэтому я говорю, что помогу ей. Она обнимает меня, плачет и смеётся одновременно, как не умеют делать эльфы, и я гадаю, что это – её гормоны или человеческие эмоции, которые передал ей отец ребёнка или мой собственный отец.

Пути назад нет. Теперь эта хрупкая на вид эльфийка и её ребёнок занимают все мои мысли. У меня в голове не осталось места для обид и упрёков, поэтому, когда папа выходит из хижины и останавливается в нескольких шагах от нас, я машу ему, будто рада его видеть. Хотя я на самом деле рада, потому что мне понадобится вся помощь, которую можно получить. Прежде всего я должна прояснить им обоим несколько моментов. Я слышу стук ещё одного эльфийского сердца в хижине, но меня не беспокоят их гости и то, что они могут совать нос в мои планы.

– Мы сделаем это по-моему.

Они оба кивают. Отец обнял Эвию за плечи, как бы защищая её, и она придвинулась ближе к нему, принимая эту защиту. Даже не заглядывая в их мысли, я знаю, что они согласятся со всеми моими предложениями. Поэтому я настаиваю, чтобы они внимательно слушали всё, что я говорю.

– Это значит, что я буду принимать решения.

Они кивают, словно игрушечные собачки, которых крепят на панели в машинах.

– Все решения.

Отец напрягается, когда наконец понимает, о чём я. Он слегка поворачивается к Эвии и свободной рукой придерживает её подбородок, словно ожидая, что она может перестать смотреть на него, если ей не понравится то, что она услышит.

– Это значит, что мы не сможем попросить её спасти ребенка или спасти тебя, если ей придётся выбирать.

Эвия отстраняется от него. Мне приходится приложить огромные усилия, чтобы не сопереживать ей. Меня не должны сбивать с курса ни её страхи, ни её страсти, ни её желания. Я делаю вдох, прежде чем продолжить, потому что, как только я скажу то, что хотела, они вздохнут с облегчением, а мне придётся с трудом набирать воздух в лёгкие с каждым вдохом.

– Это значит, что вы не будете подвергать сомнению абсолютно ничего из того, что я сделаю, чтобы спасти вас обоих.

Глава 20

Шрамы

Джону становится лучше. Он вышел из больницы всего пару дней назад, и от аварии почти не осталось никаких последствий, кроме розового шрама, который мне снился последние несколько ночей. С тех пор как я вернулась из леса, я засыпаю, слушая сказки Раймона, записанные на плейер. Мне нужен его голос, чтобы набраться сил. Но я всё ещё просыпаюсь в поту, когда мне снится разошедшийся шрам Джона, через который вытекает похожая на воду прозрачная жидкость без запаха. Но я знаю, что это не вода. Шрам Джона постоянно напоминает мне о том, что я солгала ему, что он мой друг, он заботится обо мне, он честен, а я в ответ скрываю от него то, кем я являюсь. Жидкость, которая просачивается сквозь розовую кожу Джона в моих кошмарах, – это либо наша дружба, либо созданное мной её подобие, которое может закончиться в любой момент. Я надеюсь, что слова Раймона о том, что он охраняет мой сон, всего лишь клише, потому что мне бы не хотелось, чтобы он каждую ночь видел мои кошмары.

Каждый день я хожу к Эвии после школы. Она безропотно принимает келч, который я готовлю для неё, плетёт одеяло из травинок, как мать, ожидающая момента родов с уверенностью, что скоро ребёнок будет с ней. Я почти не разговариваю с папой, потому что не хочу, чтобы он расспрашивал меня, но я знаю, что он очень волнуется. Сегодня утром, когда я уходила в школу, я видела его на опушке леса, а бабушка наконец-то вышла из кухни, так что, думаю, они видятся. Эльф в автобусе следует за мной, куда бы я ни пошла, хотя и на расстоянии. Он просто наблюдает за мной на случай, если я сделаю какую-нибудь глупость. Не исключено, что его мог послать Лиам. Наша