Порою нестерпимо хочется… - Кен Кизи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Как ты ни устал, как ты ни избит, ты переплывешь, ты — здоровый бугай, ты…)
Или я мог бы просто перечислить все ощущения, все образы, ослепительно яркие, запечатленные на века в белой аркаде этих первых прикосновений, первых взглядов, когда клетчатая рубашка расступилась, обнаружив, что под ней нет лифчика; слабый жест сопротивления, когда я стягиваю с ее бедер грубую джинсовую ткань; изящная линия, начинающаяся от кончика ее откинутого назад подбородка, пульсирующая между грудей и спускающаяся к животу, освещенному лучом света из ее комнаты…
(Ты переплывешь, потому что у тебя не хватит сил не сделать этого, повторяю я себе. И еще я вспоминаю мысль, которая пришла мне, когда я уже вылезал из воды: что это не требует никакой настоящей силы… и поднимался по лестнице: в этом нет никакой истинной силы…)
И все-таки мне кажется, что красота этих мгновений лучше всего передается простым повторением — мы занимались любовью. Завершая этим целый месяц быстрых взглядов и сдержанных улыбок, случайных прикосновений — или слишком явных, или слишком тайных, чтобы быть случайными, — и всех других незавершенных признаков желания… и, может, более всего, завершая наше тайное знание об этом обоюдном желании и о сокрушительном росте этого желания… в этом безмолвном внутреннем взрыве, когда все мое напрягшееся тело истекло в нее электрическими разрядами. Соразделенно, завершенно, окончательно; в радостном беге вниз по склону… прыжками… в невесомом полете… постепенно соскальзывая назад… к общепринятой большинством реальности, к робкому поскрипыванию кровати, к ПОСЛУШАЙ собачьему лаю на соглядатайку-луну… к ПОСЛУШАЙ ЧТО? к воспоминанию о странной безумной поступи, которую я, кажется, слышал БЕРЕГИСЬ пугающе близко секунду, час, века тому назад!
К окончательно открытым глазам и виду Вив, покрытой лишь широкими мягкими мазками лунного света, и к осознанию того, что свет в соседней комнате погас!
(Совсем не та сила, в которую я всегда верил, продолжает звучать в моей голове, не та, с которой, как я думал, я могу строить, и жить, и показать, как жить, Малышу…)
Окончательное осознание того, что произошло, пока мы занимались любовью, потрясло меня настолько сильно, что я чуть было опять не выпал в нездешнюю безопасность оргазма. Я был убежден, что ничем не рискую, укрывшись за рекой. Абсолютно уверен в этом. Мне приходило в голову, что он может вернуться, а мы еще не закончим. Но он бы все равно должен был быть на другом берегу. И ему пришлось бы кричать, чтобы переправили лодку. И я бы погнал ее к нему. Конечно, у него могли возникнуть подозрения — я один в доме с его женой все это время, — я бы сказал, почти уверенность. Но это «почти» и было то, чего я добивался, то, на что я рассчитывал. Конечно, я не предполагал, что он переплывет реку и прокрадется по лестнице, как тень в ночи. Что он опустится до подглядывания за мной! Мой брат — Чудо-Капитан, как сводник, подсматривающий в замочную скважину? Брат Хэнк? Хэнк Стампер?
(Нет, в этом нет истинной силы, это всего лишь различные степени слабости…)
Я лежал, парализованный ужасом, рядом со все еще не пришедшей в себя Вив. И в голове у меня с академической беспристрастностью звучало: «Вот как он узнал, что я подсматриваю: при погашенном там свете из моей комнаты пробивался точно такой же луч, который временами заслонялся чем-то плотным, вроде моей головы. Как глупо с моей стороны». А внутри гораздо более громкий голос вопил: БЕГИ, ИДИОТ! БЕРЕГИСЬ! СПАСАЙСЯ, ПОКА ОН НЕ НАБРОСИЛСЯ НА ТЕБЯ ПРЯМО ИЗ-ЗА СТЕНЫ! НА ПОМОЩЬ! БЕРЕГИСЬ! ПРЯЧЬСЯ! ПРЫГАЙ!.. словно стена должна была вот-вот обрушиться и обнаружить за собой покачивающееся чудовище, от которого мне надо было прямо нагишом нырять в холодную луну, в фонтане кристальных брызг обрушиваясь в грязную жижу… ПРЯЧЬСЯ! БЕРЕГИСЬ! БЕГИ!
Однако постепенно, по мере того как проходил первоначальный шок, помню, меня охватило чувство злорадного восхищения такой удивительной удачей: изумительно… а почему бы и нет? Эта победа выходила за рамки моих самых безумных желаний, месть — за гранью самых злобных козней. «Могу ли я? — сомневался я. — Имею ли право? Да… не уступай ни дюйма, как говорится…»
— Никогда еще, — выдохнул я, не давая себе лазейки к отступлению, — никогда за всю свою жизнь, — не громко, но вполне слышно, — со мной не было такого.
Она восхитительно подхватила мою тональность:
— Со мной тоже. Я не знаю, Ли… потрясающе.
— Я люблю тебя, Вив.
— Я не знаю. Мне раньше снилось… — Ее пальцы скользят по моей спине и замирают на щеке. Но меня этим не отвлечешь.
— А ты любишь меня, Вив? — Я слышу, как за стеной замирает дыхание. Я чувствую, как от напряженного вслушивания гудит пространство.
— Я тоже люблю тебя, Ли.
— Может, это звучит совсем некстати сейчас, но я не могу без тебя, Вив: я очень тебя люблю, и я совершенно не могу без тебя.
— Я не понимаю. — Она умолкает. — Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты уехала со мной на Восток. Чтобы ты помогла мне кончить школу. Нет. Гораздо больше: чтобы ты помогла мне кончить жизнь.
— Ли…
— Ты как-то сказала, что мне нужно не что-то, а кто-то. Так этот кто-то — ты, Вив. Без тебя я ничего не смогу. Правда.
— Ли… Хэнк… то есть я…
— Я знаю, что ты привязана к Хэнку, — поспешно обрываю ее я: началось, и теперь ничего не оставалось, как идти до конца. — Но разве ты нужна Хэнку? Я хочу сказать, Вив, он может обойтись без тебя, и мы оба это знаем. Разве нет?
— Ну, если уж на то пошло, Хэнк, наверное, может обойтись без всех, — шутливо замечает она.
— Да! Может! А я не могу. Вив, послушай! — Я с жаром вскакиваю на колени. — Что нам может помешать? Только не Хэнк: если ты попросишь у него развод, он даст его. Он не станет тебя здесь удерживать насильно!
— Я знаю, — все так же весело отвечает она, — он слишком горд для этого; он отпустит меня…
— Он слишком силен, чтобы это могло его ранить.
—
