Мятеж - Александр Афанасьев

– Да нужна она мне... Она в ширину больше, чем в высоту.

– Зато дочь наказного атамана, понимать должен! Впрочем, если не люба, неволить не буду. Девок много и без нее, да и мы не побираемся... Но с какой паненкой приедешь – запорю, вот тебе истинный крест.

Отец снова о чем-то думает, хлопает плеткой по блестящей коже сапог

– И вот что, сын... Батя твой с того мятежа Егория привез за храбрость, а прадед твой, за Вторую Отечественную да за замирение полный бант[33] имел. Так и ты... не азардуй... но и не позорь седин стариковских и род наш не позорь. Казаки не отступают.

– Да понял я, батя...

– Вот и не позорь.

Сын украдкой глядит в сторону сверстников, собравшихся небольшой группой у ограды

– Батя, вы вроде со старшиной погутарить хотели.

– А и забыл зараз... Ты не отходи далеко, приду – погутарим еще...

Старый казак идет давать наказ войсковому старшине, старшему отправляемой из Вешенской на войну команды, а сын с облегчением присоединяется к сверстникам. Им тоже есть о чем погутарить – молодежь направляется от родных куреней на войну.

...Пыхая и ворча дизелем, огромный, с прожектором в носу, угловатый локомотив втаскивает на платформу смешанный состав: часть – вагоны третьего класса, часть – открытые платформы, одно– и двухъярусные, с укутанной брезентом боевой техникой. Это не первая станция, где состав собирает мобилизованных, и поезд заполнен уже на две трети. Старики и опытные, отломавшие службу в горячих точках казаки, рассматривают состав...

– Глянь, кум...

– Чего...

– Да вон, под брезентом идет! Это же саперный танк!

– И чего? Что надо, то и придали.

– Э... нет. Если саперные танки расконсервировали, значит, совсем дрянь дело. Готовятся к штурмовым боям в городах.

– Не к добру, Митрич...

– Вот и я за то же.

Ползут на минимальном ходу вагоны мимо платформы, в окнах – калейдоскоп лиц, шумят, волнуются казаки...

– Тю... Это же Леха со сто восьмой десантной, мы срочку вместе ломали! Леха! Леха, это ж я, Митька Буревой!

– Здорово, казак!

– И тебе не болеть!

– С лейб-гвардии Донского земляки есть?!

– Не, я в восьмой бригаде срочку ломал. Восьмая мотострелковая бригада...

Дав последний гудок, лязгнув стальными суставами, поезд останавливается. Казаки – из числа уже собранных – выкатываются на перрон.

– Где штабной?

– Шестой...

– Шестой – штабной, все слышали?! Шестой!

У штабного вагона – шум, гам, суета: стоянку дали только на сорок минут, и то с большим скандалом, потому как военный поезд не единственный. Сразу несколько офицеров мобуправления решают свои задачи – каждый свою.

– Записываемся, записываемся!

– Продовольственный аттестат, денежный аттестат... Да что ты их в карман суешь, ты проверь, все ли правильно вписано, потом намаешься, ежели ошиблись...

– Пункт боепитания в седьмом вагоне. Всем получить по два боекомплекта[34]. Записываться тоже там.

– Не лезь поперек очереди!

– Казакам с военно-учетными специальностями «механик-водитель», а также с правами на авто или трактор треба подойти и отметиться здесь!

Отдельно, уже в купе, войсковой старшина команды, который теперь становился непосредственным командиром мобилизованных казаков станицы[35] и отвечал за них, разговаривал с офицером ОМУ[36], отвечающим за этот сектор...

– Значит, придаетесь седьмой бронебригаде, старшина. От Ростова пойдете на Брест, пункт выгрузки там. Комбриг полковник Голеватый предупрежден. Этот пакет вскроете там, документы вручите полковнику. Дальше – под его команду. Вопросы?

– Котловое довольствие...

– Вот, получите... сколько у вас?

– Тридцать семь.

– Получите по нормам, питание организовывайте сами. Неофициально – в Ростове уже сообщили кому надо, там шесть часов стоянка. Купцы своего не упустят, все будет в лучшем виде, подъедут прямо к составу.

– Но и сдерут втридорога.

– Они тоже нормы знают. Вот, получите...

Поверх пухлой папки с личными карточками одна за другой ложатся ассигнации...

Мобилизация. Тяжко дышит тепловоз, из скамейки спешно делают импровизированную трибуну, на нее с опаской, не упасть бы только, взбирается станичный атаман, кто-то спешно сует ему в руки мегафон, глохнет на полуслове разухабистая казачья песня с магнитофона. Замирает в ожидании пестрая, взбаламученная толпа.

– Казаки! В Висленском крае, на Востоке снова беспорядки, снова злоумышления, снова льется кровь. Это не первый раз, и наверняка – не последний. Я и сам там усмирял... дважды, и свою кровь там пролил... и скажу я вам, казаки, что легко не будет. Там служили ваши прадеды, деды и отцы – настало время послужить и вам. Не осрамите же казачьей чести, не осрамите родную станицу и седые головы ваших дедов и отцов. Пусть Матерь Богородица будет вам в помощь и заступничество. С нами Бог, казаки!

– С нами Бог, за нами – Россия! – в едином порыве кричат все служивые, что сыновья, что отцы, что деды. Ибо формула эта нехитрая, родная для каждого служивого человека, – вечна.

...Мобилизация... Тяжко пыхтит тепловоз, унося казаков от родных станиц в незнакомую и опасную жизнь. По стальным дорогам Империи толчками течет, течет к западным границам взбаламученная серошинельная кровь.

11 июля 2002 года

Украина

Пункт временной дислокации

Наверное, во всем мире не найдется солдата, не-важно какой армии, который бы за все время своей службы ни разу не был в Сочи. Как это не были – были, были, припомните... еще как были! СОЧи – это Самовольное Оставление Части. Вот-вот, вижу, что вспомнили...

Разбирались с этим по-разному, в армии Российской империи, к примеру, не было биотуалетов – не закупали принципиально, чтобы по возвращении была работа для туристов из Сочи. Имелась и другая работа разной степени сложности – влажная уборка в казарме, чистка картофеля вручную, копание окопа для стрельбы стоя в личное время солдата. В общем, особой трагедии из этого не делали, провинился – ведро или лопату в руки и вперед. Трагедия начиналась тогда, когда к воротам части подкатывала целая процессия в поисках коварного соблазнителя...

Ну и казаки... а что, казаки не люди? Всем тридцати нету, только отслужили, выехали, многие неженатые... да нешто ль казак свое упустит, чтобы на чужбине, на стороне не урвать. Да и у женатых была своя традиция – они как только отъехали, собрались, взяли банку с крышкой, налили туда водки и туда все кольца обручальные свои побросали, а банку запечатали. Чтобы не испортились, значит. Так что когда они к пункту сбора прибыли – женатых там не было. Совсем.

Первый день прошел в привычных заботах и хлопотах. Прибыли под вечер, войсковой старшина нашел командование части, которое уже изволило отходить ко сну, и бесцеремонно разбудил его для представления. Умудрился даже сдать аттестаты на все виды довольствия, чему местный начфин был крайне не рад. Оно и понятно – казаки прибыли одиннадцатого, а если бы он принял у них аттестаты двенадцатого – можно было бы довольствие по всем видам за один день прикарманить. Начфины... они такие, честного днем с огнем не сыщешь. Просто кто-то ворует в меру, а кто-то и без.

Стояли они буквально у самой железнодорожной станции, заняли чистое поле, отгородились контейнерами и боевой техникой, поставив внутри периметра палатки и сборные модули. Стреляли в местном карьере, до ближайшего стрельбища было далече. Технику сняли с платформ, потому что была самая граница – дальше они пойдут уже боевым порядком. О том, что в двадцати километрах отсюда рокош – особо ничего не говорило, если не считать сильного движения по дорогам – беженцы – и повышенных мер безопасности. Цены местные торговцы подняли кто процентов на десять, а кто и вдвое – у кого на что ума и совести хватило. Кому война, а кому...

С утра сдали тест. Пробежать десять километров кроссом с рюкзаком весом тридцать килограммов за плечами, двадцать раз подтянуться и пятьдесят – отжаться. Казаки хоть и молодые были, но некоторые сдали с трудом. Естественно, не без шуток, разжирел, мол, на бабских-то харчах.

Потом проверка оружия и заодно проверка самих казаков на предмет обращения с ним. Надо сказать, что казаки оружие покупали сами, и обязателен был только «казенный» патрон, во всем остальном – полная свобода, лишь бы стреляло да в цель попадало. Оружие молодому казаку покупали в двадцать лет, в день призыва на действительную военную службу, многие так с ним потом и жили всю жизнь, у стариков в загашниках и «федоровки», и «токаревки» хранятся. Оружие для призывных казаков особого значения не имело, брали самое дешевое и прочное, потому-то почти у всех были автоматы Калашникова той или иной модели. Выделялся Петр Ткачев с того берега Дона – ему старший брат из Африки прислал автоматическую винтовку «Эрма» русского заказа с оптическим прицелом, да Мишка Головнин – у него был автомат Коробова с оптическим прицелом. Несколько казаков вместо автоматов – согласно военно-учетной специальности – имели снайперские винтовки. Тут – тоже единообразие, две старые, но ухоженные винтовки Токарева с новомодным ложем с пистолетной рукояткой, да Степка Котов привез с собой старую «СВС-115», даже не снайперскую винтовку, а штурмкарабин, считай. По этому поводу даже с офицером цапнулись... но отстрел винтовки все вопросы снял, то ли стрелок хорош, то ли винтовка, но десять из десяти в черный круг с трехсот метров положил. Еще у некоторых казаков, в том числе и у него, казака первого призыва Тихона Лучкова, были ручные пулеметы разных систем, для огневой поддержки мелких подразделений.