По рукоять в опасности - Дик Фрэнсис

— Когда? Да, кажется, на прошлой неделе.

— На прошлой неделе... Значит, пока вы были еще в клинике?

— Разумеется, пока был в клинике. Подумай хорошенько, Александр, когда же еще? Я чувствовал себя скверно, наглотался всяких лекарств, и еще эти инъекции... Небо казалось мне с овчинку, как говорится. И тут Роберт пришел навестить меня, и вовремя, а то Тобиас Толлрайт уже до смерти надоел мне. И он, Роберт, разумеется, а не Толлрайт, сказал, что на следующий день уезжает в Шотландию на ежегодную охоту и рыбную ловлю, а также на игры, а я подумал, не спросить ли его насчет кубка, и спросил. Он согласился выполнить мою просьбу, но сказал, что ты лучше справишься с этим делом. Я только спросил его, вполне ли можно доверять тебе, а он ответил, что доверил бы тебе свою жизнь.

«Ух ты!» — подумал я. И сказал:

— Какой день был тогда, не помните?

— Точно не помню. Почему ты придаешь этому такое значение?

Болезнь причинила Айвэну немало боли и страдания — все так. Однако не его молотили по ребрам тяжелые кулачищи, не его боднули в лицо головой, и не он в полубеспамятстве летел вниз с горы, ударяясь о камни. Не у него потом трое суток ныло все тело, покрытое ссадинами и синяками, так что приходилось глотать таблетки доктора Роббистона, чтобы жизнь казалась сносной.

В ту пятницу утром я был уже почти в норме. Лишь прикасаться к некоторым местам не стоило, чтобы не причинять себе лишнюю боль."В следующий раз ты у нас завизжишь..." Устроившись поудобней на стуле, я продолжил разговор:

— Вы сказали Пэтси, что я присмотрю за кубком и позабочусь о его сохранности?

— Я хочу, чтобы вы с Пэтси лучше относились друг к другу, — сказал Айвэн, — но нашей семье не везет с детьми. У вас у обоих — и у тебя, и у Пэтси — упрямые характеры. Такой позор, что вы не можете стать друзьями.

— Да, жаль, — сказал я, и это была правда. Я не кривил душой. Мне в самом деле хотелось, чтобы у меня была сестра. — Жаль, что она сказала Десмонду Финчу, будто я украл кубок, а он поверил и везде трезвонит об этом.

— О, Десмонд, — дружелюбно-снисходительным тоном произнес Айвэн, — превосходный человек во многих отношениях. Таких добросовестных людей, как он, в наши дни нечасто встретишь. По крайней мере, все это трудное время я мог быть уверен, что производство и сбыт идут как положено.

— Да, — согласился я.

Прилив хорошего самочувствия, сопровождавший Айвэна в то утро, пошел на спад. Мы тихо сидели вдвоем, и время тянулось так медленно, что порой казалось, будто оно вот-вот остановится. Я спросил у Айвэна, не принести ли ему кофе, но он отказался.

Чуть позже, очнувшись от полудремы, Айвэн заговорил тихим голосом:

— Если бы ты знал, как заботилась обо мне Пэтси, когда я лежал в клинике! Она приходила каждый день. И все там, в клинике, говорили, какой я счастливый отец, что у меня такая любящая, заботливая и красивая дочь... Может быть, она входила и выходила, когда у меня был Роберт, и слышала наш разговор, но я не представляю себе, как ей пришло в голову, что ты украл кубок. Наверное, ты все-таки ошибаешься насчет этого.

— Не волнуйтесь, — сказал я. — Не стоит.

Мать щедро ссудила меня наличными, и я уехал поездом обратно в Рединг и сразу же пошел на фирму «Юнга и Аттли», сыщиков, рекомендованных мне Тобиасом. Какой-то неприятный мужской голос по телефону назвал мне адрес учреждения и назначил время. И вот я в казенном офисе, который без труда разыскал по указанному адресу. Приемная, потом служебное помещение, письменные столы, заполненные какими-то папками и книгами шкафы, компьютеры, вешалка для посетителей. А вот и одушевленный предмет, мужчина примерно моего возраста, в джинсах, грубых черных башмаках, в майке, которая показалась мне не совсем свежей. На черном широком поясе агрессивно блестели металлические пуговицы. Небритый подбородок, коротко стриженные темные волосы, в правом ухе — серьга и на тыльной стороне пальцев обеих рук черными буквами — слово НАТЕ. Такая вот картинка.

— Да? — сказал он, когда я вошел. — Что вам угодно?

— Я ищу «Юнга и Аттли». Я звонил...

— Да, — сказал голос, который я слышал по телефону. — Помню. Юнг и Аттли — партнеры. Вон там, на стене, их фотографии. Кто именно из них вам нужен?

Он показал на две глянцевитые черно-белые фотографии размером восемь на десять дюймов, приколотые канцелярскими кнопками к доске, висевшей на грязноватой стене. Рядом в рамочке я увидел свидетельство, дающее Юнгу и Аттли разрешение на деятельность в качестве частных детективов, хотя, по моему разумению, такого разрешения в Британии не требовалось. Придумано, чтобы произвести впечатление на несведущих клиентов, предположил я.

Мистер Юнг был спокойный, полный достоинства человек в темном костюме, полосатом галстуке и шляпе. Весомость его облика подчеркивали на снимке большие, внушительные усы. Мистер Аттли показался мне очень положительным человеком. Светлый спортивный костюм. В одной руке футбольный мяч, в другой свисток. Ни дать ни взять — школьный учитель, тренирующий детей.

Я отвернулся от фотографий, с трудом удерживаясь от смеха, и сказал, глядя в наблюдавшие за мной плутоватые глаза:

— Я вижу вас таким, какой вы на самом деле.

— Что вы имеете в виду?

— На обеих этих фотографиях вы.

— Какой вы глазастый. Тоб не зря предупреждал меня.

— Я просил его найти для меня честного, хорошего и умеющего хранить тайну детектива.

— Он нашел его. Что я должен делать для вас?

— Где вы изучали свою профессию? — спросил я.

— В исправительной школе. Так, по мелочам... Ну что, нужен я вам или уже нет?

— Умение держать язык за зубами — вот что нужно мне. Нужнее всего.

— Отлично. Это мое приоритетное направление.

— В таком случае вам надо будет кое за кем следить и выяснить, не встретится ли этот кое-кто кое с кем еще, или установить, не знает ли он, где искать других четырех человек.

— Идет, — преспокойно согласился он. — Кто они?

Я нарисовал ему тех, кого надо было найти. Карандаш я успел где-то потерять, и рисовать пришлось шариковой ручкой. Он внимательно рассмотрел все пять портретов: четверых подонков, напавших на меня возле хижины, и Сэртиса Бенчмарка.

Я назвал ему имя Сэртиса и его адрес. Об остальных, сказал я, мне ничего не известно, кроме того, что у них крепкие кулаки.

— Синяк вокруг вашего глаза — их рук дело?

— Да. Они ограбили мой дом в Шотландии, но сами они, судя по их выговору, выходцы из юго-восточной Англии.

— Он кивнул.

— Когда они, так сказать, нанесли вам визит?

— Во вторник утром.

Он назвал свой гонорар, и я уплатил ему за неделю вперед, назвав номер телефона Джеда и попросив обо всем сообщать ему.

— Как мне называть вас? — спросил я.

— Юнгом или Аттли — на ваш выбор.

— Мне больше нравится Юнг и Аттли Аутрейджес.

— Вы такой остроумный, смотрите, не порежьтесь о самого себя.

Уходил я от «Юнга и Аттли» в превосходном настроении.

Последние послеполуденные часы, оставшиеся до наступления вечера, я провел, делая покупки в магазинах. Меня сопровождала мать, платившая за все по кредитной карточке и давно уже смирившаяся с моими расходами.

— По-моему, ты не застраховался на случай кражи твоей зимней одежды, подъемного механизма и красок, — сказала она.

Я покосился на ее профиль, стараясь сдержать улыбку.

Мать вздохнула.

— Я застраховал свой джип, — сказал я.

— И то хорошо.

Вернувшись в дом в Кресчент-парке, я переоделся. Галифе, жакет на подкладке, шлем и защитные очки я должен был вернуть Эмили, как только представится возможность. Айвэну я сказал (предварительно созвонившись с Маргарет Морден), что кредиторы пивоваренного завода оказались сговорчивы и согласились встретиться в понедельник.

— Почему бы тебе не остаться здесь? — спросил меня Айвэн не без раздражения. — Твоя мать была бы очень довольна.

Я не рассказал ему о нападении на меня и об ограблении моей хижины, чтобы не причинять ненужных волнений, а он не допытывался, где и как я схлопотал синяк под глазом. Я нашел такое объяснение необходимости моего отъезда, которое могло бы удовлетворить Айвэна.

— Сам хочет, чтобы я приехал к нему... и вообще... надо как-то решить вопрос с кубком.

Айвэна это устроило. Он кивнул, соглашаясь со мной:

— Спрячь его понадежней. Потом мы втроем обедали. Эдна опять оказалась на высоте. После обеда я пожал Айвэну руку, обнял мать, нагрузился своими сумками и коробками, добрался до вокзала, сел в поезд «Роил Хайлэндер» и проспал всю дорогу до самой Шотландии.

Даже воздух в Далвинни был не такой, как в Лондоне. Это был воздух родного дома, прохладный, свежий, стекающий с гор.

Джед Парлэйн расхаживал взад и вперед по перрону, чтобы согреться, и дул на свои озябшие пальцы. Он помог мне перетащить поклажу в свой автомобиль, сказал, что рад меня видеть, и спросил, как я себя чувствую.