Клеймо Чернобога - Роман Волков

— Так. Ты что, куда-то собрался?

Костя затрепетал.

— Я слышал, кто-то у двери возится, хотел проверить!

Отец придирчиво осмотрел его с ног до головы. Костина версия не внушала доверия, и он благоразумно закрыл дверь, отобрал у сына ключи и прошествовал к себе в комнату, на ходу выговаривая:

— Поскольку машина у нас на, так сказать, техосмотре, а Volvo я гробить по деревенским ухабам не собираюсь, тебе, мой драгоценный юноша, предстоит путешествие в Лугу на ином виде наземного транспорта. Я специально купил в ларьке расписание. Вот, дарю, пользуйся. Кто рано встает — тому Бог подает. И завтра ровно в 10:20 вам предстоит стоять с сумкой на остановке. Так что можешь собирать вещи.

Дико расстроенный Костя бросился себе в комнату к телефону.

— Леха, я не приеду.

— Че такое?

— Я под домашним арестом. Завтра уже с ранья уезжаю. Хотел сейчас смыться, да сорвалось. Отец перехватил меня на пороге. Представляешь?

— Куда едешь?

— К деду.

— А куда?

— В Лужский район.

— Так это ж рядышком. Не в Сибирь же. Мы тебя навестим! И Катринку с собой привезу, мы с ней теперь кореша. Правда, Катрин? Стой-ка, помедленней, во-во. — Леха завозился, до Кости донеслись женские голоса, смех, музыка.

— Спасибо, Леха. Ты…ты настоящий друган. Катрин передавай от меня привет..

— Да забей ты, Костян, какие наши годы? Ну, давай, а то у меня зарядка садится. До связи.

— До связи.

Костя отодвинул занавеску и закурил в темноту. Все, жизнь не удалась. Ну почему его отец тоже не бандит? Словишь пару затрещин и хорошего матерка, а потом — получай бабки и гуляй от души! Как он завидует Лехе! Обнимает сейчас красавиц. Впереди у него целая ночь сказочных удовольствий. Сразу с двумя. Почему такая несправедливость? За что приходится страдать? За что пропадает его молодое крепкое тело и жгучий темперамент? Костя прислонился лбом к прохладному стеклу: «Ах, жизнь, как ты горька!» — глубоко затянулся, выкинул окурок в форточку, задернул шторы и с ненавистью посмотрел на раскиданные по кровати учебники по английскому языку.

Однако Костя, так завидующий своему другу, видимо, сглазил его счастье и безделье. Когда наутро вылизанный Леха милостиво отпустил девушек из своего логова, к нему в комнату пришел отец.

— Опростался? — спросил он, лениво отхлебывая пиво из огромной глиняной кружки.

— Три раза! — довольно ответил парень, обессилено распластавшись на огромной кровати.

— Это хорошо. Ладно, одевайся, идем в зал. Нужно потолковать.

Леха быстро натянул трусы, шорты и майку, и отправился за отцом. Когда они уселись за стол, Сергей Васильевич налил сыну пиво и начал:

— Короче, сын. Пора взрослеть. Если хочешь так и продолжать ни хера не делать до седых мудей, только жрать и баб мацать, то ты очень ошибаешься. Я и так тебе достаточно дал порезвиться, но теперь мне нужна реальная помощь. Как раз первая твоя проверочка к серьезному делу.

— Пап, — взволнованно завопил Леха, — да я давно тебя хотел попросить мне что-нибудь…

— Отлично! Мы с тобой говорили про сыскное агентство, но, сам понимаешь, не все сразу. Твои мечты сбылись. Начнешь с маленького. Мне нужно на пока уехать из России. Не знаю на сколько: там очень серьезное дельце заваривается. В Бразилии. Но это неважно. Смысл такой, что такое же важное дельце остается у меня здесь, меня попросили его сделать целых три очень хороших человека, и если оно будет не выполнено, то мне будет лучше из Бразилии не возвращаться. И сын, я бы очень не хотел, чтобы мою просьбу ты провалил. Я тогда пойму, что к серьезным делам ты неспособен, будешь вон быков с ларьками контролировать.

— А что за дельце?

— Ну, слушай внимательно. Короче, у нас в Питере завелись отморозки. Или отморозок. Детям неславянской внешности, он, в общем, отрубает голову и сливает кровь. И у всех на плече выжигает клеймо со свастикой.

— Скины! Это же скинхеды, да? — Булдырин-старший пожал плечами.

Леха разинул рот, а отец закурил и продолжал:

— Всего ими было убито уже трое подростков, и третьим был Марат, сын Ибаходжиева, директора ресторана «Тринадцать с половиной», важного человека в одной диаспоре, о которой тебе знать не обязательно.

И вот тут я и тебе расскажу подробнее. В газеты ничего не пошло, там за дело взялось ФСБ. Только родители первых детей были простые работяги, а вот у Марата отец — очень известный человек. И кавказцы решили сами восстановить справедливость, тем более, что от ментов с чекистами толку никакого. Чехи тоже, конечно, подумали на скинов. И сразу решили разобраться и всех скинов положить. Но тут, сам понимаешь, взрослые солидные люди, они же не будут за стадионом стенка на стенку мочиться? А перестрелять всех, у кого башка бритая, тоже побоялись, потому что так и впрямь война может начаться. Решили застрелковаться, перетереть.

Вызвали троих главных скиновских авторитетов на серьезную беседу. Те согласились — договорились в каком-то закрытом клубе, где на входе шмонают, чтоб мочилова не было. Ну вот пришли трое скинов, уж лет за тридцать, главного зовут Медведь. А от чеченов назначили разводящим Рамазана Точеного. И правильно сделали: умнейший человек! Просто умнейший, ему уже около семидесяти, а шаробан варит как у ста быков молодых. Сели они друг против друга, стали общаться. А Рамазан, еще когда вором не стал, в морской пехоте служил. Не положено, конечно, но его все равно потом короновали. И он, представляешь, на пиджачок орденские планки нацепил. Сели они за стол, друг против друга, все путем. Рамазан говорит: мои предки, мол, здесь жили еще с Александра III, в Дикой Дивизии служили, а сам две медали «За отвагу» имею. Так что для России пострадал немало. Скины говорят: ну, за эту мазу спорить не будем. Предположим. Тоже нормальные попались, взрослые уже мужики, тоже срока мотали, с понятиями, закон старый знают.

— Пап! А ты тоже там был? Откуда все знаешь-то?

— Не было там меня. Я и на скина не тяну, и на чичика. Потом скажу, ты слушай, не встревай.

Леха быстро закивал и Буль продолжил:

— Ну, Рамазан потом говорит: я все понимаю, и разборки, и когда ваши бойцы молодые там изобьют кого десять на одного, ладно. Или наши орлы ваших подрежут чуточку. Мы за такую ерунду подыматься не будем, пусть молодые тешатся, сами молодые были. А то, что ваши дурачки кричат: иноземцев вон, или наши кто ляпнет: джихад неверным, это все — ерунда. Мы — одна страна, мы деньги зарабатываем, детей растим. И вы тоже. Те говорят: мы — Россия, вы — Чечня, так что спорный вопрос, ну и дальше что.

А Рамазан потом вынимает фотки Марата маленького, живого еще, с игрушками, бросил на стол, а потом его же, только когда в морге уже без головы голого фотографировали. И говорит: а это, ребята, беспредел. И это ни отец мальчонки зарезанного — Казбек Ибоходжиев, никто из наших не простит. Наши молодые, кто погорячей, хотели вообще всех на ножи ставить, да старейшины не дали. А у нас закон такой: старших уважать и слушаться. Русским, кстати, есть чему поучиться. А мы войны не хотим: и так еле-еле мир еще держится. Только виновных вы нам выдайте, кто мальчика зарезал. Исполнителей, бригадиров, и кто команду дал. А если — нет, то уж извиняйте. Наши все за стволы возьмутся.

Скины говорят: а с чего взяли, что наших ребят дело? В Питере по десять убийств в день происходит! Рамазан и показал фотку, где свастика выжжена, кто еще говорит, кроме ваших? Те думали, думали, говорят: ну, что же, не можем поверить, что это наши. Если бы наши, то мы бы первые узнали. Тем более, почерк не наш. Но только про то, чтобы всех наших на пики садить, это уж ребята, перебор. Пики-то у самих найдутся. Если кого наших тронете, мы в ответку сами бойню начнем. Тут Рамазан говорит: не хотим мы войны. На месяц мы наших джигитов уговорили, чтоб вы беспредельщиков выдали, а нет — резня начнется. Дал им инфу, где как, и разошлись.

А Рамазан понимает, что скины скинами, а искать нужно реально, и пошел ко мне в сыскное агентство. Передал нам со Шнырковым все материалы, и говорит: месяц сроку! На расходы денег дал. Но это еще не все. Вторая девочка, что так же убили, дочка шоферюги моего с завода. Он тоже меня попросил разобраться: куда ему еще идти? Я обещал, помогу.

И тут-то, сына, начинается самое интересное. Шнырков — везде пролезет, он и в операх служил, и на шконках в СИЗО парился, все он знает. Пошел в мусорскую, потрещал с кем надо, к чекистам, собрал всю макулатуру, протоколы допросов. Только так ничего толкового и не нарыл. Заслал своих молодых ребят к скинам, втереться в доверие, поспрашивать. А те их сразу раскусили, думали, те — наседки ментовские, отбуцали за все дела, одному три ребра сломали, другому нос и челюсть. Взяли Шнырковские бойцы парочку скинхедов пообщаться с пристрастием, да опять без толку: не знают они ничего. На том расследование и встало. Осталось только три недели. У скинов этих оказалось самостоятельных бригад штук сто, это известных, да неизвестных еще столько же. Я уж сам пожалел, что за это дело мы взялись, только отступать уже поздняк. Да к тому же, сегодня ночью я улетаю.